Детектив США. Книга 5 - Томас Росс - Страница 71

— Спасибо за пиво, мистер Апшоу. Как я понимаю, мистера Шартелля в городе нет?

— Да, он уехал с вождем Дженаро.

Мы попрощались, и капитан Ослако ушел. Его бывший босс подготовил достойную замену. Я подумал, а не стоило ли сказать ему о букве, которую успел написать в грязи Читвуд. И решил обсудить это с Шартеллем.

Одной из целей поездки Шартелля и Дженаро являлась инспекция публичных покаяний, которые шли полным ходом, а в главных ролях выступали оба предателя, благополучно вернувшиеся под крылышко вождя Акомоло. Я написал каждому цветистую речь, изобилующую грязными подробностями сманивания их в лагерь оппозиции, с обещанием денег и плотских удовольствий. Как следовало из этих речей, тот, кто отправился на север, получил больше денег и принимали его как особу королевской крови. Пиршества длились три дня и три ночи, и я не скупился на детали, от которых рты слушателей переполнялись слюной. Возмутилась даже моя совесть, и я спросил Шартелля, не стоит ли мне поменьше фантазировать? Мой вопрос вызвал у него ухмылку, и он ответил: «Нас же не просят нести в народ слово правды, Пити».

Предатель, отправившийся на восток, адвокат, оказался плохим актером. Мы решили, что он будет выступать последним. Ровным, спокойным голосом, строго придерживаясь полученного от меня текста, он рассказал об удовольствиях, выпавших на его долю.

Их возвращение в стан Акомоло вызвало интерес избирателей. Нам начали докладывать, что их покаянные митинги собирают больше народу, чем выступления Декко или Акомоло. Шартелль и Дженаро захотели побывать на одном из них.

В тот день, когда ко мне зашел капитан Ослако, Анна была занята в школе, и я обедал один. Затем вновь вернулся на веранду, попросил принести мне кофе и бренди. Вскоре заговорили барабаны. Я узнал выводимую ими фразу: «Я ЗА АКО». Днем позже барабаны должны были помянуть несущие беду дымы в небе. Мы слышали, что одного из пилотов, летающих на самолетах «Ренесслейра», забросали камнями в аэропорту, где он приземлился, чтобы заправиться.

От него требовалось написать лишь одно сообщение для прессы, восхваляющее усилия вождя Акомоло в переговорах с Ассоциацией золотарей Альбертии, забастовка которых продолжалась уже неделю.

Дженаро удалось договориться с генеральным секретарем альбертийских тред-юнионов. Во что это ему обошлось, я не спрашивал. В качестве премии генеральный секретарь обещал нам поддержку Национального профсоюза безработных, число членов которого быстро увеличивалось. Она могла прийтись весьма кстати, если требовалось увеличить аудиторию, выставить пикеты или просто пошуметь на улицах.

Недельная забастовка золотарей оказалась весьма чувствительной для населения Убондо, Барканду и других больших городов на севере и востоке страны. В некоторых районах Убондо так воняло, что осталось только искренне пожалеть тамошних жителей.

Сборщики нечистот требовали повышения жалованья на шиллинг в день, шоферы машин, на которых вывозились нечистоты, просили шиллинг и шесть пенсов, в силу их более высокого профессионального статуса. Когда вонь стала совершенно непереносимой, вождь Акомоло предложил свои услуги в разрешении конфликта. После двенадцатичасовых переговоров (они начались в шесть вечера и закончились в шесть утра, я, естественно, выпятил эту тонкость), вождь вышел из традиционно закрытых дверей, чтобы объявить о достигнутом компромиссе. Сборщики получили прибавку в девять пенсов, водители — в шиллинг. Плата за вывоз нечистот возрастала на 8,3 процента. Я предложил неровную цифру, чтобы у обывателей создалось впечатление, что она родилась в результате жарких споров и тщательных расчетов.

— Вождь вышел из борьбы с нечистотами благоухающий, как утренняя роза, — прокомментировал Шартелль исход переговоров. Он вернулся на другой день после визита Ослако. Ночевал он теперь у вдовы Клод, а днем мы совещались с вождями Акомоло и Декко по телефону. Вертолеты перекрасили в серебристый цвет. Один украшала синяя надпись «АКО», второй — красная «ДЕККО».

