Памяти не предав. Авторский сборник - Сергеев Станислав Сергеевич - Страница 76

• Предыдущая
• 76/230
• Следующая

Глава 1

Мерно стучали колеса поезда, отбивая привычный ритм, заставляя возвращаться воспоминаниями в далекое детство, когда отец еще служил на севере, и мы каждое лето отправлялись в отпуск к родственникам в Крым. Именно память о том беззаботном времени частенько не давала скатиться в бездну отчаяния из-за сложившейся ситуации.

«Н-да, вляпался я знатно», — грустно вздыхая про себя, ворочался на своей полке, стараясь принять удобное положение и не напрягать поврежденное осколком плечо. Рядом, на нижней полке вагона снова начал громко стонать, крутиться и вызывать на помощь «вертушки» похожий на мумию из-за большого числа намотанных бинтов Ненашев. Лежащий в нашем закутке майор-танкист опять что-то стал бурчать о странных «вертушках» и «градах», и, кряхтя, спустившись на пол, накинул на плечи простую солдатскую шинель, хромая, отправился к тамбуру на перекур. Несмотря на дикую пульсирующую боль в пробитом осколком плече, я старался наслаждаться чистотой и покоем, точнее его подобием, насколько это возможно в таких условиях. Начальник санитарного поезда, уносящего нас на восток, подальше от линии фронта, отличался прямо-таки патологической тягой к чистоте и нещадно гонял медсестер и санитарок за любую антисанитарию.

Питание было вполне сносным, и я даже умудрялся получать наслаждение от супа из пшенного концентрата и какого-то суррогатного чая, напоминающего по вкусу заваренные опилки. На фоне невероятных приключений последнего времени эти несколько дней спокойствия и чистоты позволили восстановиться психике, а также элементарно выспаться. Неподдельно душевное отношение персонала к раненым в первое время заставляло напрягаться, как-то на фоне лечебных заведений нашего времени все это выглядело натянуто, но потом уже всей душой поверив в реальность происходящего, стал наслаждаться обстановкой. Будучи ограниченно «ходячим» больным, через силу прохаживался по вагону, сторонясь, пропуская мимо себя спешащих по делам медсестер, врачей и санитарок. Я не курил, но частенько сам зависал в тамбуре, наслаждаясь неторопливыми разговорами с, так сказать, местными ранеными.

Меня интересовало все, что можно было накопать по состоянию на фронте, и я особенно пытался отследить реальные изменения по сравнению с известной историей моего мира. Вагон у нас был смешанный, но так получилось, что тут собрался преимущественно командирский состав, и на правах равного я мог расспрашивать и получать вполне достоверную информацию на тактическом уровне.

Дождавшись, когда из курилки вернется сосед-майор, сам накинул шинель, которая у нас с танкистом была одна на двоих, и поковылял в тамбур. В нашем купе мы с ним только и были ходячие, поэтому по негласному соглашению, на случай если кому-то станет плохо, кто-то должен был находиться на месте. Ненашев все еще был без сознания и периодически вызывал «вертушки» и ругал «духов», а вот старлей-летчик с перебитыми ногами тихо скрежетал зубами и иногда от приступов боли, зажав зубами кусок одеяла, тихо мычал. В соседних купе была примерно такая же картина, и у нас, «ходячих», создалось некоторое общество.

Проскрипев дверью, вывалился в тамбур и втянул в себя холодный морозный воздух. Сейчас тут никого не было, и я, прислонившись здоровым плечом к стене, с некоторой грустью стал смотреть в заледеневшее окно и любоваться проплывающими мимо заснеженными просторами России в сумерках уходящего дня. Осень и зима 41-го года. Тяжелое, трагическое и переломное время. Именно тогда фашистам основательно дали по голове, дав понять, что блицкриг не получился и начинается тяжелая и долгая война на уничтожение. Пока это было понятно мне и некоторым особо посвященным из высшего руководства страны. Немецкие генералы все еще рвались к Москве в рамках операции «Тайфун», несли огромные потери, теряли технику, замерзали, но все равно как упертые ломились к столице. Сибирские дивизии были уже давно переброшены и сосредотачивались для знаменитого контрнаступления, отбросившего войска противника от столицы СССР, и как мне казалось, в этой реальности все будет проведено намного продуманнее и основательнее. Планы, силы, районы сосредоточения и направления главных ударов, конечно, мне были неизвестны, но общую картину я себе прекрасно представлял…

Несмотря на то что тамбур постоянно проветривали, стойкий тяжелый запах дешевого табака буквально въелся в стены. У нас в бункерах курево давно закончилось, да и дымить в переполненных людьми помещениях запрещалось, поэтому такие мелкие нюансы, запахи, чистый воздух, натуральные продукты и даже просто человеческие отношения радовали и заставляли наслаждаться моментом. За спиной хлопнула дверь.

