После прочтения уничтожить - Цветков Алексей Вячеславович - Страница 26

Никогда философы не были так близки к власти, как сегодня. Отказавшись от прежней критической дистанции, они присягнули президенту и претендуют на роль идеологов «разумного центра». Многих из них связывают с Сарко уже не деловые, но приятельские отношения. Поставленная задача — увести у левых наиболее образованную часть среднего класса, привыкшую читать их колонки в утренних газетах и смотреть «Приключения свободы» по ТВ.

«Новыми философами» они себя объявили в конце 1970-х по аналогии с «новыми историками» Фернана Броделя. Новым в их философии был разрыв с марксистским взглядом на историю. Это здорово удивляло мыслителей в тогдашней Франции, где всякому претенденту на звание интеллектуала полагалось быть хотя бы немного «красным».

Сам Глюксман к тому времени успел побывать теоретиком «Пролетарской левой» — партии, ориентированной на маоистский Китай, честно самораспустившейся, когда французские забастовки так и не переросли в революцию. Потом он вместе с Бернаром Анри-Леви и другими учениками Сартра создавал газету «Либерасьен». Устройство будущего общества авторы «Либерасьен» сравнивали с атональной нововенской музыкой, где закон повтора звуков есть, но нет власти одного звука над другим т.е. нет никакой иерархии.

Революции на этом пути образуют несколько волн. Первая волна направлена против монархий, империй, сословий и церквей. Позитивные ценности – нация, республика, рационализм Просвещения. Действующая сила – третье сословие.

Вторая волна против частной собственности, рыночной эксплуатации и парламентской демократии. Позитив – коллективное владение и управление, социализм, диалектика. Действующая сила – организованные в партию индустриальные трудящиеся.

Вольнодумцами из «Либерасьен» была обещана и третья волна. Против национальной идентичности, внушенных рынком потребностей, семьи и её гендерных ролей, мотивированного заработком труда и, наконец, против власти, в том широком смысле, как понимал её Мишель Фуко. Позитивная программа этой волны – автоматизация производств и высвобождение подавленных чувств. По её окончании человек призван стать эдаким чистым разумом вселенной и деятельной душой космоса, не искаженной абсурдными общественными отношениями. Предполагаемая действующая сила – новый тип наемных работников, связанных с высокими технологиями и всем «постиндустриальным».

С первой волной ясно, она успешно завершена в большинстве современных стран. Вторая зависла и откатилась назад. Поэтому не понятно, как относиться к идее третьей волны. На эту тему Глюксманом сотоварищи было сломано немало копий. Преждевременна ли утопия сетевого безвластного и бисексуального постиндустриального рая, в котором люди впервые станут правдивыми зеркалами реальности, новыми андрогинами? Это забегание вперед или постмодернистский эрзац так и не построенного коммунизма? Нужно сначала добиваться реализации второй волны? Или навсегда забыть о второй, её сразу заменит третья?

И вот, наконец, пришло время основывать свою школу. Осудив советскую и китайскую системы, «новые философы» признали, что в Москве и Пекине гораздо больше «ужасного», чем «прогрессивного», а не наоборот, как считали их коллеги. Прежде левые всегда видели разницу между «воспитательной партийной диктатурой» Сталина (которую отчасти оправдывали) и «диктатурой национальной буржуазии» Гитлера (которую гневно клеймили).

Лозунг 1960-х «Везде ищи политику!» Глюксман сотоварищи заменили на «Везде ищи мораль!». Человеком движут два глубинных начала: моральное стремление к жизни и деструктивная тяга к само- и прочему разрушению. В любом конфликте нужно искать и критиковать нигилистическую ненависть к жизни и поддерживать тех, кто действует под знаменем морали. Этому посвящены программные книги Глюксмана «Разговор о ненависти» и «Достоевский и Манхэттен».

В ближайшем будущем Европе не светит быть геополитически самостоятельной. И потому она должна выбрать моральную силу Белого дома, а не атаку «фашислама» с востока и юга. Теперь можно было прямо поддерживать военную политику США в Афганистане, Ираке и где угодно еще, ведь Буш выступает на стороне морали. Еще один философ Анри-Леви призвал в своем журнале «Правила игры» поддерживать США при всех их недостатках, как когда-то Сартр поддерживал СССР, закрывая глаза на советские «перегибы». Тем более что: «антиамериканизм сегодня притягивает к себе все худшее становится паролем тиранов и «разрушителей»».

Можно по тем же причинам поддерживать любые военные действия израильтян против «Хамаса» и «Хезбаллы». Можно заранее оправдывать вторжение в Иран. Можно смешивать в одну кучу забастовки, студенческие волнения, теракты 11 сентября и эмигрантские погромы в пригородах, потому что за всем этим стоит «деструктивный нигилизм» и желание разрушить и наказать мир, который не оценил разрушителей. Новые философы взяли на себя работу решать, кто сейчас морален, а кто нет. Из фильмов и статей неутомимого путешественника Анри-Леви об Афганистане, Боснии, Бангладеш, Судане, Колумбии, Шри-Ланке Европа узнает, кто там прав и ждет помощи, а кто нуждается в бомбардировках.

Современная либеральная демократия объявлена самым разумным устройством мира. Ее стоит совершенствовать в сторону расширения прав личности и меньшинств. Любые новые утопии опасны так же, как древние религии. Угрозой номер один называется «фашислам», против которого «новые философы» публикуют «Манифест» в поддержку газет с карикатурами на пророка Мухаммада.

Много писали «новые философы» и о России. Ален Финкелькро замечал, что постмодернизм начался, когда русские вольнодумцы приравняли Шекспира к паре сапог. Глюксман осознал всю глубину и опасность нигилизма, комментируя «Бесов» Достоевского. А реакционную сущность нашей цивилизации он понял, исследуя Солженицына.

Прежняя левацкая схема, где хорошие народовольцы взрывали плохого царя, хорошие большевики преследовались плохим Сталиным, хорошие диссиденты разрушали мрачную империю, сменилась еще более однозначной оценкой. В России всегда и на всех уровнях царила античеловеческая культура ненависти. Ни Ленин, ни бомбисты не были исключением. Это точное повторение теории Фридриха Энгельса о неспособности русских ни к созданию рационального буржуазного государства, ни к правильной революции. Вместо этого возникают два одинаково презирающих народ и человека полюса ненависти и насилия. Выбор между «русской властью» и «русской революцией» смысла не имеет.

Нелегально и по подложным документам побывав в Чечне, Глюксман окончательно уверился, что в России восстанавливается самодержавие, и призвал западных лидеров бойкотировать Путина, ссылаясь на Солженицына, призывавшего когда-то к бойкоту СССР. Он сравнивал Грозный с руинами Варшавы, разбомбленной в 1944-м, и сетовал на равнодушие гаагского трибунала.

Россия по Глюксману это набирающая вес тирания, управляемая тайной полицией, организующей показательные отравления последних сторонников свободы по всему миру. Она тормозит демократические революции на всем постсоветском пространстве. Интеграция такого государства в Европу маловероятна и опасна. Именно Россия становится второй после «фашислама» угрозой для свободы. В крайнем случае, третьей — после Китая.

Французские «новые» не любят Россию. Православные евразийцы терпеть не могут Францию и вообще весь разложившийся Запад. Вроде бы — непримиримые враги. Хотя на самом деле между придворными мыслителями Саркози и Путина очень много общего.