Лесной фронт. Дилогия (СИ) - Замковой Алексей Владимирович - Страница 31
- Предыдущая
- 31/145
- Следующая
— Вот сейчас с этой дурой разберусь, — ответил старшина, вытаскивая из ящика 45-миллиметровый снаряд, — и поедим. А ты иди, Леша, если хочешь. Я скоро подойду.
Долго уговаривать себя я не дал. Поднялся, вытер о гимнастерку руки и, подобрав свои вещи, направился в сторону лагеря. Солнце стояло в самом зените, посылая на землю уже не просто теплые, а жгучие лучи. Поэтому я старался идти под деревьями, где была самая густая тень. Становилось душновато – наверное, к дождю. На полпути к лагерю я остановился и достал сигарету. Хорошо все-таки летом в лесу! Свежий воздух, зелень, птицы поют… Вдруг позади грохнуло. С жужжанием что-то гулко ударило в ствол дерева, за которым я стоял.
— Старшина! — заорал я и, отбросив в сторону так и не зажженную сигарету, бросился назад.
Через пару секунд я выскочил на поляну и остановился. Все так же лежали посреди поляны пустые болванки от мин, из которых мы со старшиной добывали взрывчатку, рядом стояла коробка с толом и торчал из земли мой штык. Накрытые брезентом ящики с нашими запасами стояли на своем месте. Поляна выглядела так же, как минуту назад, когда я пошел обедать. За исключением ее дальнего края. Как раз там, где находилось дерево, в развилке которого старшина обычно ослаблял гильзы, чтобы извлечь из них снаряды. Развилки больше не существовало. Более тонкая ветвь этой рогатки лежала на земле, зеленея в траве свежей листвой. Основной ствол дерева, в том месте, где эта ветвь раньше росла, зиял белым шрамом. А в нескольких метрах слабо подергивалось окровавленное, изуродованное тело старшины.
Перед глазами у меня все закружилось, и я привалился к ближайшему дереву. Я же только минуту назад разговаривал с живым и здоровым человеком, который теперь стал изуродованным трупом! Обсуждал с ним пришедших в отряд детей и наследившего Трофимова. Только сегодня утром одолжил ему кусок мыла… Я же только минуту назад сам сидел на этой поляне! Сзади послышался топот, и кто-то затряс меня за плечо, у меня что-то спрашивали. Но я ничего не слышал и ничего не соображал. Перед глазами стоял только Трепов, то живой и обещающий скоро присоединиться ко мне за обедом, то изуродованный взрывом и лежащий на земле. А все обращенные ко мне вопросы перекрывало все еще звучащее в голове эхо недавнего взрыва.
— Найденов, мать твою! — Кто-то сильно ударил меня по щеке.
Я кое-как сфокусировал взгляд и сумел разглядеть нависшее надо мной лицо Митрофаныча. Огляделся – вокруг стояло человек десять, и все выбегали из леса новые партизаны.
— Ты в порядке? — снова спросил Митрофаныч.
— Я… — Из горла доносилось какое-то карканье, и мне пришлось несколько раз сглотнуть. — В порядке…
— Что здесь произошло? — Тяжело наваливаясь на костыль, появился капитан. Видимо, несмотря на раненую ногу, он проделал весь путь до поляны бегом. Рядом с ним шел запыхавшийся Феликс Натанович.
— Я… — Горло снова пересохло.
Кто-то протянул мне флягу, и я жадно припал к горлышку, выхлебав почти всю воду чуть ли не залпом.
— Я в лагерь пошел. — Отстранив опустошенную флягу, я кое-как встал ровно. Ноги дрожали и подгибались, будто ватные, а поляна продолжала медленно кружиться. — Время обеда ж уже. А старшина сказал, что хочет еще снаряд разобрать, а потом тоже обедать придет…
Я замолчал. Над поляной повисла тяжелая тишина. Все стояли и смотрели на то, что осталось от Трепова. Только врач, краем уха слушая мой рассказ, быстро подбежал к лежащему на земле старшине. Присел над ним, внимательно осмотрел тело, что-то пощупал и, выпрямившись, покачал головой.
— Мертв, — спокойным тоном вынес он свой вердикт и, развернувшись, направился к капитану. — А если б даже был жив, с такими ранами я ничего в этих условиях не сделал бы.
