Могильщик. Черные перчатки (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич - Страница 42

— Вон-вон, — замахал на неё руками усатый рыцарь. — Я не такой гигант, хотя рассказываю о себе многое. Пока вина, копчёной курицы и сыра с плесенью, девочек потом-потом.

Проститутка поклонилась и, повернувшись к ним спиной, направилась к бару, расположенному в противоположном конце комнаты. И могильщик, и рыцари проводили её долгими взглядами, направленными чуть ниже положенного. Хотя, о каких приличиях можно говорить в борделе?

— Да, — сказал усатый. — Я уже тоже пожалел, что прогнал её. Ну да ничего, здесь таких больше двух десятков.

Могильщик и рыцари уселись на свободный диван, дождались выпивку и закуски, и произнесли первый тост, конечно же — за прекрасных дам. Разговор клеился только у рыцарей, Велион в основном помалкивал. Да и разговоры были об одном — о бабах. Впрочем, обстановка располагала. Чёрный могильщик время от времени поглядывал на выход из комнаты, ожидая Крами.

Крами всегда была успешной могильщицей и, как оказалось, ещё более успешной предпринимательницей. Велион знал её почти четыре года, и все эти года она не просаживала добычу бездумно. Чаще всего Крами вкладывала хабар в банк, иногда кое-что перепродавала и никогда не спихивала добычу первому же попавшемуся старьевщику или магу, как это чаще всего делали остальные могильщики. Ну вот, и накопила на безбедную старость… Могильщики, ставшие инвалидами, обычно кончали быстро. Велион, скорее всего, кончит так же, так что Крами он мог только позавидовать. Впрочем, вряд ли здесь обошлось без дополнительных капиталовложений…

— Велион! — раздался низкий, приятный женский голос. — Старый хрен, живой!

Чёрный могильщик непроизвольно улыбнулся и повернулся в сторону дверного проёма.

Крами сильно изменилась. Под глазами появились морщинки, она немного огрузнела. Впрочем, лишние фунты вполне приятно распределились по округлостям бывшей могильщицы, которая и раньше отличалась отличной фигурой. Но лицо, кажется, даже стало ещё красивей, наверное, из-за косметики. Новоявленная бордельмадам стояла в дверном проёме, опираясь на костыли, и улыбалась.

— Здравствуй, Крами, — сказал Велион, поднимаясь с дивана и подходя к Крами. — Ты ходишь сама, — непроизвольно удивился он.

— Не сама, на костылях, — улыбнулась Крами, смачно целуя могильщика в губы. — А ты чего думал?

— Я слышал, что ты потеряла ноги…

— Не ноги, — поморщилась сутенёрша. — Ступни начисто снесло. Хорошо, что компаньоны ничего попались, вытащили, а там я кровь уже сама остановила, бывшая травница, как-никак. Ну, чего стоять, давай присядем.

— Извини.

— Да ничего, мне полезно стоять на своих четырёх, видишь, округлилась. Дай-ка, обопрусь на тебя.

Велион подставил Крами плечо и, приобняв за плечи, повёл её к диванчику, на котором сидел раньше.

— Это с тобой? — спросила бордельмадам, кивая в сторону рыцарей.

— Да.

— Друзья?

— Они меня сюда проводили.

— Тогда пошли на другой диванчик, хочу поговорить с тобой наедине. Эй, — окликнула она одну из служанок, — мне с другом вина и закуски, а этим двум лучших девочек, и всё за полцены, ясно?

Служанка, та самая, что встречала могильщика с рыцарями, поклонилась и упорхнула куда-то, рыцари восторженно взревели. Велион довёл Крами до дивана, третьего от того, на котором могильщик располагался раньше. Он бы сел и поближе к рыцарям, они не были ему неприятны, но коль Крами хотела поговорить наедине.

— Ну, нравится здесь? — спросила бывшая могильщица, тяжело бухнувшись на диван.

