Путешествия в прошлое и будущее - Обручев Владимир Афанасьевич - Страница 41

Вокруг временного деревянного здания над шахтой уже началось возведение постоянного каменного; оно состояло из стального "скелета", промежутки которого закладывались бетоном; части этого скелета также были заказаны в Японии и должны были прибыть с первыми пароходами; пока же клали фундамент и готовили бетон.

По соседству с огороженной площадью вытянулся ряд бараков, образовавших уже длинную улицу, шедшую от шахты к реке; в них помещались рабочие. Днем, когда все были на работе, а ночная смена спала, здесь было тихо и пустынно. Только в полдень, когда протяжные свистки лесопилок и землечерпалки возвещали об обеденном перерыве, сюда стекались со всех сторон ручейки и ручьи рабочих, спешивших в бараки; гортанный говор, смех и возгласы висели в воздухе, пока вся толпа не исчезала в дверях. Через открытые окна доносился шум разговоров, стук ложек; затем на некоторое время гул замирал — рабочие ложились на нары поспать полчаса, пока вторичные свистки не вызывали опять поток людей на улицу. Но на работу ручейки текли медленно, часто запруживаясь в озера. Под вечер из бараков выползали на улицу рабочие, собиравшиеся идти на ночную смену; их было значительно меньше, так как многие работы — на канавах, в лесах, в каменоломнях — производились только днем. На некоторых спешных постройках, где на небольшой площади сосредоточивалось много людей, были поставлены керосино-калильные фонари, здесь работали и ночью. В ожидании свистка ночная смена собиралась на улице в кучки; усевшись на корточках в кружок, рабочие курили свои длинные трубочки и обменивались новостями.

После свистка улица опять наполнялась гулом и говором, в многочисленных окнах загорались огни, но толпа не так спешила на ужин, и шум продолжался все время. После ужина черед открытые окна еще долго доносились разговоры, монотонные песни, звуки струнных инструментов, а на улице сновали, бродили, стояли или сидели на корточках люди, отдыхавшие после трудового дня.

В шахте работали исключительно горнорабочие, выписанные из Японии; они сменялись три раза в сутки — в 8 часов утра, в 4 часа дня и в полночь — и работали без перерывов. Им был отведен отдельный барак, возле которого всегда были люди из отдыхавших смен; но их было немного, и они не нарушали общей картины жизни улицы.

С другой стороны огороженной площади, по направлению к склону гор, были расположены бараки служащих и дома инженеров, также вытянувшиеся в улицу; здесь жизнь шла равномернее, видны были дети, женщины. Но утром, в обед и вечером, когда служащие шли на работу или возвращались домой, эта улица также значительно оживлялась. С третьей стороны площади находилась главная контора постройки и позади нее несколько больших складов. Здесь всегда было шумно и оживленно; приходили и уходили люди, привозили тюки и ящики, разгружали, нагружали, толпились нанимавшиеся или рассчитывавшиеся рабочие, сновали служащие, артельщики, подрядчики. В конторе щелкали счеты, стучали пишущие машинки, шли разговоры на различных языках.

Местность, еще в последних числах марта совершенно пустынная, в конце апреля, когда весна была в полном разгаре, представляла собой уже целое селение с несколькими тысячами жителей, росшее с каждым днем, по мере развития работ.

К середине мая шахта достигла уже 100 м глубины и врезалась на 50 м в скалу, залегавшую под толщей древних наносов речной террасы.

