Когда сбываются мечты - Делински Барбара - Страница 30

Да, я испытывала вину. Я никогда не уезжала из дома спокойно.

Сейчас я чувствовала не вину, а одиночество. Я безумно тосковала по той теплой и душевной обстановке, которая царила за столом, когда мы сидели все вместе, откусывали большими кусками горячее печенье и запивали его холодным молоком. Эта традиция существовала с незапамятных времен. Сначала мы сидели вдвоем с Джонни, а потом родилась Кикит и присоединилась к нам. Должно быть, я точно так же проводила время еще и до Джонни, но те времена ушли в далекое-далекое прошлое.

Я уже вынула первую партию печенья из духовки и положила на противень вторую, когда услышала шаги детей. В панике я прижала тыльную сторону руки к губам и молила Бога, чтобы он помог мне удержаться от слез, потому что я ни на секунду не забывала о том, что произошло в суде.

Но когда хлопнула входная дверь, я уже не думала ни о слезах, ни о суде, ни о будущем. Я успела только вытереть руки и раскрыть объятья, куда тут же упала Кикит. Переполненная радостью, я начала подбрасывать дочь вверх и вниз. От нее исходил родной и дорогой мне запах тепла, сухих листьев и мела.

— Мамочка! Я знала, что ты уже будешь дома, когда мы вернемся из школы, — она крепко обняла меня за шею. За ней подошел Джонни, я высвободила одну руку и обняла его тоже.

— Привет, мам, — сказал он низким голосом и без колебаний обнял меня в ответ. — Когда ты прилетела?

— Совсем недавно, — я позволила себе эту маленькую ложь во благо. Я не собиралась прямо с порога рассказывать им правду, хотела еще немного насладиться добрым разговором. С ними я чувствовала такую легкость, как будто только что вернулась после обычной деловой поездки.

Я посадила Кикит на краешек стола и, продолжая обнимать ее и Джонни, сказала:

— Вы прекрасно выглядите, ребята.

Внимательно оглядев Кикит, которая просто лучилась здоровьем, я спросила:

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да.

— Хорошо кушаешь?

— Да, — она широко раскрыла ротик. — Я пофеляла суб.

— Еще один зуб? Господи, какая симпатичная дырочка, — восхитилась я, когда Кикит указала мне языком на пустое место. — Давай я заберу у тебя этот зубик, а взамен у тебя вырастет новый, — предложила я, иначе она бы непременно расплакалась. По крайней мере, раньше все происходило именно так.

Кикит закивала головой, порылась в своих карманах и достала оттуда крошечный зубик, рассказывая мне, что решила написать в письме к зубной фее. В прошлый раз дочка пришла в такой восторг от этой идеи, что поклялась писать письма фее даже после того, как у нее вырастут все зубы, «иначе как же она узнает, какая я замечательная!». Кикит все еще продолжала говорить о своем письме, когда в разговор встрял Джонни:

ѕ Мики Рубин сегодня сломал руку на спортплощадке.

ѕ Я еще не договорила, — заплакала Кикит, хватая меня за подбородок и поворачивая к себе.

— Это гораздо важнее. Все было так ужасно, мам.

— Мамочка, он перебивает.

— Это важно. У него даже кость торчала из руки, а сколько кровищи натекло! Его увезли на «скорой».

— Он так плакал, — авторитетно заявила вдруг Кикит, присоединившись к рассказу Джонни, раз уж ей не дали рассказать о себе. — Мы слышали его даже у себя во втором классе. А я не плакала, когда потеряла зуб. — Кикит наморщила носик и принюхалась. Ее глазки засияли. — Там что-то в духовке, — пропела она.

— Шоколадное печенье, — объяснил ей Джонни, а потом снова повернулся ко мне: — Мики ничего особенного не делал, когда это случилось. Мы играли в бомбежку напротив стены, и он просто пытался увернуться от мячика, но споткнулся и упал, а потом — бац — раздался такой жуткий вопль. Я даже видел его кость, она торчала из-под кожи…

Я крепко прижала его лицо к своей груди и прошептала в жесткие иссиня-черные волосы:

— Если ты расскажешь об этом еще раз, мне придется бежать к раковине. Меня уже начинает тошнить.

— Да, я чувствовал примерно то же самое, когда смотрел на него, — ответил сын, когда я его отпустила.

— Я хочу печенья, мама, — заныла Кикит. — Оно уже готово?

