Чужая - Сухов Александр Евгеньевич - Страница 46

На что хозяйка улыбнулась и, покачав головой, сказала:

— Есть, Феденька, и паричок и усы накладные, даже псевдоплоть для экстренного изготовления личины найдется. Вот только ты и Квагш никуда не пойдете. В гостиницу схожу я. Согласитесь, если двое здоровенных мужиков станут интересоваться личностью какого-то ворла — это непременно вызовет подозрение у гостиничных служащих. Но если к портье подойдет солидная дама, искательница экзотических удовольствий, и скажет, что ожидает приезда одного своего старинного друга ворла по имени Пайи, да еще отсыплет ему с дюжину полновесных синедролей…

— Можешь не продолжать, — недовольно покачал головой я. — План твой, несомненно, хорош. Вот только откуда тебе известно о всяких там искательницах экзотических удовольствий?

В ответ Айран громко и заразительно рассмеялась.

— Не волнуйся, милый, это вовсе не про меня.

— Ладно, — согласился я, — раз уж ты такая настырная. Только я отправляюсь с тобой, для подстраховки.

— Ни в коем случае, — категорически возразила Айран и пояснила: — Одной мне будет проще. К тому же, не забывай, что я магиня — от подгулявшего волокиты как-нибудь отобьюсь и от банды грабителей, если таковые рискнут встать на моем пути.

Определенная доля смысла в ее словах, несомненно, присутствовала. Лишний раз маячить на публике мне и Квагшу не было никакого резона. Айран не девочка, постоять за себя вполне способна.

— Хорошо, отправляйся одна, только обязательно возьми экипаж и не задерживайся.

— Ни мгновения дольше необходимого срока, милый, — улыбнувшись самой обворожительной улыбкой, поспешила успокоить меня хитроумная чародейка.

К чему это я припомнил фразу из не единожды читанной в детстве книги? Да так просто — вспомнилось и все. На самом деле, так просто ничего не случается. Ситуация, в которой мы с Квагшем оказались, действительно выглядела все страньше и страньше, иное определение трудно подобрать. Вообще-то можно, в данном случае здорово подошло бы: все несуразистее и несуразистее.

После того, как Айран нас оставила, Квагш обратил на меня взгляд своих удивительно проникновенных глаз.

— Федор, я, конечно, мало чего понимаю в хитросплетениях человеческих отношений, но сам-то ты не находишь некоторые аспекты нашего пребывания в Лагоре по меньшей мере странными?

Ага, и ты туда же мой земноводный коллега.

— Это ты насчет Айран?

— И насчет Айран, и покойного Харвуса, и вообще.

Как человек, в широком смысле — существо, способное рассуждать и сопоставлять факты, я понимал коллегу, мне также как и ему не нравилась загадочная подчас несуразная кутерьма вокруг нашей парочки. К примеру, этот Харвус. Ну какой к чертям собачим из него резидент?! Трусливый фрукт, к тому же не очень умный — какого рожна поперся в общественное место, если как цуцик трясся за свою драгоценную жизнь? О прочих несуразицах я уже упоминал. Вся эта, с позволения сказать, операция — самодеятельный школьный театр по Драгунскому: «Я вас пятый раз умоляю! Покажите план аэродрома!.. — Этого вы от меня не добьетесь, гражданин Гадюкин!» Но как Хранитель и регистратор «Линии» я прекрасно понимаю, что вокруг нас ведется какая-то малопонятная Игра, и ставка в этой Игре не Большое Топкое Болото, а мой мир, моя голубая планета и шесть миллиардов человеческих жизней, которые по прихоти какого-то морального урода могут в одночасье оборваться. Впрочем, если бы на кону стояло означенное Болото, или какой иной мир, я бы также действовал без колебаний. И пусть в этом малопонятном спектакле мне отведена роль разменной пешки, я добросовестно отыграю ее. Хорос хоть и темнит, я твердо знаю, любое его действие направлено во благо Земле и ее обитателям. Что же касается моих личных амбиций, об этом можно на время забыть.