За каждые 20 м рабочим выдавалась премия, чтобы побудить их к наиболее интенсивному труду. Получив сведения, что сотый метр закончен, Ельников предложил Фролову спуститься вместе с ним в шахту. Последняя уже не была открытой зияющей ямой, как в начале работ. Она была скрыта под железным колпаком с тремя дверьми, открывавшимися в различные отделения — подъемных клетей, насосов и вентиляционное; в последнем были также лестницы. Рядом с колпаком расположилась, поблескивая гигантскими стальными шатунами, кривошипами и цилиндрами, огромная подъемная машина, установка которой только что была закончена. До сих пор подъем добытой из шахты породы производился посредством конного ворота, а люди спускались и поднимались по лестницам, что с увеличивавшейся глубиной становилось все более утомительным и отнимало часть рабочего времени. Ночью ворот был убран, подъемная клеть, в которой помещалось два вагончика, заменила железные бадья, и ждали только прибытия Ельникова, чтобы привести в движение части гиганта, покоившегося еще безмолвно на своем прочном фундаменте. Два стальных каната поднимались прямо вверх над колпаком шахты, перекидывались через большие шкивы, висевшие под крышей надшахтного здания, и спускались к огромному барабану, находившемуся в стороне, рядом с машиной; они навивались на барабан, словно кольца змей, блестевшие мелкой чешуей.

Ельников и Фролов осмотрели машину и затем, сопутствуемые дежурным инженером, направились к колпаку; перед ними открылась железная дверь, и они вступили на площадку клети, освещенную электрической лампочкой; вслед за ними рабочий вкатил по рельсам пустой вагончик, двери захлопнулись, инженер нажал кнопку звонка к машинисту, клеть слегка вздрогнула и стала падать вниз, бесшумно скользя по хорошо смазанным направляющим брусьям.

— Ух! — произнес Фролов, не привыкший спускаться в шахты и никогда не пользовавшийся лифтами из-за неприятного ощущения в сердце при стремительном движении вниз.

— Что, сердце обрывается? — засмеялся Ельников. — А между тем нас спускают со скоростью не более 2 м в секунду. Когда шахта достигнет 1000 м глубины, придется увеличить скорость до 5 — 6 м в секунду, чтобы не тратить слишком много времени на спуск и подъем.

— А что если клеть оборвется?

— На этот случай у нее есть автоматические тормоза, которые впиваются в направляющие брусья и останавливают клеть на протяжении 1 — 2 м. Но толчок, конечно, будет чувствительный. Впрочем, при правильном уходе и тщательном надзоре за исправностью канатов это не может случиться.

Между тем клеть летела вниз, и через густую сетку, окружавшую ее и не позволявшую высунуть даже палец, можно было различить, как с одной стороны мелькают кольца чугунной крепи шахты, а с другой — листы обшивки вентиляционного отделения. Во избежание пожара, грозившего самыми пагубными последствиями и для людей и для успеха работы, внутри шахты совершенно не было дерева, за исключением обшивки направляющих брусьев, где оно было необходимо для успешного действия тормозов клети.

По мере спуска глухой шум, доносившийся снизу, становился все сильнее и наконец достиг таких размеров, что Фролов, хотевший что-то спросить, не расслышал собственного голоса.

— Мы прибыли! — прокричал ему на ухо Ельников. — Спуск продолжался ровно одну минуту.

Инженер отворил дверцы клети. Одновременно открылись двери железного ящика, внутри которого клеть остановилась.

— С благополучным прибытием! — поздравил штейгер, показываясь в дверях.

Все трое вышли и очутились на железной платформе, подвешенной на высоте 6 м над дном шахты; она играла роль щита, защищавшего клети, обшивку шахты и ее отделений от повреждения осколками камня, которые взлетали при взрывах со дна. По мере углубления шахты она опускалась вниз, а над ней наращивали крепь, насосные и вентиляционные трубы, так что работа шла одновременно и на дне шахты и над платформой. Возле люка в платформе стояла лебедка, посредством которой глыбы камня, добытые на дне шахты, поднимали вверх и нагружали в вагончики клети. Дуговой фонарь ярко освещал платформу и поднимавшиеся вверх брусья направляющих, которые вскоре, впрочем, исчезали во мраке ствола шахты. Вдоль стен два десятка слесарей заканчивали сборку звеньев недавно поставленного кольца крепи, соединяя их болтами.

Толстый резиновый шланг насоса и вентиляционная труба проходили сквозь пол платформы вниз. Лебедка вертелась взад и вперед, и то и дело в люке возле нее появлялись небольшие железные бадьи, из которых щебень и глыбы горной породы высыпались прямо в вагончик.