После прочтения уничтожить - Цветков Алексей Вячеславович - Страница 78

 У людей два хозяина — Иблис и Аллах. Но у всякого человека только один хозяин — Иблис либо Аллах. Кого бы ты ни выбрал, твой долг всё делить надвое. Половина твоего хозяина и половина чужого. Одна часть любой вещи пойдет в Джанна, а другая в Джаханам. Сначала ты будешь делить, а потом и тебя разделят. Как делить? Если всех, говорящих по-арабски, убить, язык не исчезнет, а замолчит. Если скосить все цветы, цветение не исчезнет, а спрячется. Это и есть вторая сторона всего, которая идет в Джанна и угодна Аллаху. Нужно отличать само цветение от того, что цветёт. Дух от глины. Неправильно отличающий это «ширк», а вообще не отличающий — «куфр». Иблис закрывает своим глаза и делает их рабами, а Аллах — открывает зрение и делает господами своих. Иблис не смеет ничего против Аллаха, он просто хочет, чтобы как можно больше вещей, не разделенных, пошли к нему в Джаханам.

 И много чего еще. Задав все вопросы и ответив на них, Дед затихает. Тебя уводят. Запоминается, что за мизинец он был привязан ниткой, уходящей под стол и от этого становится нехорошо. Спрашивать у товарищей не хочется. Где аттракцион, а где откровение, в конце концов, всегда приходится решать самому.

 Молодые коммунисты на следующий день никак не поясняют и вообще не упоминают Деда. Вы снова обсуждаете конкретные совместные планы и общую ситуацию.

 Очень многие женщины на улицах — в очках. Это от слабого, маслянистого стамбульского электричества. Мужчины просто стесняются носить. Слишком яркий свет в домах вообще не очень-то принят. На ночь все топятся буржуйками и над черепичным хаосом сплошной дым. Стальные печки продаются рядами на пристани. Официальное телевидение, кроме бандитских сериалов, это задорная эстрада вроде нашей «Утренней Почты» 1980-ых, угадай-шоу с призами-утюгами и целомудренные комедии, похожие на Гайдая. Никакого западного культа тела: хорошие герои такие же полные, шумные и вихрастые мужики, как и их антиподы.

Электронный Ахи Эвран просит тебя ответить, как ты относишься к Талибан, а именно, к расстрелу каменного Будды?

 Талибы демонстрируют пример контркультуры в мировом масштабе. Не смотря на все протесты ЮНЕСКО, грозные предупреждения «планетарных арбитров» и ласковые просьбы транснациональных буржуа по-хорошему Будду продать, слуги пророка методично расстреливали многометрового принца Гаутаму ракетами.

 К этой канонической статуе с закрытыми глазами у них нашлись радикальные претензии, сформулированные, естественно, на своем, кораническом языке. Закрытые глаза, полуулыбка, полное равновесие и покой, воплощенные в камне, означают, с талибской точки зрения, «мир без выхода» или спящую и снящуюся себе реальность, «запертую внутри себя», не тронутую спасающим пророческим лучом, то есть все ту же культуру, классику, самодостаточность и сансару, от которой и пытался избавить Будда своих учеников. В этом хорошо разбирался Юкио Мисима, написавший «Золотой храм», и русские великаны-большевики, пустившие по ветру Храм Христа Спасителя для того, чтобы их внуки-пигмеи скидывались на восстановление. Следующий шаг талибов с точки зрения контркультуры был столь же безупречен: доказав всему прогрессивному и культурному человечеству, что пресловутая «историческая ценность» при ракетной проверке оказалась не чем иным, как обломками скальной породы, обломки сложили на грузовики и выставили на продажу, раз уж кому-то где-то, в более культурном мире, так не хватает качественного камня. Современную культуру держит арт-рынок, а контркультура выбрасывает на прилавок только отходы своих жестов, мусор, оставшийся после войны со статуями.

 Когда кто-то где-то начнет склеивать пазлы этой тяжелой головоломки, ты приложишь ухо к земле и услышишь бородатый смех воинов пророка.

Во всём втором Риме, ныне — областном центре, вроде нашего Петербурга, есть сладкая необязательность. Выраженное чувство сданных от греха полномочий.