Оба пилота не знали страха и усталости. Если они видели группу в пять человек, то бросали машины вниз, чтобы кандидаты могли выйти и пожать руки избирателям. Декко произносил по двадцать пять речей в день. Он начинал в пять утра и заканчивал в полночь. Когда из-за темноты Вейл отказывался подниматься в воздух, он пересаживался на автомобиль и даже на велосипед.

Вождь Акомоло, старше по возрасту и не такой выносливый, ограничивался двенадцатью выступлениями, не считая бесчисленных обедов, банкетов и ленчей. Основное внимание он уделял северному и восточному регионам, оставив запад Декко. К Дженаро и Диокаду приходили радостные, даже оптимистичные рапорты. Содержавшиеся в них сведения о числе сторонников Акомоло Дженаро делил пополам, но зеленых флажков на карте заметно прибавилось.

За день до массового митинга на ипподроме Убондо, где намечались выступления всех трех кандидатов, нам позвонил Джек Вудринг из Информационной службы США.

— Это короткостриженый молодой человек из Информационной службы.

— У нас нет вакансий.

— К вам едут гости.

— Кто?

— Многоуважаемый Феликс Крамер, генеральный консул США, и на йоту менее уважаемый Кларнс Койт, его советник по политическим вопросам. Вы с ним встречались.

— Я помню.

— Они приедут днем, но не останутся на обед. Кормить их буду я. Вы с Клинтом сможете прийти? У нас есть гашиш.

— Ну…

— Будем считать, что вы заняты. Пообедаем в другой раз.

— Благодарю, Джек.

Мы попрощались, я положил трубку и повернулся к Шартеллю.

— Феликс Крамер заедет к нам сегодня с Койтом.

— Приехали на митинг?

— Похоже, что да.

Шартелль и я то утро провели вдвоем, пытаясь понять, достигла ли пика предвыборная кампания. И решили, что нет, она еще набирает ход, но и оппозиция не собирается сдаваться без боя. Мы пришли к выводу, что наши шансы на победу не хуже, чем у других кандидатов, и продолжают расти. Ленч мы также съели вдвоем: Анна учила детей, Клод управляла винным магазином. Нам подали гамбургеры с репчатым луком, салатом и майонезом с жареным картофелем. Пили мы немецкое вино.

— Очень хороший ленч, — похвалил Шартелль Самюэля.

— Мадам научили меня. — Они — очень хороший учитель, — и наш повар скрылся на кухне, которую Анна и вдова Клод отмыли добела. Самюэль ворчал, но качество пищи улучшилось. Он быстро научился готовить основные блюда американской кухни. И смешивать вполне сносный мартини.

— Мы испортили бедняге карьеру, — заметил я.

— Почему?

— Ни один англичанин не наймет его, узнав, что он работал у американцев. Мы их балуем.

— Скоро здесь будет куда больше американцев, чем англичан. Старина Самюэль не останется без работы. Вы заплатили им за этот месяц?

— Да.

— Знаете, Пит, я дал по паре лишних фунтов. Тем более, что за все платит Поросенок.

— Тем более, а? Прекрасно. Я и так поднял им жалованье на два фунта.

— То есть мы оба поняли, что слугам Альбертии недоплачивают.

Мы пили кофе, когда к крыльцу подкатил «кадиллак» Крамера с развевающимся американским флажком на крыле. Крамер вылез из кабины первым. Лет сорока восьми, а может и пятидесяти, с наметившимся брюшком. Темно-карие глаза, загорелая лысина, короткие волосы по сторонам, щедро усыпанные сединой. Следом показался Койт.

Шартелль и я сидели на веранде.

— Если вы еще не успели поесть, друзья, я могу предложить вам по паре гамбургеров и бутылке пива. Я Клинт Шартелль, мистер Крамер, а это Пит Апшоу. Привет, мистер Койт.

Крамер в легком синем костюме и черных полуботинках поднялся по ступенькам и пожал нам руки.

— Я презираю себя за это, мистер Шартелль, но мы еще не ели, и я не могу устоять перед гамбургером, — мы обменялись рукопожатиями и с Койтом, и он сказал, что тоже не откажется от гамбургера. Я кликнул Самюэля. Пока жарились гамбургеры, он принес нам с Шартеллем кофе, а Койту и Крамеру — по бутылке холодного пива.