В преддверии философии. Духовные искания древнего человека - Якобсен Торкильд Петер Рудольф - Страница 30

Однако существовала и постоянная уверенность в том, что справедливость есть нечто большее, нежели простое и беспристрастное соблюдение правил, что она заключается в том, что-бы делать больше предписываемого. Наиболее пространное рассуждение о справедливости ссылается на божественный закон, отождествляя справедливость с добродетелью: «Ведь правда пребывает до века, она нисходит вместе с тем, кто поступает в соответствии с ней, в преисподнюю, когда совершается его погребение. (И) когда он предан земле, его имя не изглаживается на земле; его вспоминают за добрые дела. Таково предписание Слова Божия»⁵¹. Автор связывал справедливость с золотым правилом, предписывающим делать другим то, что можно ожидать от них. «Делай (добро) тому, кто делает (добро), для того, чтобы он (снова) делал (его). Это означает: благодарить человека за то, что он делает; это означает: отвести удар прежде, чем он будет нанесен»⁵². Развивая мысль еще далее, автор осуждал несправедливость как нечто, заключающееся лишь в минимальном исполнении долга, как если бы паромщик настаивал на плате, еще не перевезя пассажиров через поток. Обращаясь к равнодушному судье, он говорил: «Ведь ты [подобен] перевозчику, который переправляет (только) того, кто имеет плату за перевоз, человеку честному, у которого честность хромает»⁵³. Такая бездушная власть, которой не хватало отеческого благоволения, была в действительности отсутствием власти: «Ведь ты подобен городу без правителя, кораблю без капитана, шайке без вожака»⁵⁴. В текстах настойчиво подчеркивалось, что правитель должен творить суд, считаясь с человеческими нуждами, а не на основе корыстных соображений. Вдумчивое осознание ситуации, способность властно приказывать и неуклонная справедливость составляли три главных атрибута власти, а подлинное правосудие включало в себя элемент милосердия.

Пожалуй, нам достаточно указать всего лишь один текст, который подытоживает сочетание благосклонности и силы, характерное для хорошего правления, осуществляемого царем. Это — инструкция, которую высокий чиновник оставил своим детям⁵⁵. «Преклоняйтесь перед царем Немаатре, живущим вечно, и сообщайтесь с его величием сердцами вашими. Он — познание в сердцах ваших, ибо глаза его отыскивают всякого. Он — Рэ, чьи лучи дают зрение, он — тот, кто освещает Обе Земли ярче, чем (это делает) солнечный диск. Он — тот, кто делает землю зеленее, чем (это делает) разлив Нила. Он наполнил Обе Земли силой и жизнью. Ноздри застывают, если он склоняется к гневу, поэтому он спокоен, чтобы можно было дышать. Он дает пропитание тем, кто следует за ним. Царь есть ка и его уста — изобилие, это означает, что он созидает то, что необходимо создать».

Отождествление царя с ка, как с созидательным и производящим началом, заслуживает краткого пояснения. Ка было той отдельной частью личности, которая планировала и действовала для остальной части личности. В изобразительном плане ка показывалось в виде рук, протянутых для поддержки и защиты. Оно рождалось вместе с человеком в качестве тождественного близнеца, сопровождало его на протяжении всей жизни в виде поддерживающей, созидательной силы и предваряло его в смерти для того, чтобы подготовить ему успешное существование в загробном мире. Трудно предложить краткий перевод этого понятия; впрочем, нам нравится термин «жизненная сила», который используют некоторые авторы. В другом месте о царе опять говорится: «Ка добрый, делающий праздничными Обе Земли, творящий пропитание всей страны»⁵⁶. Таким образом, правитель рассматривался как конструктивная жизненная сила Египта, созидающая и поддерживающая его.

