Чёрный всадник - Малик Владимир Кириллович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/83
• Следующая

— Батьку кинули в яму…

— В яму? Какую яму?

— Гетман приказал у себя на подворье выкопать глубоченную яму, которая заменяет тюрьму. В ней всегда полно узников… Бросают туда и за провинность, и без вины… Как узнает Юрась, у кого деньги есть, беднягу мигом хватают и засаживают в яму! И каждый день бьют палками, пока родичи не принесут выкуп или узник не помрёт от голода, холода и побоев… Батьку тоже бьют… Каждый день…

На глазах у паренька заблестели слезы. Как и мать, он был чернявый, с выразительными, красивыми чертами лица. Верхнюю губу его покрывал густой тёмный пушок.

— Ну, ну, Василёк, не плачь. Ты ведь у меня казак, — обняла его мать.

— Вызволим твоего батьку! — стукнул кулаком по столу Савва. — Раз уж на то пошло, скажу вам: есть у меня хлопцы отчаянные. Такие, что и черту рога обломают!.. Ждём мы весны — готовим оружие, подбираем надёжных людей. Но до весны далеко! Придётся зимой ещё пугануть малость ордынцев и Юрася Хмельниченко, чтоб помнили, на чьей земле живут, проклятущие!.. И у вас отряд, — кивнул он на казаков. — Это уже немало! С такой ватагой можно кое-что сотворить!

— А про твоих родных, Арсен, я сама проведаю, — сказала Феодосия. — Женщине это сподручнее сделать… Да и Василёк не будет дремать.

— Спасибо, хозяюшка, — поблагодарил Звенигора.

На сердце у него полегчало. От тепла и предчувствия того, что все складывается к лучшему, на исхудалом, обтянутом обветренной кожей лице заиграл румянец, а холод и строгость во взгляде сменились выражением мягкости и тихой задумчивости.

Нужно было решить, где остановиться казакам. Феодосия сразу же предложила свой дом, достаточно просторный. Но Палий возразил:

— Если за Мирона требуют выкуп, то со дня на день сюда могут пожаловать непрошеные гости. Что им скажешь, когда они застукают нас здесь?.. Сначала и я имел намерение просить тебя, хозяюшка, об этом, а теперь вижу — никак нельзя. И для вас с сыном будет неспокойно и для нас небезопасно… Хатка бабушки Секлеты — самое удобное пристанище: на околице, у леса, в удалении от соседей. Для коней есть поветка, а в ней немножко сена и соломы… Перебудем какое-то время у неё.

На том и порешили.

Когда пропели вторые петухи, со двора вышли три фигуры и, убедившись, что на дороге ни души, нырнули в синюю морозную ночь.

Несколько дней ни младший Семашко, ни Феодосия, ни Савва Грицай не могли пробраться на Выкотку. Юрась Хмельницкий всюду поставил усиленную стражу. Что делалось за частоколом крепости, никто не знал. Однако жители Немирова догадывались, что там ведутся кровавые допросы и истязания.

Арсен Звенигора места себе не находил. Печальной тенью за ним бродил Яцько. Каждый вечер, когда прибегал Семашко или появлялся Савва, опять без определённых известий, казак в бессильной ярости сжимал кулаки. Арсен готов был немедля внезапно напасть на укрепление, потому что ожидание причиняло ему неимоверные душевные муки. Распалённое воображение рисовало одну картину страшнее другой. Особенно переживал он за Златку и Стёху. Где они? Как обращаются с ними люди Юрася и сам шальной гетман?

С ним был согласен и Роман. Но Палий не одобрял их горячности.

— Поспешишь — людей насмешишь, — говорил он. — Ну разве можем мы с такими жалкими силами нападать на тысячный гарнизон? Это безумие! Пока мы не будем иметь надёжной связи с твоими, Арсен, до тех пор…

— А когда свяжемся, будет поздно!

— Что же ты советуешь?

— Мы сами должны установить связь!

— Как?

— Я тайно проберусь на Выкотку.

— Легко сказать!

— А ждать ещё тяжелее!.. Если сегодня не будет ничего нового, ночью я иду в замок.

Под вечер прибежали взволнованные Василь Семашко и Савва Грицай. Все кинулись к ним. Даже бабуся Секлета слезла с печи.

— Ну?

— Татары выволокли из замка четыре трупа и сбросили в прорубь на Нижнем пруду!

— Вы узнали, кто это был?

— Нет, — всхлипнул Василёк.

