Могильщик. Черные перчатки (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич - Страница 96

Агарен замычал, громко, панически. Велион почувствовал беспокойство, хотя и не понимал его причины. Что-то происходило. Что-то страшное. Что-то… холодное, как смерть.

— Ветер дует с пустоши, — произнёс Кан помертвевшим голосом. — Накаркали, уё… — он не закончил ругательство и замолчал. Велион видел в неверном свете костра, как он побледнел.

— А ветер с пустоши… — произнёс Чёрный могильщик, тяжело сглотнув.

— Ничего страшного, — ответил Кан. — Жутковато только. И, говорят, дурная примета.

Ветер неожиданно усилился, дождь наоборот, ослаб. Зашумели верхушки деревьев, роняя в костёр тяжёлые капли. По навесу неожиданно хлестнул сильный порыв ветра. Брезент затрепыхался, оглушающе хлопая краями. На костёр будто кто-то сел, огонь опал, остались только небольшие тёмно-алые язычки пламени, едва освещающие собравшихся под навесом людей.

Могильщики и маги сгрудились под навесом, прижимаясь друг к другу, как маленькие дети. Велион отчётливо слышал, как стучат зубы Леща.

Налетел второй порыв ветра. Он будто нанёс что-то в костёр. Неуверенно трепыхающиеся язычки пламени начали яростную пляску. Велион уже видел такое в доме Квалена. Но сейчас, вблизи Шавлонского пустыря, было ещё страшнее. В темноте дождливой ночи, освещаемой только тусклым светом огня, мир сжался до размеров их узкого круга, навеса и костра, вокруг была пустота, в которой осталось только бешеное завывание ветра.

— Прах с пустоши, — едва шевеля губами, прошептал Шех. — Мы прокляты…

— Ты уже давно проклят, могильщик, — яростно прошептал Кан. — Заткнись!

Снова замычал Агарен. Велион вздрогнул от этого истеричного звука, заозирался. И увидел её.

Это была тень. Нет, не та из сна, другая, совершенно другая. Та тень была чужой, нечеловеческой, от этой пахло чем-то знакомым, своим. Так выглядит человекообразное существо с дальнего севера, обезьяна. В ней нечто человеческое только угадывается, но эти черты, присущие, казалось бы, только людям, внушают отвращение и даже страх, подобный тому, что вызывает взгляд на урода, которому при рождении зачем-то оставили жизнь. Так и с этой тенью. Она когда-то была человеком, но стала лишь чем-то человекоподобным очень давно. Тень была по ту строну. По ту сторону чего — не понятно. Смерти, мира, морали, самого мироустройства.

Тень приблизилась к костру, на миг замерла, сжалась, а после снова резко приобрела прежнюю форму поднимающегося теста. Тень качнулась влево, вправо, вперёд, снова влево, перетекла через костёр, но не стала приближаться к людям, зависла рядом, будто вглядываясь в их лица. Раздался жуткий завывающий хохот, разлетевшийся в стороны и снова бросившийся в лица, как эхо, проникший через уши в голову и засевший там, гудя в голове, то затихая, то становясь громче с каждым ударом сердца. Тень снова переметнулась на противоположную сторону костра и закружила вокруг, меняя форму, колышась, как желе, в дикой пляске. Ветер затих, на навес упали последние капли дождя, и наступила мёртвая тишина. Пляска тени в наступившей тишине была ужасна, уродлива. Велион едва сдерживал рвотные позывы, чувствуя, как на голове шевелятся волосы. Могильщики и маги молчали, не отрывая глаз от этого зрелища. Жмущегося к Велиону Шеха трясло, Ульгре не сдержал рвоты.

Огонь костра вспыхнул, заискрил. Искры сыпались рядом с ногами людей, перемешивались с чем-то чёрным, налетевшим, наверное, при тех двух порывах ветра, и эта красно-чёрная мешанина задёргалась, закружилась, из неё начали вырастать карикатурные фигурки, постоянно меняющие свои формы. Фигурки начали кружение вокруг костра, копируя формы тени, а та, как дирижёр, возвышалась над ними, задавала темп, управляя этой пляской. Полутьма, скрывающая всё вокруг, расступалась у границы, очерченной светом костра, и не позволяла пропустить ни одной детали этой пляски.