Вернемся к нашему тексту: «Он — Хнум для всякого, создатель, созидающий людей. Он (величественная богиня) Бастет, что охраняет Обе земли, (но) тот, кто поклоняется ему, избегнет руки его. Он (карающая богиня) Сехмет для того, кто нарушит его повеление, (но) он мягок с тем, кто находится в затруднении». В этих двух последних формулировках мы находим характерный баланс покровительства и силы, наказания и великодушия. Текст заканчивается внушительным напоминанием, что верность царю означает жизнь и успех, а неверность означает гибель. «Сражайтесь во имя его, будьте чисты для жизни его, и вы будете свободны от всякого греха. Тот, кого царь возлюбил, станет блаженным (духом), но не найдется гробницы для того, кто восстанет против его величия: тело его будет выброшено в воду. Если вы будете поступать так, тела ваши будут здоровы. (Поэтому) поступайте так всегда».

Правитель не только был постоянно побуждаем к тому, чтобы сдвинуться в направлении положительного полюса правосудия, но и в той же мере к тому, чтобы отдалиться от негативного его полюса, заключающегося в использовании власти по произволу. Наказания за нарушения правил были, конечно, необходимы, однако в той же мере было необходимо удерживать от излишнего применения силы. «Остерегайся карать неповинного. Не убивай — бесполезно это тебе. Наказывай битьем и заточением, и порядок воцарится в стране». Единственное преступление, заслуживающее смертной казни, — государственная измена. «Казни только мятежника, чьи замыслы обнаружены, ибо ведом богу злоумышляющий, и покарает его <бог кровью его»⁵⁷.

Наше изложение было посвящено идеалам хорошего правления, олицетворенным в личности царя. Только из протестов мы узнаем, что на практике существовала ситуация, при которой царь был вынужден передать власть и руководство другим лицам и при которой развитие государства вело к образованию корыстной и продажной бюрократии. Вообще говоря, мы могли бы оставить этот вопрос без внимания, так как эта глава посвящена функциям государства, как они понимались людьми, а функции эти суммированы в идеалах, установленных для хорошего правителя. Но было бы несправедливым оставить у читателя впечатление, что египтяне были настолько преданы законам, что успешно применяли их на практике. Власть подвергалась постоянному дроблению, разбивалась на второстепенные должностные функции и должностных лиц, до тех пор пока низшие чины не оказывались далеко отодвинутыми от бога-царя> воплощавшего добрые начала правления.

В стране, где должности множатся, далеко выходя за пределы личной подотчетности, целью становится синекура, обеспечивающая потенциально высокие доходы. До нас дошло много древнеегипетских документов, убеждающих молодого человека стать писцом или государственным служащим, так как это работа почетная, чистая и легкая. «Помести писания (или: письмо) в сердце свое, и будет защищено тело твое от работ всяких и ты будешь чиновником превосходным»⁵⁸. Другие виды деятельности были обременительны: «…кроме писца! (Ведь) это он взимает оброки (букв: правит работой, подразумевается, подлежащей сдаче в казну) со всех и каждого, тогда как ему засчитывается работа письмом и нет у него никаких налогов»⁵⁹.

Этому внутреннему пренебрежению к ответственности сопутствовало ощущение, что служба должна обеспечивать побочные доходы. До нас дошел трогательный рассказ о бедном человеке, попавшем в суд без поручителя; судья занимается вымогательством у него, и он слышит крик: «Серебро и золото для писцов!.. Одежды для служителей!»⁶⁰. В такой ситуации он вполне мог вскричать: «Вор, разбойник, грабитель — вот кто (эти) сановники, поставленные для того, чтобы бороться с несправедливостью. Прибежище для насильника — вот кто (эти) сановники, поставленные для того, чтобы бороться с ложью!»⁶¹. Под давлением циничных и продажных чиновников простой человек стонал: «Будет страна мала, а ее руководители многочисленны; она будет опустошена, хотя ее доходы велики. Зерна будет мало, а мера велика, и будут его отмерять с излишком»⁶².