Звенигора обнял парнишку за плечи:

— Не плачь! Слезами горю не поможешь… Ночью мы проберёмся на Выкотку и что-нибудь выведаем. Вот и Яцько нам поможет.

Палий промолчал. А у пареньков радостно заблестели глаза.

— Правда? — воскликнули они вместе.

— Да. Для этого нужно иметь верёвочную лестницу с прочным крюком и длинную жердь, чтобы зацепить этот крюк за верх частокола.

— Лестница с крюком у меня найдётся, — сказал Савва.

— А я достану жердь, — заговорщически прошептал Семашко, будто и здесь его мог кто-то подслушать.

— Вот и прекрасно. Приходите, как стемнеет.

Поздно вечером несколько фигур прокрались тёмными закоулками и задворками до Выкотки. Чтобы не подвергать всех опасности, Арсен настоял, что в замок пойдёт он один, а до стены его проводят только Роман, Яцько и Семашко. Другие останутся в засаде на берегу пруда, в зарослях ивняка и ольшаника.

Семашко — так, как взрослого, теперь звали запорожцы парнишку — уверенно шёл впереди. За два дня до этого он разведал все подступы к крепости и уверился, что удобнее всего будет подойти со стороны Верхнего пруда.

Они спустились с крутого берега вниз, на лёд, припорошенный снегом, миновали узкий перешеек, которым Выкотка соединяется со Шполовцами и центром города и где, как Василёк знал наверняка, днём и ночью дежурили сеймены, и направились к зубчатой стене крепости.

Ночь была безлунная. Резкий ветер глухо шумел в разлапистых ветвях яворов, обдавал снежной крупой. Ни огонька, ни единой души. Казалось, весь Немиров вымер или заснул.

Они взобрались по крутому склону вверх и остановились под тёмной деревянной стеной.

— Тут! — уверенно произнёс Семашко.

Арсен развернул лестницу, длинным шестом поднял один её конец и зацепил за верх частокола. Наступив ногой на нижнюю перекладину и убедившись, что крюк держится крепко, он обнял Яцько, Романа и Семашко, прошептал:

— Ожидайте меня здесь до вторых петухов. Если не вернусь, уходите… Прощайте!

Палисад[36] был невысоким — всего сажени две с половиной, Арсен быстро взобрался на него. Перелез через острия кольев на внутреннюю земляную насыпь, поднял лестницу. Потом, глянув на Романа и Семашко, которые едва виднелись внизу под стеной, осторожно спустился во двор крепости.

Где-то залаяла собака, перекликнулись часовые — и снова наступила тишина, нарушаемая только посвистом ветра.

Арсен стряхнул с одежды снег и начал пробираться за хлевами к площади, где в окнах хатенок мигали желтоватые огоньки.

Метель усиливалась и споро заметала следы, надёжно скрывала от вражьего глаза. На площади безлюдно. Только вдали, у крепостных ворот, какое-то движение, шум — это в Выкотку въезжал небольшой татарский отряд, очевидно возвращавшийся с добычей из окрестных сел. До ворот было далеко, и, конечно, никто на таком расстоянии не мог заметить человека, крадущегося вдоль домов, осторожно заглядывающего в освещённые окна.

Арсену долго не везло. Но вот, обогнув угол одной хаты, приблизился к замёрзшему окну боковой стены и увидел неясные тени. Тогда он припал к стеклу ртом, горячими губами отогревая его. Вскоре на белом стекле зачернел небольшой кружок. Арсен посмотрел в него — и чуть не вскрикнул от радости: за столом, как раз напротив окна, сидел, подперев лысую голову руками, дедусь Оноприй. Только бы не было посторонних в хате! Сразу вывел бы своих к стене, где ждут Роман и молодой Семашко, пробрались бы к хате бабушки Секлеты — и айда в степи! Метель мигом занесёт следы, и никто не догадается, куда делись беглецы… Ищи ветра в поле!

Он даже переступил с ноги на ногу от нетерпения. Потом ещё раз заглянул в оконце. Да, это дедушка Оноприй. Сидит, как и раньше, подпирая голову… А там в глубине, в полутьме — мать… И кажется, больше никого…

Лёгкий стук ногтем по стеклу заставил дедушку вздрогнуть, поднять голову. Он долго прислушивался, что-то сказал. К нему подошла мать. Арсен постучал снова, на этот раз громче.

• Предыдущая
• 27/83
• Следующая