Студентка, комсомолка, спортсменка - Арсеньев Сергей Владимирович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/94
• Следующая

Но, подойдя к дому, я почувствовал неладное. У дверей нашего подъезда стояла карета «Скорой помощи». Кто-то заболел в нашем подъезде? Кто бы это мог быть? А, вот как раз санитары проносят в дверь человека на носилках. Я подхожу ближе. И кто же это?

– Мама!..

– Почему, ну почему ты не вызвал «Скорую» вечером? Как ты мог?!

– Наташа, кто же знал? Ведь я не врач. Мама говорила, что чем-то отравилась в столовой. Хотела утром сходить на почту и позвонить на завод дежурному, узнать, не было ли еще случаев отравления. Но к утру у нее температура поднялась, и я ее не пустил.

– А ночью? На телеграфе есть телефон, ты бы мог сбегать позвонить! Почему ты спал?!

– Мама не хотела меня будить. Да и боль вроде как стала стихать. Она говорила, что порою даже засыпала.

– Как глупо. На пустом месте. Какая нелепость!

– Наташа, я…

– Ты не виноват. Прости меня, пап.

– Нет, я виноват. Эх, если бы я не послушал ее… Я же видел, что ей плохо. Но позволил убедить себя в том, что это лишь отравление. Я…

– Иди, умойся. Умойся и ложись спать. Ты спал ночью?

– Нет. Когда мне сказали, что ее больше нет, я… Доченька, я так любил ее. Что мне делать теперь? Как жить дальше без нее?

– Прекрати истерику! У тебя трое детей. Сколько ты выпил?

– Выпил? Откуда ты…

– От тебя пахнет. Так сколько?

– Пол-литра. Мне…

– Я все понимаю. И не ругаю тебя. Иди умойся и ложись. Потом будем думать.

– Наташа, а как же ребята? Как ты с ними одна?

– Я справлюсь. Иди, отдохни.

– Да. Ты у меня сильная. Ты сильная, дочь. Мы с тобой справимся. Мы сможем!..

Маму похоронили 2 января. На похоронах было мало народу. Мы с папой, баба Рита, пара соседей да три человека с маминой работы. Женщины плакали, у папы тоже глаза были на мокром месте, а я заплакать не мог. Я злился. Глупо. Нелепо. Конец двадцатого века – и смерть от перитонита. Вовремя не вызвали врача, не распознали банальный аппендицит и… все.

Она умерла поздним вечером 31 декабря. Совпадение? Наверное. Но я теперь никогда не стану отмечать свой день рождения. И Новый год тоже не стану отмечать.

Папа вернулся домой лишь утром 1 января. Усталый, голодный, слегка пьяный и со следами слез на щеках. Я хотел покормить его, но есть он не мог – так устал. Он не спал двое суток в больнице. Кое-как он умылся, с трудом добрел до кровати и уснул там поверх покрывала прямо в одежде. А я пошел в свою комнату, к близнецам.

Тяжело мальчишкам будет без мамы. Я-то хоть семь лет прожил с ней. А им достались лишь жалкие полгода. Такие малыши – и уже сироты. Я не смогу полностью заменить им мать, но буду стараться.

Эти двое суток, что мы провели в квартире втроем, без взрослых, тяжело дались мне. Днем еще приходила помогать соседка, Анна Васильевна. Но на ночь мы оставались совсем одни. Спали мы все в моей комнате. Анна Васильевна помогла перетащить туда кровати близнецов из зала.

Сложнее всего мне было доставать мальчишек из их глубоких детских кроваток. Каждый из них весил уже более семи килограммов, а во мне и девятнадцати не было. Я с огромным трудом поднимал их. И ведь поднимать еще нужно было осторожно, чтобы ничего им не повредить. Это же не мешки с картошкой, а маленькие люди. Один раз мы со Степкой чуть не упали на пол с кресла – чтобы доставать малышей, мне пришлось пододвигать к их кроватям кресло, потому что с пола я не доставал.

После этого случая я перестал класть братиков в их кровати. Обоих близнецов я уложил на свою собственную кровать, они там спокойно поместились. С торца кровати была достаточно высокая решетка, а к боку, чтобы они не свалились, я приставлял пару кресел, спинками к кровати. Только вот мне самому места в собственной кровати уже не оставалось. И спать мне приходилось в кресле, положив вытянутые ноги на пододвинутый вплотную стул.

