В преддверии философии. Духовные искания древнего человека - Якобсен Торкильд Петер Рудольф - Страница 32

К этой дискуссии относится ряд вопросов, на которые мы еще не ответили. Они имеют отношение к нравственным задачам государства, лежащим вне аспекта государства как собственности. Эти проблемы включают цели личной и общественной жизни и нравственные различия между добром и злом. Займемся некоторыми из этих вопросов.

Мало кто станет возражать против выводов, изложенных нами в двух предыдущих главах: о том, что древний египтянин рассматривал вселенную, в которой он существовал, в терминах своего непосредственного окружения и опыта, и о том, что государство было вверено божественному фараону с тем, чтобы он управлял им и кормил его, подобно тому как пастух пасет свое стадо. Теперь же нам предстоит определить, какие ценности искал древний египтянин в жизни. Если верен наш тезис о том, что человек был существенной частью единосущной вселенной и что поэтому внечеловеческие явления мерились по нормам человеческой жизни, то нам необходимо выяснить, какие же нормы человек устанавливал для себя. Здесь мы вплотную подходим к настоящей проблеме спекулятивной мысли: для чего я существую? Здесь невозможно придумать одно удобное обобщение, могущее охватить всю историю двух тысячелетий. А те обобщения, которые можно было бы сделать, не найдут должного отклика среди других ученых, ибо, оценивая чужое мировоззрение, мы неизбежно исходим из своих собственных взглядов. Наши заключения о природе фактов могут быть чрезвычайно точными, но в том, что касается оценки этих фактов, мы неизбежно навязываем свои собственные представления.

Каковы были цели жизни? Для того, чтобы нарисовать отчетливую картину возможных ответов на этот вопрос, совершим путешествие в Египет и посетим две усыпальницы¹. И та и другая представляют собой гробницы египетского визиря, этого высшего чиновника страны, первого заместителя царя. Возле Ступенчатой пирамиды в Саккаре мы входим в гробницу визиря Древнего Царства, человека, жившего около 2400 г. до н. э. Залы буквально набиты и переполнены энергичными сценами, изображающими жизнь и свидетельствующими об исключительной жажде жизни. Визирь бьет острогой рыбу, в то время как его слуги загоняют ревущего бегемота. Визирь наблюдает за тем, как арканят и забивают скот, как пашут и собирают урожай, наблюдает за работой плотников и медников в их мастерских и за постройкой лодок для его собственных похоронных обрядов. Он руководит суровым наказанием виновных в неуплате налогов и наблюдает за играми детей. Даже во время отдыха, например слушая, как его жена играет на арфе, он производит впечатление человека огромной энергии, готового броситься в дело. Весь рассказ этой гробницы посвящен деятельной, бездуховной жизни. Это — его памятник на века, таким он хочет остаться в памяти людей, такова та хорошая жизнь, которую он хотел бы продлить навечно.

Покинув эту гробницу, пройдем несколько сотен ярдов, отделяющих ее от гробницы визиря позднего периода, человека, жившего около 600 г. до н. э. Восемнадцать сотен лет принесли невозмутимость, благочестивое спокойствие. Здесь мы не увидим ни жизнерадостного вельможу, ни ревущего бегемота, ни кувыркающихся детей. Стены покрыты ритуальными и магическими текстами. Есть несколько скучных, манерных изображений визиря, застывшего в молитвенной позе перед богом мертвых. Есть несколько иллюстрирующих текст виньеток, с изображением подземного мира и живущих там духов. Жизнь нашего мира полностью отсутствует; единственная забота этого человека — погребальные службы и мир мертвых. Его памятник на века сосредоточен на загробном мире, а не на этой жизни. Добро для него заключается в магии, обряде и благосклонности его бога.

