В преддверии философии. Духовные искания древнего человека - Якобсен Торкильд Петер Рудольф - Страница 27

Третья группа официальных титулов фараона представляет его воплощением бога Гора, сокола, чьей божественной областью были небеса. Как и в случае с первыми двумя видами титулов, «Сыном Рэ» и воплощением божеств Обеих Земель, отождествление с Гором, по-видимому, сделало фараона царем всего Египта. Как именно это произошло, мы точно сказать не можем. Правда, в мифах указывается, что Гор сражался за обладание властью, принадлежавшей его умершему отцу, богу Осирису, и выиграл битву. Таким образом он стал живущим царем, унаследовавшим умершему царю, Осирису. Каждый живущий царь был Гором, каждый мертвый — Осирисом. Но нам, современным людям, хотелось бы примирить идею царствующего Гора, сына и наследника Осириса, и идею «Сына Рэ», царствующего наследника бога солнца. В соседних строках одного и того же текста фараон называется сыном Осириса, происходящим от тела Исиды, и утверждается, что Рэ породил его величество²¹.

Опять-таки нам, возможно, не следует разъединять идеи, которые дополняли друг друга и тем самым придавали трону дополнительную мощь. Возможно, что мы сосредоточили свое внимание на двух различных аспектах божественности фараона. Титул «Сына Рэ» подчеркивает историю физического рождения царя как бога, а титул «Гор» подчеркивает его божественные полномочия властвовать во дворце в качестве бога, которого божественный суд облек царской властью. Как бы то ни было, Гор правил всей страной, а не одной ее частью. Все титулы учили, что только один человек может господствовать над всем Египтом на правах божества.

Божественная личность фараона была слишком священна, чтобы к нему можно было обратиться непосредственно. Простой смертный не обращался «к» царю, он говорил «в присутствии» царя. Чтобы избежать прямого обращения к нему, использовались всевозможные околичности: «да услышит твое величество» вместо «услышь» и «было приказано» вместо «он приказал». От одной из таких перифраз, пераа, «Великий дом», происходит наше слово «фараон», примерно таким образом, как мы сейчас говорим: «Сегодня Белый Дом объявил…»

Не совсем ясно, сопровождалось ли это стремление избежать словесного контакта с внушающей трепет величественностью параллельным стремлением избежать физического соприкосновения с царской личностью. Существует, правда, несколько темный рассказ о придворном, которого коснулся церемониальный жезл царя, после чего царь твердо заверил его, что, несмотря на это прикосновение, тот не пострадает. Простого удара палкой недостаточно, чтобы оправдать возвеличивание этого рассказа до такой степени, чтобы высечь его на стене гробницы. Предполагается, что вредоносная сила царского величия была так ужасна, что пришлось заклясть ее царскими словами²². Возможно, лично мы переоцениваем этот текст, так как нам было указано, что царские заверения могут быть скорее извинениями, нежели снятием порчи. А царские извинения могут быть достаточным знаком внимания, чтобы оправдать запись о происшествии на стене гробницы.

Другой пример столь же неясен. Эта поздняя история описывает забавный, несколько загадочный случай. Тень зонтика иностранного принца упала на египтянина, которого шутливо предупредили, чтобы он остерегался, ибо его коснулась тень фараона Египта. Это как будто означает, что такая сокровенная часть царской личности, как тень, была слишком преисполнена святости, чтобы человек мог ее коснуться²³. Если это так, то тело царя тоже было опасно для простого смертного. Но у фараона, безусловно, были личные слуги и телохранители, и должны были существовать способы избавить их от гибельной силы царского величия. Первым правилом, безусловно, было правило, по свидетельству Диодора (1.70), заключавшееся в том, что царские слуги избирались из высших классов, близких к царю по крови. Второе правило должно было заключаться в том, что у других богов были личные слуги, заботящиеся об их самых сокровенных нуждах, и поэтому божественный царь также имеет слуг, которым разрешено заботиться о его особе и которым не причиняет вреда контакт с божеством. Знаменательно, что один и тот же эпитет, «имеющий чистые руки», применялся и к жрецам, служившим богам, и к личным слугам царя.

