После прочтения уничтожить - Цветков Алексей Вячеславович - Страница 12

Любил участвовать в выборах и другой всемирно известный акционист из Лондона Дэвид Сатч, не доживший нескольких месяцев до Миллениума. Он возглавлял «Монструозную партию лунатизма» и движение «Катитесь в ад!», которое участвовало в выборах под лозунгом: «Голосуйте за безумие и помните, что это разумный выбор!». На Даунинг-стрит его, облаченного в леопардовую шкуру, задерживали за организацию демонстрации, целиком состоящей из голых красоток: так выглядел марш протеста против запрета «наркотической музыки» на британском радио. В одном округе, помнится, конкурентом Дэвида оказалась сама миссис Тэтчер. Чувствуя, что силы не равны, Сатч попытался отказаться от участия в пользу своего терьера Сплоджа, заявив:

— Эту суку должен покрыть настоящий кабель!

Шокировавшая избирателей фраза стала припевом знаменитой панк-песенки.

Американский собрат и предтеча Сатча, Уэйви Грэйви выдвигал в американские президенты «первого в истории страны черно-белого кандидата»: пятнистого хряка Пегасуса. Он устраивал митинги в его поддержку, совал пятака к микрофону и дрался с полицией, когда та не давала свину высказаться. В этой президентской компании, кстати, участвовали сочувствующие движению группы «Jefferson Airplane» и «Grateful Dead». Они же поддерживали организованный на улицах сбор средств для «выкупа земли с последующим предоставлением ее самой себе».

Растаман-акционист Билл Сандерс, выражая свое отношение к подорожанию жилья, устраивал из выселенных домов настоящие психоделические шедевры, наполняя обреченные на снос здания куклами, манекенами, самодвижущимися и вызывающе звучащими механизмами, заводными игрушками и чучелами животных. А потом продавал потрясные открытки с надписью на обороте:

— Вы хотели бы жить здесь? Но этот дом уже уничтожен банкирами. Земля нужна им не за этим!

Впрочем, все это происходит лишь на Западе. Там любые, даже самые радикальные политические и художественные акции, гасятся равнодушием масс. Деятели культуры надрывались что есть мочи, но пока магазины полны, а телевизор демонстрирует сериалы, люди плевать хотели на их радикальные призывы.

А в России 1990-х ситуация была прямо противоположная. Магазины были пусты, по телевизору шло черт знает что, массы бурлили — зато деятели культуры не обращали на все это никакого внимания. Гуманитарии принципиально находились в стороне от процесса, и в результате недовольство масс осталось слепым и глухим. Ни в культуре, ни в политике интересных форм сопротивления так и не возникло.

И ведь нельзя сказать, что русская интеллигенция всегда была такой, как сегодня. Эта прослойка родилась полтора века назад, то есть одновременно с русской буржуазией. И с самого начала была ее яростным оппонентом. Кружки разночинцев, в которые входили почти все более или менее известные писатели, критики, филологи, этнографы той поры, начиная с молодого Достоевского и заканчивая Короленко. Лондонская деятельность Герцена, его дружба с Тургеневым и феномен тогдашней революционной эмиграции. Борис Березовский, кстати, отлично понимает всю потенциальную харизму этого не задействованного пласта и именно поэтому называет свой лондонский информ-проект «Колоколом».

Дореволюционная интеллигенция сочувствовала социализму, способствовала борьбе за него и отлично отдавала себе в этом отчет. Сегодня капитализм в России полностью восстановлен. Не только гуманитарии, но и все остальные оказались в прежнем, дореволюционном положении. Произошел откат назад, в масштабе, какого не знала история. Что ж? Значит, стоит ждать появления и новых революционных гуманитариев. Вряд ли стоит сомневаться, что русская революционная интеллигенция вскоре начнет возвращать свои позиции.

Та часть нашего сознания, с помощью которой мы воспринимаем «художественное», это и есть неистощимый ресурс всех альтернатив и утопий. В обычной жизни эта часть сознания зовется «воображением». В той же обычной жизни воображение используется, чтобы отличить красивое от нейтрального или уродливого. В жизни не обычной воображение могло бы покинуть отведенные ему обществом пределы, стать полем для изобретения нового общества и нового человека. Так называемое «воображение» сегодня есть не что иное, как избежавшая репрессий, продуктивная часть сознания. Именно поэтому она столь строго отделяется системой от всего «серьезного» (экономики и политики), запирается в относительно безопасном гетто («искусство»). Не понимая этого, невозможно понять не только всюду повторяемое «Красота спасет мир», но и «Вся власть воображению!». Этот лозунг восставших гуманитариев 1968-го будет казаться просто романтическим вздором уставших от зачетов студентов.

Советское андерграундное искусство появилось во времена Хрущева. Коммунистическая власть не очень нравилась художникам и поэтам, и они критиковали ее, обычно с позиций западных либералов. Если советские чиновники боролись с американской моделью, значит (считали художники), эту модель стоит поддержать.

Так продолжалось до самого начала перестройки.

А в 1989-м, когда всем было ясно, что советская модель почти полностью развалилась, на журфаке МГУ состоялась конференция «Терроризм и текст». Группа художников нового поколения (Осмоловский, Пименов, Гусаров, Мавроматти) заявила о своем разрыве с прежней либеральной традицией и обращении к революционным и антибуржуазным идеям. Новая группа, взявшая название «Э.Т.И.» (Экспроприация Территории Искусства) ориентировалась на идеи дадаистов, футуристов, ситуационистов и современной контркультуры Запада. Чуть позже к ней примкнул арт-провокатор Александр Бренер. Помимо издания художественно-политического журнала «Радек» и других нерегулярных изданий, «Э.Т.И.» запомнились публичными скандалами, возбужденными против них уголовными делами, громкими обличениями новой власти, бизнеса и православной истерии, символическим захватом всевозможных объектов в центре столицы и т. п.

Первой акцией Осмоловского, получившей неслабый резонанс, было выкладывание из человеческих тел на Красной площади слова «ХУЙ», разобранного («стертого»?) кремлевской милицией. Это было пятнадцать лет назад. Уголовное дело за хулиганство длилось почти половину этого срока. Впрочем, информационная прибыль того стоила. О группе Осмоловского стали говорить:

— А-а! Знаю-знаю! Это которые «ХУЙ» на Красной площади выложили!

Власть, однако, собравшись с силами, переиграла-таки художника. После закрытия уголовного дела на той же самой Красной площади начали вполне легально играть в баскетбол, давать мутные рок-концерты и устраивать цирковые фестивали. Столь травматично и драматично начатая Осмоловским десакрализация святого места была, как и следовало ожидать, использована Системой в ее собственных целях.

Каждым новым скандалом Толик пользовался как трибуной для оглашения своих заостренно левых идей. Он переползал на пузе довольно широкую площадь во время проходившего там митинга непримиримой, но конструктивной и одновременно духовной, оппозиции. Дело было в феврале. Ползти через грязный соленый московский снег под ногами пенсионеров, с трудом держащих свои советские флаги и картонки со Сталиным — удовольствие для настоящих акционистов. Потом он кормил всех страждущих бесплатными хлебами у подножий новых идолов, возводимых злым волшебником Церетели, против которого акционисты не раз объявляли художественный джихад как против мага, воплощающего в бронзе излюбленные кошмары власти.