Такова стоящая перед нами проблема. На одном полюсе — интерес к жизни, деятельности, вещественному миру; на другом — внимание к смерти, покою, религии. Ясно, что мы должны перекинуть мост через эту пропасть и что наша дискуссия должна быть историчной, с тем чтобы показать переход от одной стадии к другой. Перед нами предстанут два основных периода египетской мысли — древние времена, воинственные и оптимистические, и времена поздние, смиренные и преисполненные надежды, а между ними — долгий переходный период. Это было подобно урагану, когда вначале сильные ветры дуют на восток, затем наступает мертвый период изменчивого равновесия и, наконец, ветры столь же сильно дуют на запад. Древние ветры, дующие на восток, были радикальными и индивидуалистическими; поздние, дующие на запад — консервативными и общинными. Но, как мы уже сказали, все зависит от того, кто анализирует тенденции; другие ученые рассматривают раннюю тенденцию как согласие с коллективными формами, а позднюю — как внимание к личному благоденствию. В дискуссию неизбежно вовлекаются религиозные, политические и социальные предубеждения исследователя.

Появление Египта на свет истории представляется явлением совершенно неожиданным, символизирующимся внезапным возникновением каменной архитектуры высочайшего технического совершенства. Доктор Брестед когда-то представил этот блестящий расцвет в таких словах: «В Каирском музее вы можете остановиться у массивного гранитного саркофага, некогда содержавшего в себе тело Хуфу-онеха, зодчего, построившего Великую Пирамиду Гизы. Давайте мысленно проследуем за этим древним архитектором на пустынную равнину, раскинувшуюся за деревней Гиза. Тогда это была голая пустынная поверхность, отмеченная лишь там и сям развалинами нескольких небольших гробниц далеких предков. Самая древняя каменная постройка в те времена была воздвигнута прадедом Хуфу-онеха. Лишь три поколения зодчих по камню предшествовали ему… Должно быть, существовало лишь немного каменщиков, немного людей, разбиравшихся в технике строительства из камня, когда Хуфу-онех впервые пришел на пустынную равнину Гизы и разгородил участок земли для Великой Пирамиды. Вообразите себе бесстрашие и отвагу человека, приказавшего своим землемерам выложить квадратное основание с длиной каждой стороны 755 футов!.. [Он знал, что] потребуется около двух с половиной миллионов каменных глыб весом в две с половиной тонны каждая, чтобы покрыть эту площадь в 13 акров горой каменной кладки высотой в 481 фут… Поэтому Великая Пирамида Гизы — важнейший документ в истории человеческого разума. Она явственно раскрывает ощущение человеком верховной власти в его триумфе над материальными силами. Повелевая материальными силами, инженер фараона добился бессмертия для себя и для своего государя»².

Эта яркая картина иллюстрирует внезапный подъем энергии и жажды деятельности и достижений, характерной для Египта эпохи Древнего Царства. К этому же периоду относится ряд высочайших интеллектуальных достижений Египта — таких, как философия «Мемфисского богословского трактата», которую мы разбирали выше, и научный подход, отраженный в Хирургическом папирусе Эдвина Смита. Напрашивается вопрос: кто были предшественники этих сильных и отважных людей? Трудно признать их в скромных жителях додинастического Египта. И все же, как нам кажется, это не причина, чтобы считать, что эти высокие достижения привнесены завоевателями. Это попросту значило бы объяснять неизвестное через еще более неизвестное. Порой человеческий дух парит в головокружительном полете там, где культурная эволюция, казалось бы, должна тащиться тяжелой поступью. Есть достаточные основания полагать, что этот внезапный мощный подъем был чисто местным явлением, возможно возникшим под влиянием подобных открытий, сделанных в Месопотамии. Причины такого внезапного скачка неясны. Это была революция, внезапный расцвет медленного развития, происшедший под влиянием некоего неясного стимула. Можно утверждать, что стабильность общества и государства, сделавшая возможным появление египетских династий, предъявляла индивидууму новые требования. Детализация функций привела к более эффективной организации людей. Один человек занимался зодчеством, другой был резчиком печатей, третий — писцом. Ранее, в более примитивном обществе, эти функции были побочными занятиями; теперь же ини были достаточно важными, чтобы стать профессиями, ((вызвали аккумуляцию талантов, которые прежде незаметно созревали. В течение многих столетий египтяне медленно набирали силу в своей долине Нила, пока не пробил их час, когда они воспряли с поражающей нас внезапностью. У самих египтян тоже было ощущение чего-то необыкновенного. Они почувствовали себя способными на великие свершения. Материальный успех был для них первой целью хорошей жизни.