А танец тени, казалось, достиг своего апогея. Она беспрестанно меняла форму, так быстро, что её части начали отрываться, падая на землю. Их подхватывали мелкие фигурки, всё тускнея и тускнея, но не прекращая танца. Агарен зашипел, заикаясь, дёрнулся, но сидевший рядом с ним Лещ ухватил его, сдерживая порыв. Велион сам с трудом сдерживая желание бежать, сломя голову. Самое страшное было в том, что перчатки начали греться, хотя до пустоши было не меньше трёх миль.

Тень задёргалась ещё быстрее, мелкие фигурки начали терять свою форму, распадаясь, но по-прежнему двигаясь, свет костра становился всё темнее, он был уже не алым, а тёмно-бардовым. Сейчас всё кончится, понял Велион. Заворожённый этим зрелищем, он был не в состоянии даже утереть холодный пот, разъедающий глаза.

Тень замерла, застыли фигурки у костра, снова раздался дикий хохот. Велион заскрипел зубами, сжался под навесом в приступе бессмысленного животного страха.

Тень распалась, осела и исчезла. Костёр медленно, нехотя, начал разгораться, от задувшего снова ветра зашумели вершины деревьев, роняя на мокрую землю последнюю листву. Мир снова жил.

— Все живы? — хрипло прошептал Кан.

— Кажется, — ответил за всех Велион, едва разлепив губы.

— Что с носильщиками?

— Кажется, сидят, — шепнул Антид. — Бьюсь об заклад, что они ни хрена не видели, иначе их бы уже и след простыл.

— Что это бы за нахрен? — простонал Ульгре. Его куртку покрывали потёки рвоты.

— Кто его знает… — сказал Кан. — Лещ, тащи самогонку, без неё я сегодня не усну. Все будут?

Велион кивнул. Вообще, он перед делом не пил. Но сегодня…

— А я, по-моему, вообще не усну, — тихо сказал Шех. Агарен замычал в ответ, давая понять, что считает так же.

Глаза слипались. Велион брёл, опустив голову и тупо глядя себе под ноги, хотя нужды в этом не было никакой — начавшийся с полмили назад тракт, был ровным и широким, как стол. Эту довоенную дорогу растаскивать по камням никто не пробовал, могильщик не увидел ни одной выбоины. Люди боялись пустоши.

Было пасмурно. Серые тучи закрывали серый свет солнца, делая мир таким же серым. Слякоть, в носу мокро, ногам холодно. Уж лучше бы началось похолодание, и выпал снег. Мокрый снег, который, тая, оставлял после себя чёрные проплешины грязи, мешался с этой грязью и становился серым, скучным. Серо-чёрно-коричневый мир, вызывающий зевоту. Холодное болото, в которое окунаешься с головой и тонешь в его в трясине не в силах вырваться…

Велион с трудом разлепил веки и потряс головой. Мир приобрёл краски, пусть и тусклые. Виноват сон, сон затягивал его в себя, казалось, он уснул бы прямо здесь, упав в лужу и зарывшись головой в мокрую опавшую листву.

Слова Шеха оказались пророческими, ночью не уснул никто, не помог даже самогон. Выпивка только немного разогрела, а это сбросило остатки сонливости. До рассвета так никто и не уснул, а когда стало более или менее светло, глаза уже начали слипаться. Но в это время они увидели, что земля у костра покрыта черным горелым песком, и сон снова пропал. Велион видел этот песок раньше, на Шавлонском пустыре. Этот песок напомнил о тени и её пляске, вернул пережитый страх. Поэтому-то к пустоши на разведку решили отправить только Кана и Чёрного могильщика, остальные спали.

Теперь же, через три часа после рассвета, выпитое только накладывалось на бессонную ночь, усыпляя на ходу. Поговаривали, что опытные солдаты умудрялись спать во время марша. Что ж, теперь могильщик верил этим сплетням. На миг он даже задумался, как это хорошо, заснуть на ходу, а проснуться через несколько миль. Прямо как тогда, прошлой весной, когда он ехал на повозке с Альхом. Заснул-проснулся, а куска дороги уже нет, заснул-проснулся, а куска дороги уже нет, заснул…

Велион снова с трудом открыл глаза, широко зевнул, вдохнул холодный и влажный воздух, швыргнул носом.

— Кан! — окликнул могильщик мага хриплым голосом. — Не спишь?

Кан промычал в ответ что-то невразумительное, помотал головой и посмотрел на могильщика осоловевшими глазами.

— Засыпаю, — буркнул он. — На ходу, аки конь. — Он зевнул. — Давай хоть поговорим что ли? А то до пустоши ещё миля, а потом идти назад… уснём же.