Мы еще немного подождали, пока печенье остынет. Кикит рассказала, что у них в классе теперь учится турок, что она уже решила, какую Барби хочет на Рождество, что учительница передала с ней домой какую-то записку, но она ее где-то обронила, то ли на спортплощадке, то ли в автобусе. В ней говорилось что-то о белых жучках, которых нашли у некоторых детей в волосах.

Вши. Отлично. Я быстро осмотрела ее голову, ничего не обнаружила, но пообещала себе попросить Дэниса проверить. И посмотреть, как ему это понравится.

Джонни не болтал так много, как Кикит. Он не держал меня за руку, не дотрагивался до волос или до лица, как это любила делать дочь, но стоял, тесно прижавшись ко мне, пока я говорила, а затем взял лопаточку и начал доставать печенье. Мы не могли ждать ни минуты и в нетерпении хватали печенье сразу, как только вынимали его из духовки. Слишком горячее, чтобы держать форму, оно прилипало к нашим пальцам. Но мы только смеялись и слизывали мягкий шоколад с ладоней. Мы специально пили молоко так, чтобы оставались забавные белые усики над губами, как часто показывали в рекламе.

Затем Кикит обернулась в сторону двери и сказала:

— Поторопись, папочка. Мы уже почти все съели.

Как же мне захотелось прогнать его и насладиться этими последними моментами чистоты и покоя. Я чувствовала себя так уютно, безопасно и комфортно, весело поедая печенье и запивая его молоком.

Но взгляд Дэниса, адресованный мне, спустил с небес на землю.

Джонни спрыгнул со стула и пошел в прихожую за рюкзаком. Проходя через кухню по направлению к холлу, он спросил:

— А что у нас на ужин?

Я не готовила ужин. Я хотела собрать вещи, повидать детей и уехать из дома в четыре, в противном случае Дэнис вызвал бы полицию и меня бы выгнали из дома на глазах у детей.

А вдруг он все-таки поймет, насколько сильно дети по мне скучали, и передумает. А вдруг захочет найти более милосердный выход из создавшейся ситуации. А вдруг его осенит мысль, что совершенно не знает, что, черт возьми, готовить на обед, и гораздо проще для всех просто позволить мне остаться.

Я ответила Джонни:

— Это ты папу должен спросить, что у нас на ужин.

Джонни нахмурился:

— Но ты же всегда готовишь что-нибудь особенное, когда возвращаешься. Я хочу лазанью.

— Жареного цыпленка, — прочирикала Кикит. Она слегка пританцовывала, стоя на коленках на стуле и облокотившись на стол.

— Жареного цыпленка мама готовила по твоему заказу в прошлый раз. Теперь моя очередь. Хочу лазанью.

ѕ А может, закажем пиццу? — предложил Дэнис.

Кикит недовольно сморщилась.

— Мы же ели пиццу вчера с бабушкой и дедушкой. К тому же сегодня мама сама приготовит ужин.

— Нет, — сказал Дэнис, — не приготовит.

Прошла минута, прежде чем до них дошел смысл его слов. Кикит перестала танцевать, ее глаза округлились. Она переводила взгляд с меня на Дэниса и обратно, а потом в полном восторге выдохнула:

— Мы что, что-то празднуем сегодня?

Я ждала, что Дэнис что-нибудь ответит им, но этот жалкий трус ограничился равнодушным кивком в мою сторону. Дети посмотрели на меня.

Я перевела дыхание.

— Нет, мы ничего не празднуем. Давайте поговорим. Сядь, Джонни.

Он не сдвинулся с места.

— Что-то с бабушкой?

До чего же он добрый, умный и тонко чувствующий ребенок. Я грустно улыбнулась и покачала головой.

— Не с бабушкой. С нами.

Как же непросто сказать это! Я прокручивала в уме десятки фраз с прошлого четверга. Но ни одна из них меня не устроила. Чем проще, тем лучше, решила я.

— Мы с вашим папой решили разойтись.

— Что это значит? — спросила Кикит.

Я взглядом попросила Дэниса объяснить, но он продолжал молча стоять, сложив руки на груди, и, казалось, с таким же любопытством ждал моего ответа, как и Кикит. Было очевидно, что он не собирался мне помогать. Он отвел себе роль стороннего наблюдателя, не желая выполнять грязную работу, в то же время, ожидая, что я буду играть по его правилам. Вероятно, он полагал, что суд дал ему на это право.