Поскольку имеющиеся у нас свидетельства о физической неприкосновенности царя скудны, нам хотелось бы привести несколько дополнительных моментов, ни один из которых, правда, не решает исхода дела. Некоторым лицам предоставлялся открытый доступ к царю, и на них не распространялась гибельная сила святости. Возможно, именно это подразумевали титулы «Единственный друг», «Тайный Советник утреннего дома», «Тот, кто рядом с царем» (букв.: под головой царя). Некоторым привилегированным лицам милостиво дозволялось целовать царскую ногу, а не просто землю перед фараоном (Urk. I, 41; 53; BAR, I, 260). Змея-урей на царском челе была волшебницей, изрыгавшей огонь. Она защищала царскую персону от приближения не уполномоченных на то лиц. Вопрос о том, складывались ли все эти моменты в учение о неприкосновенности фараона, остается для нас открытым.

Подобно тому, как особа царя находилась, предположительно, под опасным для жизни высоким напряжением, так и его величественные обязанности предполагали познания и способности, выходящие за пределы обычных человеческих возможностей. Как сказал один из его министров: «Вот Его Величество знает (все) свершающееся (в мире), и нет ничего, чего бы он не ведал, совершенно, (ибо) это (бог мудрости) Тот во всем (решительно) и нет дела, которое бы он не знал исчерпывающе»²⁴. Или лебезящие перед ним придворные говорили ему: «Ты подобен Рэ во всем том, что ты совершил. Что бы ни возжелало сердце Твое, входит (в жизнь, становится реальностью). Если полюбится тебе план ночью, на рассвете он уже осуществляется спешно. Мы видели множество из чудес твоих с того времени, как воссиял ты царем Обеих Земель. Мы (даже и) не слышим, и очи наши не видят, тем не менее все решительно осуществляется»²⁵.

Это было чем-то сверхчеловеческим; это было тщательно охраняемой тайной царской власти. В период, когда государство было ниспровержено, власть рухнула и наступила анархия, думали, что именно овладение этой «тайной» привело к нечестивому распаду божественной власти: «Смотрите, горстка невежд посмела лишить страну царских останков!.. Смотрите, тайна страны, пределы которой неведомы, стала достоянием черни. Царская гробница осквернена за какой-то час… разглашены тайны царей Верхнего и Нижнего Египта»²⁶.

Мы, современные холодные аналитики, считаем учения о божественности, вредоносной силе величия и тайне египетского царя обычными пропагандистскими приемами, которые должны укрепить личность человека, несущего единоличную ответственность за государство. Но их нельзя отбросить по этой причине. Они обладали реальностью длительного успеха. В древнем Египте они были так же реальны, как в храме Соломона в Иерусалиме — или как в современной Японии.

Он был одиноким существом, этот бог-царь Египта. В полной изоляции стоял он между людьми и богами. Тексты и изображения подчеркивают его единоличную ответственность. В ритуальных сценах храмовых изображений он — единственный жрец перед лицом богов. В гимне к богу говорится: «Нет другого, познавшего тебя, кроме сына твоего… [царя]… ты даешь сыну своему постигнуть предначертания свои и мощь свою»²⁷.

Царь возводил храмы и города, царь одерживал военные победы, издавал законы, собирал налоги, приносил дары в гробницы своих вельмож. Неважно, что царь порой узнавал о происшедшем сражении, лишь когда о нем доносили царскому двору. Миф о могуществе Египта требовал, чтобы и в литературе, и в изобразительном искусстве царь был показан сражающимся с врагами в одиночку. Какой-нибудь египтянин в провинциальном городке мог заключить соглашение, по которому в его могилу после его смерти доставлялась бы пища; правящий фараон мог понятия не иметь о совершенной сделке; и тем не менее до тех пор, пока будут совершаться погребальные обряды, пища будет доставляться как «приношения, которые посылает царь», как знак царской милости.