Мила Рудик и тайна шестого адепта - Вольских Алека - Страница 12
- Предыдущая
- 12/81
- Следующая
Потушив свет своего перстня, она вернула подушке горизонтальное положение и уронила на нее голову. Какое-то время Мила лежала с закрытыми глазами, но по прошествии нескольких минут открыла их и уставилась в темноту своей комнаты. Буквально только что ее клонило в сон, но теперь она почему-то не могла заснуть.
«Не ври», — мысленно сказала себе Мила.
Она, конечно же, знала, почему ее одолевает беспокойство. Из головы у нее не шли слова Вирта:
«Время стирает из памяти лица тех, кто остался в прошлом…»
Вирт сказал их как будто о себе, но его глаза адресовали их ей — Мила отчетливо видела это. Наверное, Вирт так хорошо знал ее чувства потому, что и сам когда-то испытал подобное. Он любил Софию, но она вышла замуж за другого, а через год умерла. Что он испытывал, когда со временем понял, что не может вспомнить ее лицо? Грусть? Вину? Облегчение?
Чувством, которое испытывала Мила, был страх. Когда она впервые поняла, что не может вспомнить лицо Гарика, это по-настоящему испугало ее. Неужели пройдет еще немного времени, и воспоминания если не сотрутся совсем, то превратятся в тень, без красок и четких контуров? Она не хотела забывать, но забывала.
Зажмурив глаза, Мила изо всех сил попыталась воскресить в сознании черты его лица, но вместо этого почему-то в памяти вдруг прозвучал его голос:
«Я хочу быть готовым защитить тех, кого люблю».
Ее глаза распахнулись сами собой. Да, она хорошо помнила эти слова. Она слышала их от него не раз. Гарик старался стать сильнее, чтобы оберегать дорогих ему людей. Из-за этого ему приходилось вновь и вновь терпеть непонимание приемного отца. Но, несмотря ни на что, он не отступился от своего намерения, потому что для него не было ничего важнее.
«Я тоже должна стать сильнее», — подумала Мила.
Терас хотел отомстить Лукою, именно поэтому он пытался узнать о нем все, что мог. И тот факт, что дневник попал к ней в руки, Мила могла бы назвать провидением. Словно сама судьба говорила ей, что она больше не может быть пассивным наблюдателем и ждать, когда Многолик снова убьет кого-то. Только сейчас впервые Мила задумалась над тем, что своим бездействием она подвергает опасности своих друзей. Ведь Многолик не отступится. Ему нужна ее Метка и рано или поздно он придет за ней. Кого он убьет в следующий раз, если она не сможет противостоять ему?
«Да, — подумала Мила, — мне больше нельзя просто ждать. Я должна действовать».
Дневник Тераса мог дать ей подсказку, как защитить от Многолика тех, кто ей дорог. Она воспользуется этим. Голос Гарика только что изгнал из ее сердца все сомнения, которые одолевали ее после встречи с Массимо Буффонади. Даже несмотря на то что Гарика больше не было рядом, он до сих пор поддерживал ее и направлял, как это было всегда. И пусть когда-нибудь она уже совсем не сможет вспомнить черты его лица, но его незримая поддержка останется с ней навсегда.
«Спасибо тебе», — уже засыпая, мысленно сказала ему Мила.
Она надеялась, что он слышит ее — где бы он сейчас ни был.
Последние летние дни пролетели незаметно. Акулина, не спрашивая у Милы согласия, привлекла ее к помощи в обустройстве нового дома Фреди и Платины. Походы по магазинам Троллинбурга, украшение комнат и мелкий ремонт — это занимало почти все ее время. Платина много раз с улыбкой намекала Миле, что не будет в обиде, если та проигнорирует свои «соседские обязанности», как называла это Акулина. Однако Мила решила не рисковать — видя, с каким энтузиазмом ее опекунша взялась помогать молодоженам, она не хотела ее расстраивать.
За всеми этими заботами ей едва хватало времени на дневник Тераса. К вечеру она уставала так сильно, что падала без сил. В конце концов, не успела Мила оглянуться, как лето закончилось, и начало нового учебного года в Думгроте затянуло ее в водоворот школьных будней.