— Он со снарядом от сорокапятки работал. — Мне вдруг пришло в голову, что в произошедшем могут обвинить именно меня. Мы же только вдвоем были на поляне, никаких свидетелей. Потом я так удачно, перед самым взрывом, ушел, остался жив-здоров, а не вызывающий подозрений, в отличие от меня с моей мутной легендой, старшина – погиб. — Там МД-5, скорее всего, был. Взрыватель… Он ненадежный очень…
— С этим – бывает. — Я увидел Трофимова, того самого лейтенанта-артиллериста, который водил группу в поселок. — У нас как-то ящик со снарядами уронили, когда в машину загружали…
— Я знаю, что такое МД-5! — перебил капитан и снова повернулся ко мне: – Сейчас отдыхай, а вечером жду у себя.
— Товарищ капитан, похоронить старшину надо… — начал было я, но капитан уже отвернулся.
— Зинченко! Берешь двух бойцов, и похороните старшину. Остальным – вернуться к исполнению своих обязанностей. Разойдись!
Поляну, на которой произошел несчастный случай, покинули все, кроме меня и еще троих бойцов. Несмотря на приказ капитана, я не мог просто так уйти. Я обязан был хотя бы присутствовать на похоронах. Бойцы положили тело на кусок брезента, который я снял с ящиков со снарядами, и понесли в лес. Место выбрали неподалеку – под густым кустом, по форме напоминавшим пушистое облако. Один из бойцов побежал в лагерь за лопатами, а я сидел смотрел в землю и курил сигарету за сигаретой. В голову пришел вопрос – а есть ли у старшины какие-то документы или хотя бы капсула? Так ведь и появляются могилы неизвестных, которые находят в будущем и перезахоранивают под надписью «неизвестный солдат». Сколько таких неизвестных уже обнаружили поисковики на просторах бывшего Союза? Вряд ли ведь выжившие в мясорубке войны партизаны из нашего отряда вернутся сюда и перезахоронят тело Трепова под его настоящей фамилией. Скорее всего, его здесь просто не найдет никто. А если найдет – будет еще одна могила с неизвестным или как увиденный мной под Лютежем простой крест из палок в лесу с написанной от руки табличкой «Русский солдат». Нет, надо что-то положить в могилу. Чтобы, если потом найдут старшину, можно было его идентифицировать. Похоронить под его фамилией, сообщить родственникам, если таковые найдутся. Только что положить? Бумаги нет, да и писать нечем. И не переживет, скорее всего, бумага десятилетия в земле. Вспомнил, что на форуме как-то выставляли фотографию найденной при бойце ложки, на которой была выцарапана его фамилия. На чем нацарапать фамилию Трепова?
Приняв решение, я, под удивленными взглядами копавших могилу бойцов, побежал обратно на поляну. Быстро осмотревшись и найдя искомое, я подобрал гильзу от сорокапятки, штык, которым выковыривал тол, и побежал обратно.
— Документов у старшины нет, — пояснил я бойцам. — Надо, чтобы в могиле было хоть что-то с его фамилией. Чтобы после войны, когда немцев прогоним, похоронить его по-человечески.
— И то правильно, — сказал один из копавших, молодой парень лет девятнадцати, и вернулся к прерванному занятию.
А я сел под деревом и принялся выцарапывать на боку гильзы, стараясь делать как можно более глубокие борозды, слова – «Трепов В.А. 1941».
* * *
Остаток дня я, не замечая ничего вокруг, слонялся по лагерю. Весть о случившемся быстро разнеслась среди партизан, и везде меня встречали сочувственными взглядами. Один раз подошла Оля, поинтересовалась моим самочувствием. Но отвечал я чисто автоматически и забыл разговор сразу же после того, как ее позвал Феликс Натанович и девушка убежала. В голове крутились только две мысли – о старшине, который так глупо погиб, и о том, что на его месте мог быть я. Опасная мне все-таки досталась специализация. Там, в будущем, я вообще старался не брать в руки ничего взрывоопасного и аккуратно прикопать найденный ВОП (взрывоопасный предмет) обратно. Брал только то, что опасности не представляло, — гранаты с заглушками, мины без взрывателей и так далее. Даже пить пиво на выездах перестал после того, как осознал, что в прошлый раз расслабился настолько, что принялся вычищать ножом забившуюся в щели грязь из найденной гранаты. А сейчас приходится разбирать и переделывать те самые взрыватели, которых я так боялся.
- Предыдущая
- 31/145
- Следующая
