Глубокая зона - Тейбор Джеймс М. - Страница 11

• Предыдущая
• 11/20
• Следующая

Халли улыбнулась, похлопала ее по руке.

– Я тоже по тебе скучала, Кэрри. По тебе и по Дону.

Кэрол ушла. Мужчины налили себе кофе, но есть ничего не стали. Халли с жадностью съела полсэндвича и положила в кофе сливки и сахар, которые обычно не добавляла. Сегодня она нуждалась в энергии.

– И как же дела обстоят сейчас? – выговорила она с набитым говядиной ртом.

– С колистином мы выигрываем немного времени, – сказал Барнард без видимого облегчения.

– Это все равно что сдерживать прибывающую воду дамбой. Колистин – дамба, – вставил Лу Кейси. – Четверо больных из Терока лежали в центральной медсанчасти три дня. За это время они успели вступить в контакт с массой пациентов и медработников.

– Здесь, в США, куда именно направили этих больных?

Оба ученых посмотрели на Лэйтропа.

– Одного – в госпиталь Рида, еще одного – в Бетесду, двое остальных – в ожоговый центр в Джорджии.

Халли перестала жевать.

– Во всех этих местах полно людей с нарушенной иммунной системой. АКБ уничтожит их, как огонь – сенной амбар.

– И продолжит распространяться, – добавил Барнард. – Между военными медучреждениями обмен пациентами происходит постоянно.

– Ужасно. По всей стране в госпиталях лежат тысячи солдат. Они не умерли от боевых ранений, чтобы погибнуть в больничной палате в собственной стране. – Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, Халли поставила чашку на стол. – Простите, господа.

– Ничего. Немного эмоций даже полезно, – сказал Барнард, остальные согласно кивнули. – Однако все обстоит еще хуже. Если этот вид АКБ на самом деле способен поражать и здоровых людей…

– Он выкосит все вооруженные силы. Не только раненых и больных.

– Теперь понимаешь, почему твое присутствие так важно?

– Вам нужно лекарство, над которым мы работали. Сверхсильное средство от сверхсильного возбудителя.

– Да. Ты уже почти заканчивала. Еще несколько месяцев, и, думаю, все новое семейство антибиотиков было бы у тебя в руках.

– Скорее несколько недель. – Халли хорошо помнила это исследование.

– Так вот, значит, почему Дон не дал мне вас похитить, – печально произнес Лу Кейси.

– Завершить мне не удалось. По объективным причинам. Элу, видимо, тоже?

Барнард покачал головой.

– Доктор Канер… Эл… он очень хороший микробиолог. Знаю, вы с ним нашли общий язык. И замечательно сработались.

Они действительно сплотились как одна команда, хотя далось это далеко не сразу. Эл, более чем на двадцать лет старше Халли, сначала показался ей одним из тех мужчин, что внимательно изучают ценники в супермаркетах и читают книги за едой в ресторанах быстрого питания. В первые месяцы в лаборатории он не говорил ни о чем, кроме работы, и неизменно обедал в одиночку. Он никогда не проявлял грубости, просто был отшельником по характеру.

Месяц за месяцем они работали в тесной лаборатории, ни на минуту не забывая, что в непосредственной близости находятся болезнетворные микроорганизмы четвертого уровня опасности, погубившие сотни миллионов людей на земле. Постепенно Халли прониклась уважением к способности Канера работать в стрессовых ситуациях и точности его лабораторных методов. И, конечно, почувствовала, что он тоже ценит ее увлеченность наукой, а еще больше – талант твердой рукой управляться с такими демонами, как Yersinia pestis[17].

Через восемь месяцев они стали ходить вместе в столовую. Его выбор никогда не отличался разнообразием: яблоко, коробочка сока «V8», сэндвич из белого хлеба, салата, тунца, латука и помидора. Пустую болтовню Канер не любил, зато, к ее радости, с удовольствием пускался в разговоры о микробиологии. Как-то раз она упомянула, что ЦКЗ недавно отправил группу специалистов в пещеры Габона на поиски патогенов.

Жуя сэндвич, он как ни в чем не бывало произнес:

– Африканские пещеры ужасны. Я спускался в Бандубьо.

Халли едва не выронила из рук чашку с кофе.

– В Бандубьо?