С первого же дня занятий Мила убедилась, что повышенное внимание со стороны Лютова в день свадьбы Фреди и Платины не объяснялось ее мнительностью. Едва ли не на каждом уроке он словно нарочно демонстрировал ей свое превосходство буквально во всем. Когда на антропософии она не справилась с чарами замораживания, он многозначительно скривился. Она легко прочла по губам, как он беззвучно произнес: «Слабачка».
Если Лютов решил, что таким способом он доведет ее до белого каления быстрее, чем с помощью нападок садиста Воронова, то он не ошибся — Мила была в ярости. Ее колотило изнутри от его самоуверенного вида, но было еще кое-что, о чем наверняка не подозревал даже Лютов. Неожиданно Мила открыла для себя, что для нее совершенно непереносимо быть слабой. И хуже всего было сознавать, что кто-то вроде Лютова знает, насколько она слаба.
В конце первой недели занятий, когда во время обеда Мила с друзьями спустились на первый этаж и вошли в Дубовый зал, она как раз размышляла на эту тему, но неожиданное сообщение Белки заставило ее отвлечься.
— А? У тебя появился новый предмет?
Мила, Белка и Ромка заняли свой столик, на котором тут же появились тарелки, наполненные едой. Белка только что сказала друзьям, что теперь у нее будет меньше свободного времени.
— Да, — с сияющим видом подтвердила она. — Я записалась на курс профессора Шляха. Он с этого года официально преподает в Думгроте изомагию. Раньше он только иногда читал ознакомительные лекции, так что мне повезло!
— А в чем везение? — спросил Ромка; он бросил рюкзак на пол возле стула и жадно набросился на еду.
— Ты помнишь тот портрет, который висит у Милы в комнате в Плутихе? — спросила Белка.
— Угу.
— Это его работа — профессора Шляха, — сказала Белка и, повернувшись к Миле, спросила: — Ты ведь нам говорила, помнишь?
Мила задумчиво нахмурилась, отправляя в рот сразу половину котлеты.
— Я помню, что того художника звали Барвий Шлях, — ответила она. — Это он и есть — твой профессор?
— Да! Именно он! — снова просияла Белка. — Я еще тогда, когда увидела этот портрет, подумала, что была бы не против заниматься чем-то подобным. А теперь у меня появился шанс. У меня почти по всем предметам невысокие способности, но рисовать мне всегда нравилось…
Белка смущенно покраснела и неуверенно добавила:
— И… мне кажется, у меня неплохо получается.
— Ты потрясающе рисуешь, — подтвердила Мила, — особенно портреты. Ты сможешь создавать Пороги Темперы не хуже Барвия Шляха, я уверена.
— Спасибо, — благодарно улыбнулась Белка и тут же вскинулась: — Но изомагия — это не только Пороги Темперы! Кроме того, профессор будет учить нас создавать порталы.
Ромка заинтересованно поднял голову, оторвавшись от обеда.
— Создавать порталы на изомагии? Это как? Не слышал о таком.
— Да, — согласилась Белка, — маги обычно используют порталы другого рода: зачаровывают двери или какие-то предметы. Но для создания такого портала нужно соблюсти слишком много условий. Например, обычно перед созданием портала маг должен изучить место прибытия, чтобы его портал правильно работал. А изомаг может создать портал, ведущий практически куда угодно, — в любом месте и в любое время.
— Да ладно! Врешь! Не может быть, чтобы куда угодно! — возмутился Ромка.
Белка опять покраснела, но в этот раз не смутилась, а разозлилась.
— Лапшин, еще раз скажешь, что я вру… — угрожающе начала она.
— Ой, мне уже страшно, не пугай меня так, — поморщившись, равнодушно перебил Ромка.
— Ну не начинайте вы… — с сожалением отрываясь от котлет, умоляюще протянула Мила. — Белка, лучше расскажи ему про эти порталы, чтобы он успокоился.
— Ладно, — снисходительно согласилась та, все еще хмуро зыркая в сторону Лапшина. — В общем, одаренный изомаг способен нарисовать проход почти в любое место, если вложит в рисунок магию… Это сложная техника, но если в двух словах… Изомаг, во-первых, во время работы не должен забывать, что рисует врата, а не обычную картину, а во-вторых, как говорит профессор Шлях, в рисунок нужно вложить душу. Он это образно говорит, конечно, но по сути все так и есть, потому что магические силы даются нам при рождении не вместе с телом, а вместе с душой.
- Предыдущая
- 12/81
- Следующая