— Что, капитан, тоже не спится?

Сзади стоял летный подполковник, вроде как командир штурмового полка. Об этом я краем уха случайно услышал, когда девчонки-медсестры между собой обсуждали это немаленькое начальство. Мы с ним частенько пересекались, но как-то поговорить по душам не получалось: у каждого была своя история, иногда умение помолчать за компанию ценится намного больше, чем умение поддержать разговор.

— Есть такое дело.

— Вот и мне тоже…

Не знаю почему, я его понял, почувствовал, о чем он.

— Воспоминания мучают?

Летун невесело ухмыльнулся, точнее, как-то странно скривился.

— Давно воюешь, капитан?

Я задумался. А смысл врать, поэтому ответил, так как оно есть.

— На этой войне с Могилева.

Он удивленно повернул голову и по-новому оглядел меня с ног до головы. Хмыкнул, поняв оговорку про

эту

войну.

— Солидно. Значит, понимаешь.

— Понимаю. Совесть мучит, полковник, что ты жив, а они там остались?

— Я их посылал…

Он начал с горечью рассказывать, как штурмовой авиаполк бросали в отчаянные вылеты без истребительного прикрытия, как гибли молодые летчики, а у меня перед глазами стояли недавние события моей жизни, закинувшие меня в этот санитарный эшелон…

* * *

Аварийное схлопывание портала новоявленных коллег по шнырянию во времени вывело из строя практически всю электронику у противника, но оружие продолжало стрелять, полевые проводные телефоны звонить, а посыльные гонять на мотоциклах, развозя приказы. Поэтому логично было предположить, что на наш прорыв противник уже должен начать стягивать силы и в лучших традициях тактики готовить локальный контрудар. Угу. Немцы не зря всю Европу поставили на четыре кости и заставили работать на себя, поэтому приходилось спешить. Затащив в БТР раненых эфэсбэшников, мы рванули обратно к нашим позициям. Лихо так рванули, ревя движками и несясь на максимальной скорости, стараясь быстрее вырваться из леса, пока немцы не успели восстановить непрерывную линию обороны. Вывалившись на поляну, где сходились две дороги, мы столкнулись лоб в лоб с колонной из восьми грузовиков с пехотой и бронетранспортером, вооруженным малокалиберной автоматической пушкой. Четыре замыкающих машины тянули за собой пушечки, лафетом очень похожие на наши «сорокопятки». Головной БТР с бойцами на броне, идущий впереди в качестве передового дозора, с ходу вступил в бой, открыв огонь из КПВТ по немецкой бронемашине, которая, несколько раз тявкнув своей пушечкой, соскочила с дороги, уткнулась в дерево, смачно задымив. Башенный стрелок БТРа перенес огонь на идущие следом грузовики, а тут как раз и мы подоспели. Хлесткий выстрел идущего следом Т-72 основательно дал по ушам, а тяжелый фугасный снаряд разнес один из грузовиков, раскидав вокруг горящие ошметки пехотного взвода. Мы уже привычно попрыгали с брони и, рассредоточившись, открыли огонь из стрелкового оружия. Со второго БТРа затявкал АГС, накрывая немецкую колонну серией гранат, парочка из которых удачно попала в грузовики, добавив колорита, света и огня. Снова выстрел танковой пушки, и еще один из грузовиков разлетелся горящими лохмотьями. Лес наполнился грохотом взрывов, криками, русским забористым матом. Рядом хлопнул выстрел РПО, и в расположении немцев вспыхнул заряд объемного взрыва, слизнув расчет пулемета, который расположился вполне вольготно и начал энергично постреливать в нашу сторону. Отвлекшись от стрельбы, отжал тангенту манипулятора радиостанции.

• Предыдущая
• 76/230
• Следующая