От ее изумленного взгляда Канер смутился.

– Ну да. В две тысячи третьем… или четвертом…

– Боже! В этой пещере обнаружили вирус Эбола B. Самый страшный из всего семейства. Что вы там делали?

– Я входил в команду вирусологов и микробиологов ВОЗ. Некоторые подхватили геморрагическую лихорадку, отведав Passiflora edulis неподалеку от входа.

– Маракуйю?

– Именно. Мы определили, что плоды заразили крыланы. Маракуйю и маниоку.

– Бандубьо… – повторила Халли, качая головой. – Говорят, та еще пещера.

– Там много вертикальных участков. А чтобы попасть в темную зону, пришлось нырять. Внутри пещера чистая. Но начиная с сумеречной зоны снаружи полости, облюбованной летучими мышами, – кишмя кишит вирусами, которые оказались новым видом Эбола.

– Я и представить себе не могла, что вы занимались такими полевыми работами.

– А, нужда заставит… Я нечасто выбираюсь в экспедиции, чтобы оттачивать практические навыки. Однако когда надо – не подкачаю.

Об этих качествах Эла Канера она не знала. Впрочем, подтянутость и достаточно хорошая физическая форма позволяли предположить, что спускаться в неизведанные пещеры ему не впервой. И Халли не могла им не восхищаться. Пещеры опасны и требуют технических навыков, например, в скалолазании, вертикальном подъеме и спуске, подводном плавании. А хуже всего то, что в таких пещерах живут патогены, обладающие чудовищной вирулентностью.

– Как я понимаю, ты не понаслышке знакома с пещерами, – предположил он.

Интересно, что еще ему обо мне известно, подумала Халли, но не стала спрашивать вслух. УПРБ – организация маленькая. Люди всегда не прочь поболтать.

– Да. Спускалась ради интереса и по работе. В подводные пещеры тоже.

– Чтобы заниматься этим ради интереса, нужно быть особенным человеком. Это очень опасно.

– Да, ошибки не прощаются, совершенно точно.

Они еще немного поговорили о пещерах и вирусах и снова принялись за еду. С того дня Халли смотрела на своего коллегу совсем по-другому. Слишком многое порой незаметно глазу, думала она. И еще: все, что ему нужно, – это внимание и забота.

Со временем отношения крепли. Они рассказывали друг другу о себе, посмеивались над странностями сослуживцев, мыли кости бюрократам и политикам, что сближало их еще сильнее. Больше всего Халли удивилась, когда обнаружила, что Канер – ходячая бейсбольная энциклопедия. Особенно он любил пятидесятые годы – «золотой век бейсбола», как он называл это время. Мог на память привести статистику, процент отбитых ударов и перечислить двойные ауты. Его завораживали звуки бейсбола. Не удар мяча о перчатку кетчера и не звук удачно отбитой подачи; больше всего ему нравилось произносить имена бейсболистов, которые он читал как стихи:

– Грэнни Хамнер. Энос Слотер. Райт Дюрен. – Пауза. – Паоло Дискоменидес. Харт Уоркман. Джо Болт. – Пауза. – Джино Чимоли. Рэббит Хоппер. Арти Дедо.

Халли никогда не любила бейсбол. Один из ее братьев играл правым защитником за Дюкский университет, второй – крайним нападающим за университет Колорадо в команде, причисленной к государственным[18]. В школе оба были звездами, поэтому с десяти лет она ходила на футбольные матчи. Тем не менее ей нравилось слушать, с каким упоением ее коллега перечисляет имена бейсболистов, и видеть улыбку на его лице.

В последний день, когда охрана с каменными лицами привела ее в лабораторию собрать вещи, Канер был ошарашен. Кровь отлила от его лица так быстро, что ей казалось, он вот-вот упадет в обморок. Но он, сверля охранников глазами, спросил, что, черт возьми, происходит. Они просто стояли и молчали. Он повернулся к Халли.

– Я ухожу, – только и сказала она.

Халли знала, что это всего лишь первая из предстоящих трудностей.

После нескольких безуспешных попыток узнать хоть что-нибудь от нее, Канер вновь принялся раздраженно закидывать вопросами конвоиров. Те только жали плечами. Наконец один из них выдавил:

• Предыдущая
• 11/20
• Следующая