В преддверии философии. Духовные искания древнего человека - Якобсен Торкильд Петер Рудольф - Страница 24

Для богов были предусмотрены такие образы, чтобы у них было место, где они могли бы проявиться в видимой форме. Так, дом бога Амуна мог быть в каменной статуе в форме человека, в специально отобранном баране или гусаке. Он оставался сам собой и не был тождествен форме, в которой проявлялся, но все же для разных целей избирал различные формы проявления, подобно тому как люди могут содержать несколько домов или иметь различные платья.

Конечно, мы рационализируем изображение или священное животное, представляя его как оболочку божества, пустую до тех пор, пока божество не вселится в нее. Однако в каком-то смысле изображение или животное было изображением божества или самим божеством. Я хочу сказать, что божество присутствовало в месте своего воплощения всякий раз, как его приводило туда дело, а это случалось тогда, когда акт поклонения образу призывал бога в его резиденцию. Так что изображение действовало за бога и в качестве бога всякий раз, как молящийся к нему обращался. В этом смысле изображение бога было богом для всех насущных нужд.

Существовали и другие заместители богов. Царь Египта сам был одним из богов и был представителем от земли среди богов. Кроме того, он был единственным официальным посредником между богами и людьми, единственным правомочным жрецом всех богов. Наделенный божественностью, фараон обладал изменчивым характером божества: он мог слиться с другими богами, мог стать любым из них. Отчасти это носило символический характер (например, исполнение роли в религиозной драме или риторическое сравнение с богом в похвале). Но египтянин не отличал символическое изображение от реального присутствия. Если он говорил, что царь был Гором, то он не имел в виду, что царь играл роль Гора, он имел в виду, что царь действительно был Гором, что бог фактически присутствовал в теле царя во время той или иной деятельности.

Как мог царь быть богом-царем, если в нем не присутствовал бог-царь, если двое не сливались в одно? Один текст, восхваляющий царя, приравнивает его к ряду божеств: «он — Сиа», бог познания, «он — Рэ», бог солнца, «он — Хнум», бог, создающий человечество на гончарном колесе, «он — Бастет», богиня-защитница, и «он — Сехмет», богиня карающая³. Познание, высшая власть, создание народа, защита и наказание были атрибутами царя; царь был каждым из этих атрибутов; каждый из этих атрибутов проявлялся в боге или богине; царь был каждым из этих богов и богинь.

Действие принципа замещения на этом не кончается. Если царь мог изображать бога, то человек мог изображать царя. Царские обязанности были слишком сложны, чтобы их могло целиком и полностью исполнять одно лицо. Поэтому отдельные обязанности могли быть перепоручены его представителям, хотя официальная догма и гласила, что царь делал все. Официальная догма утверждала также, что царь был единственным жрецом всех богов, но он не мог служить каждый день во всех храмах, эти обязанности также перепоручались его представителям. В такого рода замещении, надо признать, есть некоторое отличие: жрец или чиновник действовал за царя, а не как царь. Это было не участием в делах в облике другого существа, а передача полномочий. Это — признанная разница, но все же не абсолютная. Человек, действующий вместо другого, как бы соучаствует и в личности замещаемого им человека. Само расположение гробниц придворных Древнего Царства вокруг пирамиды фараона показывает, что они хотели соучаствовать в его божественной славе, принадлежа ему и тем самым становясь частью его самого. Даже здесь они принадлежали к разным частям одного и того же царского спектра — ив конечном итоге были единосущны ему — отчасти благоприобретенным образом, отчасти по рождению. Невозможно провести пограничную линию между богом и человеком и сказать, что здесь сущность меняется от божественной, сверхчеловеческой, бессмертной к светской, человеческой, смертной.

Текучий характер египетских представлений и тенденция к синтезированию самых различных элементов привели некоторых египтологов к мысли, что египтяне были на самом деле монотеистами, что все боги были включены в одного-единственного бога. Сейчас мы приведем текст, который на первый взгляд кажется важнейшим документом в защиту тезиса о монотеизме. Но нам хотелось бы предварить его утверждением, что речь здесь идет не о едином боге, но о единой природе явлений, наблюдаемых во вселенной. В отношении богов и людей египтяне были монофизитами: много богов и много людей, но все в конечном счете одной природы.

Текст, о котором идет речь, представляет древнюю египетскую троицу: три бога, которые обладали первостепенной важностью в один исторический период, объединены в одно божество. Задача заключалась в том, чтобы расширить бога Амуна путем включения других богов в его существо. «Все боги — числом три: Амун, Рэ и Птах, и у них нет второго». Амун — имя этого единственного существа, Рэ — его голова, Птах — его тело. «Только он: Амун, Рэ (и Птах), вместе три»⁴. Трое богов составляют одного, и все же египтянин в другом месте настаивает на том, что каждый из трех существует как отдельная личность.

Б другой группе гимнов, названной монотеистической⁵, к богу обращаются как к единому существу составной формы, Амун-Рэ-Атум-Харахти, т. е. к нескольким богам — солнечному, верховному и национальному, сведенным в одно существо. Далее в тексте это существо разбивается на различные аспекты — Амуна, Рэ, Атума и Харахти, а также приравнивается к Херпри, Шу, Луне и Нилу. Монотеизм это или нет — зависит от определения. Возможно, что это — мелочные придирки, но мы предпочитаем, ссылаясь на принципы единосущности и свободной замены, утверждать, что египтяне были не монотеистами, а монофизитами. Различая разнообразные существа, они ощущали, что все они единосущны, подобно радуге, в которой при одних условиях доминировали одни цвета, а при других — другие. Целостная личность включает в себя много различных аспектов личности.

Один из элементов единосущности связан с тем, что египетские боги были очень человечны, им были присущи человеческие слабости и смена настроений. Они никак не могли удержаться на высоком уровне непогрешимости, и ни за кем из богов не была однозначно закреплена какая-либо функция. Например, бог Сет был хорошо известен как враг «добрых» богов Осириса и Гора, а стало быть, враг добра; он был чем-то вроде дьявола. Однако несколько раз на протяжении египетской истории Сет выступал как добрый бог, временами проявляя благосклонность к мертвым, сражаясь от имени бога солнца и способствуя расширению египетского государства. Гор, на всем протяжении египетской истории, как правило, добрый сын, однажды разгневался на свою мать и отрубил ей голову, так что несчастная богиня вынуждена была принять форму безголовой статуи⁶.

Египтяне явно упивались человечностью своих богов. Хорошо известен рассказ о том, как Рэ, бог-творец, раскаялся в том, что создал человечество, которое замыслило против него зло. Решив уничтожить людей, он послал для этого Сехмет, «Могущественную». Эта богиня убивала людей, бродила в их крови и, уничтожая, наслаждалась. Затем Рэ смягчился и пожалел о своем жестоком приказе. Но вместо того, чтобы приказать Сехмет прекратить резню, он прибегнул к хитрости. На пути Сехмет было вылито семь тысяч кувшинов красного пива, которое она должна была принять за кровь. Богиня с вожделением вошла в него, опьянела и прекратила кровавую бойню⁷.

Эта наивная сказка, столь отличная от библейской легенды о потопе полным отсутствием какой-либо нравственной мотивации, рассказана здесь только затем, чтобы обратить внимание на частую мелочность египетских богов. Они легко меняют свое мнение, а для осуществления своих целей прибегают к трюкам. И тут же — в соседнем тексте — они изображаются благородными и последовательными.