 На Набережной Мраморного моря лежит мачтами большой, еще не ржавый корабль, и в трюмах его — плеск. Местные бегуны в светлых «семейниках» курсируют тут утром вдоль длинных рыбных скелетов и сушащихся трубок наргиле под крышами морских ресторанчиков. Повсеместные античные руины с орнаментами и осколками колонн все в саже — зимой деклассированные бедолаги жгут ночами костры в мраморных норах под историческими обломками. Пнув грязный камень, выворачиваешь из глины мраморного зайца, который лопает виноград, обнимая гроздь. Хочешь забрать с собой, но вспоминаешь строгости закона об антиквариате, да и тащить тяжело, к тому же осознаешь вдруг: ты не первый и не второй, кто это тут нашел. Зарываешь обратно. Средневековая стена, в которую уложены камни разных форм, империй и сортов, то и дело прерывается, переходя в свалки, крапивные заросли или уютные кафе, никогда нельзя знать заранее. Цветущие вишни растут из стены параллельно земле. На стену можно влезть и долго идти, отдыхая в обвалившихся башнях, потому что сносного спуска вниз не будет. Случайные полицейские вяло машут, предлагая спускаться, но не показывая, где это сделать и вообще не преследуя. Для выяснения личности достаточно активно помахать им в ответ. Внутри стены зеленеют на грядках чьи-то картошка и лук. У мечети Фатих в арках римского акведука перемасленные турки вечно чинят старые тачки. На причале, где ты покупаешь жетон на паром, двое служащих, давясь от смеха, предлагают купить в нагрузку и увести с собой их кота. Кот матерый, жирный, наглый, и явно никуда с причала не собирается. Отшучиваешься тем, что в аэропорту не пропустят этот «дорогой антикварный турецкий коврик». После заката на главной городской площади под засиженным чайками египетским обелиском малолетние сутенеры играют в футбол: ворота между пальмами.

Ахи Эвран предлагает тебе вместе ехать в Ливию.

 Что ты о ней знаешь? Только что Ливия возглавила Комиссию ООН по правам человека. После революции государство как таковое там упразднено и налажена «джамахерия» — управление через «народные революционные комитеты». Недруги переводят это слово как «толпа», а друзья, как «народоправие». Муаммар Каддафи не является главой этого упраздненного государства, называясь официально «лидером ливийской революции» и «главой народной армии». С детства ты запомнил ужасных «ливийцев» из «Назад в будущее», долбящих из автоматов крейзи-профессора, научившегося лазить по времени. Позже их метко валила бритая «солдат Джейн», тайно высадившись на песчаный африканский берег. Американская пропаганда рисовала Каддафи эксцентричным нарциссом и спонсором всяческого терроризма. Считавшие его эталоном мужской красоты, европейские девочки 16-17 лет, создавали в Интернете Фан-клубы. Как настоящий денди, он больше увлекался гоночными авто, а про терроризм отвечал, что большинство акций возмездия проводили не ливийцы, а сочувствующие джамахерии подпольщики из ИРА, Народного Фронта Палестины или Красных Бригад. Для этих товарищей в Триполи есть целый пафосный мемориал.

 «Ислам — основа нашего права» — сказал Каддафи. Большинство твоих знакомых, услышав эту фразу, вспоминают про строжайше запрещенный там алкоголь.

 Короткие притчи книги лидера «Побег из ада» висят на коранических цитатах, как одежда на вбитых гвоздях.

 Ахи Эрван уже был там, с его слов, в стране вполне свободно, можно без проблем уехать, но желающих мало. В столице полно дешевых интернет-кафе, вполне сносный, особенно для Африки, уровень жизни. Много самостоятельных начитанных женщин не только в охране Каддафи, но и на самых заметных должностях. Вокруг джамахерии через созданный ливийцами «Африканский союз» сплотилось большинство стран черного континента и цитируют сартровского протеже Франца Фанона про «общеафриканское сопротивление».

 Ты раздумываешь над предложением Эрвана взять туда билет. Тебе хочется знать разницу между своим чувством Всевышнего и чужой политической пропагандой.

Слова в порядке появления: