Выбери любимый жанр

Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года « Кёр-оглы») - Автор неизвестен - Страница 27

Изменить размер шрифта:

Эйваз:

Гнедой горяч — я полечу, в пылу,

Коль тронут стремя — упадут во мглу —

Гасан — налево, вправо — Кероглу:

Ведь нас тэкэ-туркменами зовут!

Ашуг Джунун:

Как вихрь налетит — и прольется кровь

И вражеских семьдесят семь голов

Ударом одним отсечь он готов, —

Лишит дыханья тебя Кероглу.

Эйваз:

Туркменов славных соберу я в строй.

Над Ченлибелем пронесусь грозой.

Заплачет горькой Кероглу слезой —

Ведь нас тэкэ-туркменами зовут!

Ашуг Джунун:

Джунун Кероглу послужит, любя,

Пусть хлещет огонь, врага ослепя.

Посадит он на Гырата тебя,

Звать сыном станет тебя Кероглу.

Эйваз:

Коль бой начну — не будет мне преград.

Враг в страхе отведет блудливый взгляд.

Нет, мне не страшен Кероглу, Гырат, —

Ведь нас тэкэ-туркменами зовут!

Ашуг Джунун нашел то, что искал. Поэтому, не теряя времени, на другой же день после свадьбы пустился он в обратный путь. Обратясь в вихрь в пут летел, бушевал, нигде не спал, не отдыхал, долго ли ехал, коротко ли, как-то раз на рассвете добрался, на конец, до Ченлибеля. Там разнеслась весть, что ашуг Джунун вернулся. Игиды, женщины — все окружили Джунуна.

Кероглу спросил:

— Рассказывай, ашуг Джунун, откуда ты едешь? Где был так долго? Что видел, что слышал?

Прижал ашуг Джунун к груди трехструнный саз и запел:

Я обошел кочевья, города

Весну и зиму, брат мой, видел я,

Скитался по горам и по долам,

Блеск родниковой мяты видел я.

Стал горный снег оттаивать вдали.

Айвовые деревья зацвели.

Ушла зима — и светел лик земли.

И много птиц слыхал и видел я.

Бродил один я много дней подряд,

Прошел долины, тропы горных гряд,

Дворцы Алеппо видел и Багдад,

Рассветы и закаты видел я.

Отвесный зной и холод горных стуж,

И Кагызман, и Каре, Стамбул и Муш,

Чанаккала, затем Сарыкамыш,[69]

Игидов в тяжких латах видел я.

Когда Аладжалар[70] перевалил,

Когда по Эрзеруму проходил, —

Один другого в поединке бил —

И недругов проклятых видел я.

Игида с острой саблей до колен,

Не знающего страха и измен

Гассабоглу Эйваза средь туркмен,

И мужество во взглядах видел я.

Коль пир — он возглавляет торжество.

Коль бой — не отступиться от него.

И сорок дев, встречающих его

В сияющих нарядах, — видел я.

Парит он, словно сокол в небесах,

Сердца его врагов сжимает страх.

Гостей обходит кравчий на пирах.

Сверканье струн крылатых видел я.

Ашуг Джунун правдивый вел рассказ.

Полмира обошел я, торопясь,

Таких же, как Нигяр и как Эйваз,

Впервые в жизни вместе б видел я.

Песня была окончена. И все, что сказал под звуки саза, ашуг Джунун повторил снова. Он так расписал Эйваза, что все, еще не видя и не зная его, пленились им.

— Ну, Кероглу, что ты теперь думаешь делать? — спросил Джунун.

Посмотрел Кероглу на удальцов, посмотрел на голубоглазую Нигяр и запел:

Богатство у неба бы я попросил,

Чтоб был бы в Кахетии сад у меня,

И мраморный был бы бассейн и покой

В три цвета, чтоб радовал взгляд у меня.

Стальные наплечники тоже нужны,

Игиды — с одной и с другой стороны.

Мой дом — Ченлибель, он венец вышины,

И сердце пусть бьется с ним в лад у меня.

Не молод, знаком я со злом и добром,

И брови творец очертил мне пером,

Хочу я, пируя в меджлисе моем,

Чтоб кравчим Эйваз был, мой сын у меня.

Едва песня была окончена, как Нигяр-ханум подмигнула виночерпию. Тотчас было освобождено место, разостланы суфры. Вошел виночерпий. Рассказывают, что каждая чаша Кероглу вмещала ровно полбурдюка вина. Выпив одну, Кероглу сказал Дели-Мехтеру:

— А ну-ка, оседлай Гырата!

Дели-Мехтер оседлал коня и подвел к Кероглу. Кероглу попрощался с женщинами, удальцами и, когда хотел сесть на Гырата, Нигяр-ханум подошла к нему и сказала:

— Послушай, Кероглы, ты едешь в такой далекий, опасный путь, в Теке-Туркмен. Пусть несколько удальцов поедут с тобой. Вдруг завяжется бой, одному тебе не сладить.

— Нигяр-ханум, — отвечал Кероглу, — хорошенько смотри за Ченлибелем, заботься об удальцах. А за меня не бойся. Раз я на Гырате, никакая беда мне не страшна. Из любой беды я выйду невредимым. Не тревожься, не терзай свое сердце. Через несколько дней я привезу тебе Эйваза.

Кероглу проверил подпругу Гырата и, положив руку ему на круп, вскочил на коня. Женщины и удальцы только и видели, как он сел на Гырата. Конь помчался, словно вихрь, полетел, словно птица. Мчался через горные проходы, переваливал через горы, поднимался на кручи, спускался в ущелья, и через несколько дней доехал до Тэкэ-Туркмена.

Кероглу проделал большой путь, сильно проголодался и устал. Хотел он было спешиться — дать отдохнуть коню и самому поесть. Оглянулся кругом — неподалеку от дорога какой-то чобан пас отару. Сошел он с коня, пустил Гырата на траву, а сам подошел к чобану и сказал:

— Брат-чобан, не даром наши отцы и деды говаривали, проголодался, — ступай к чобану, устал — иди к сарбану.[71] Есть что-нибудь поесть?

— Молока вдоволь, — ответил чобан, — но хлеб не для гостя: весь зачерствел.

— Не беда, давай сюда, — сказал Кероглу. — Где тут, в степи, отличать черствое от свежего.

Чобан был высоким, сильным мужчиной. А бадья у него была на полтора батмана[72] молока. Взяв ее, он подоил несколько овец и принес ломоть хлеба.

— Гость мой, — сказал он, — придется прощенья просить у тебя, — уж очень черств хлеб. Не знаю даже, как ты будешь его есть.

— Не беда, — ответил Кероглу. — Я такой голодный, что, как говорится, съем все, что мягче камня.

вернуться

Карс, Кагызман, Муш, Чанаккала и Сарыкамыш — названия турецких городов.

вернуться

Аладжалар — название горы.

вернуться

Сарбан — погонщик верблюдов.