Фу! Как-то все это напыщенно. Ну не получается у меня рассуждать на подобные темы. С пафосом перебарщиваю, да так, что потом самому тошно становится. Не мастер я владеть языком, чтобы, вроде как, героем себя позиционировать, и чтобы никто не подумал, де выпендривается мужик. Многие умеют, я — нет, поэтому стараюсь подобные мысли держать при себе, чтобы часом за какого страстотерпца — героя первых пятилеток не приняли. Поэтому я не стал распинаться перед Квагшем о долге и чести, а попытался отшутиться:

— Насчет «вообще» и Харвуса это не ко мне. Вернемся в Контору, запишешься на прием у Зиночки. А когда Хорос соизволит тебя вызвать, изложишь ему лично все, что ты думаешь насчет его организаторских способностей. Но до этого светлого дня нам с тобой еще нужно дожить. — И тут я применил, что называется, удар ниже пояса: — Твоему Большому Топкому Болоту пока ничего не угрожает, а что может случиться с моим миром, боюсь даже подумать.

— Ну что ты, Федор! — возмутился стажер. — Ты совершенно напрасно выставляешь меня каким-то сторонним наблюдателем, способным лишь судить, да рядить. Я не меньше тебя осознаю степень грозящей Земле опасности. И поверь, так же как и ты, я готов пожертвовать жизнью, ради того, чтобы ничего плохого не случилось. Но в данный момент всего лишь пытаюсь разобраться в ситуации. К примеру, меня очень смущает личность Айран. С какого такого, как ты иногда выражаешься, Бена она взялась нам помогать? Почему ради двух без году неделя знакомцев эта женщина рискует своей репутацией и даже жизнью?

Вот уж зацепил, так зацепил. Мой коллега и друг обладает ну просто феноменальной способностью зрить в корень. Действительно, насчет Айран неувязочка получается. Конечно, мне очень хочется верить в силу своего мужского обаяния и брутальную неотразимость моей внешности. Но по натуре я неисправимый реалист, вполне вероятно, слегка закомплексованный на своей заурядности. Поэтому хоть и лелею в душе веру в чудеса, но по жизни на них не очень полагаюсь. К тому же, Айран не какая-нибудь сопливая девчонка, способная наделать глупостей ради любимого человека. Я абсолютно уверен, что при всем своем телесном совершенстве и обманчиво-юной внешности эта дама значительно старше меня по возрасту. По большому счету, мне плевать на это — я люблю Айран. Именно о такой женщине я мечтал всю свою жизнь и наконец-то встретил. Между прочим, я хоть и не эмпат, но тонко чувствую в людях внутреннюю фальшь, а у представительниц прекрасного пола особенно. Так вот, в Айран нет ни малейшего намека на какую-либо фальшивость или иную скрытую порочность. Да, по земным понятиям, точнее по меркам христианской морали, она слишком непосредственна и откровенна в своих чувственных пристрастиях, но разве не об этом мнит в своих самых сокровенных мечтах всякий нормальный мужчина. Поэтому мне плевать, какими соображениями она руководствуется, помогая нашей парочке, лишь бы подольше оставалась рядом.

Эти свои соображения я без излишней пафосности постарался передать своему коллеге, на что тот лишь по человечьи покачал головой и выдал в своем традиционном репертуаре:

— Загадочные вы существа — люди. Вроде бы здравомыслящие рациональные, а как дело касается взаимоотношения полов — вытворяете такое, что ни одному даже самому безалаберному гвахушингарапама не придет в голову.

— Да ладно, — скептически усмехнулся я, — сам недавно рассказывал о ваших свадебных оргиях и что вы там вытворяете. Пардон-с две недели перманентного оргазма — это явный перебор. Мы — люди относимся к этому делу также с должным пиететом, но предпочитаем испытывать его недолго, но часто.

На что Квагш громко забулькал, при этом его щеки начали потешно раздуваться. Это означало, что моя шутка изрядно развеселила латинга. Великое чудо — юмор, он не только интернационален, как оказалось, он еще и межмирен, если можно так выразиться. Иногда мне кажется, что само понятие разумность определяется не возможностями того или иного существа оперировать определенными понятиями, сопоставлять факты и делать мудрые выводы, а способностью банально посмеяться над тем, что по его понятиям кажется ему смешным. И пусть этот смех будет бульканьем латинга, легким шорохом трущихся между собой лапок арахнида, или задорным повизгиванием с вилянием хвостом киноида — неважно, смех в любом виде остается смехом, то есть лучшим поводом для сближения и углубления взаимопонимания абсолютно не похожих друг на друга существ.