3 и 4 января папа не ходил на работу. Ему дали трехдневный отпуск. Вместо работы он метался, оформляя на близнецов и на меня пенсию в связи с потерей кормильца.

Еще мы с папой сходили в детскую поликлинику, водили мальчишек на плановый медосмотр. Им как раз по полгода недавно исполнилось. Мама собиралась сама сделать это вскоре после Нового года, но не успела.

Без папы я идти не мог – у меня просто не хватило бы физических сил тащить по коридорам и лестницам сразу двух братьев. И папа без меня идти не мог. Он не очень хорошо умел обращаться с ними. Когда ребята начинали плакать или капризничать, успокоить их мог только я. Папины попытки сделать это, как правило, приводили к обратному результату – начиналась натуральная истерика. Раньше еще мама могла успокоить их, но теперь…

Последние полдня своего невеселого отпуска папа использовал для того, чтобы переделать кроватки близнецов. Он у меня руками работать умеет. Папа сделал одну из боковых стенок каждой из кроватей откидывающейся, как борт у грузовика. Теперь, когда мне нужно было достать кого-то из малышей, я не лез в кресло и не тянул брата вверх, рискуя упасть или уронить, а откидывал борт и относительно легко спускал на пол или переваливал на кресло…

5 января папа снова пошел на работу, а у меня все еще продолжались зимние каникулы. Я покормил близнецов, одел их потеплее, и мы, впервые в новом году, пошли с ними гулять. Анна Васильевна помогла мне спустить их вниз и вывезти из подъезда нашу тачанку.

Тачанкой весь подъезд называл чудо-коляску близнецов, которая постоянно стояла на первом этаже, под лестницей, ибо затаскивать ее каждый раз на третий этаж без лифта было весьма проблематично. Это было грандиозное сооружение, которое соорудил наш папа при содействии пары своих знакомых.

Настоящую, фабричную двухместную коляску купить так и не удалось. Не было их. Пришлось купить две одинаковые одноместные коляски и объединить их в одну конструкцию. В результате получился тяжелый и неповоротливый восьмиколесный монстр. Зато в нем можно было выгуливать обоих ребят одновременно.

Вот только управлять таким чудищем мне было очень тяжело. Совокупная масса тачанки, двух близнецов и их зимней одежды превышала мой собственный вес более чем в два раза. А тут еще и снег навалил. Я с огромным трудом дотащил тачанку до угла нашего дома, взмок и решил, что дальше мы не поедем. Придется теперь по будням гулять с братишками исключительно около нашего подъезда.

Но тут, на счастье, мимо проходила, таща за собой на веревке санки, Сашка. Она увидела меня и подошла поболтать. Когда Сашка узнала, что у нас произошло, то разревелась и зачем-то полезла ко мне обниматься. Не понял. Это кто кого тут утешать должен?

Проревевшись, она спросила, чем может помочь. Ну, я ей и объяснил проблему с нашей монструозной коляской. И Сашка, добрая душа, сразу пришла на помощь. Она сбегала к себе домой, оставила там санки и вернулась к нам. А затем мы с ней целый час катали моих братьев по улице. Вдвоем с Сашкой это было уже не так уж и трудно. Опять же, и поболтать есть с кем…

Как мама тащила на себе этот воз, я не представляю. Ужас! Стирка, готовка, уборка, близнецы – все это в одночасье рухнуло на меня. В прошлой жизни я, конечно, вел самостоятельно хозяйство, но тогда мне было намного проще.

Сначала большую часть забот по дому несла на себе жена. Когда она слегла, дочка уже заканчивала институт, она стала помогать. После гибели дочери мы остались вдвоем с Ниночкой, но та была к тому времени достаточно взрослой, сопли ей подтирать не требовалось. Опять же, бытовая техника здорово помогала. Особенно стиральная машина. Да и силы взрослого, пусть и пожилого, мужчины несопоставимы с силами семилетней девчонки.

Стирать – руками в тазике, хозяйственным мылом, полоскать с добавлением синьки. Сушить белье приходилось большей частью на улице, в квартире места мало. Братьев-то двое. Над ванной я мог развесить разве что их ползунки и чепчики. Ну, наволочки еще. А остальное не лезло. Плюс мои собственные вещи. И папины. Ужас! А на улице-то минус пятнадцать и снег, а до натянутых веревок-то я достаю только с табуретки.

• Предыдущая
• 12/94
• Следующая