— Ничего, — сухо ответил Велион, присаживаясь на уголок, но его тело буквально утонуло в диване, вызвав чувство беспомощности.

Крами искренне рассмеялась.

— Вот в этом весь ты, Велион, — сказала она, отсмеявшись. — Сухой, неэмоциональный, молчаливый. Чёрт, многие из моих посетителей не захотели бы играть с тобой в карты — хрен поймёшь, что ты думаешь.

— Возможно.

— Ну, так что, говори, нравится? — повторила Крами вопрос.

— Конечно, — пожал плечами тотенграбер.

— Хочешь долю?

— А это возможно?

— Конечно, чёрт возьми, для тебя здесь нет ничего невозможного. — Крами придвинулась к могильщику, прижалась грудью к его плечу. — Даже трахнуть владелицу борделя, отметь, совершенно бесплатно.

— Я бы не отказался, — усмехнулся Велион. — Но, помнится, хозяйка борделя в то время, когда она была ещё обычной могильщицей, отвергла меня. И что за слово из уст прекрасной дамы?

— Ну, ты и зануда, — хихикнула Крами, ничуть не обидевшись. И ничуть не отстранившись. — Видишь ли, в борделе немного отвыкаешь думать о сексе, как о чём-то тайном и запретном. А на счёт того случая… Много времени утекло с тех пор, могильщик. К тому же, ты, безусловно, помнишь того молодца, что был с нами. Какие мышцы, какое тело, — мадам усмехнулась. — А в постели пшик. Я даже пожалела, что не пошла спать к тебе. Но былого не вернуть. А те мышцы остались как раз в том могильнике, куда мы собирались идти, ибо ничего кроме мышц там не оказалось, даже грана мозга. Помнишь, могильщик?

— Ну, это я тебе напомнил о том случае. Да и как не запомнить… парня ведь я добил.

— Много времени утекло, — повторила сутенёрша. — Так как на счёт доли? — спросила она, отстраняясь от Велиона и устраиваясь на диване поудобней.

— Я не против.

— Деньги есть?

— Конечно.

— С собой? Хотя, чего я спрашиваю, ты всё время таскал их с собой. Можешь внести любую сумму, через год она вырастит в полтора раза, бордель, знаешь ли, дело прибыльное. Внесёшь марок двадцать, и зиму сможешь прожить на проценты. Если, конечно, в другие бордели ходить не будешь.

— Мне и здесь нравится, — улыбнулся Велион. — Вот только не пойму я, какая тебе от этого выгода?

— Прямая, — хмыкнула Крами. — Во-первых, половина этого борделя и, следовательно, половина девочек принадлежат банку, клиенткой которого я являюсь. Ты же не думаешь, что я сама накопила на такие хоромы? И это хорошо, потому что раньше моей была только треть. Года через три надеюсь завладеть борделем полностью, хотя проценты грабительские. Если ты внесёшь определённую сумму, я по старой дружбе пущу их в оборот: вино, еда, короче — сам всё понимаешь, а я отдам часть от ежемесячного процента со своих. Твои же денежки вернутся с лихвой, будь уверен. Ну а если, не дай Единый, ты погибнешь, деньги просто останутся у меня. Ну, так что, есть деньжата? — хозяйка борделя подмигнула могильщику.

— Тридцать марок, — поразмыслив, ответил Велион.

— Золотом, серебром?

— Золотом. Ещё полторы марки серебром, но это мелочь. К тому же, мне ещё надо дойти до следующего могильника.

— Понимаю, — с горечью в голосе сказала Крами. — Но вернёмся к нашим баранам. Хорошо, что деньги в золоте, иначе пришлось бы взять с тебя процент за обмен — моя доброта не безгранична. Серебро резко теряет цену, слышал?

— Я думал только медь, — удивился могильщик.

— Медь вообще в заднице. Раньше марка серебром по стоимости равнялась половине унции золота, то есть за золотой старой чеканки давали пятнадцать грошей, полмарки…

— У меня с собой пять монет достоинством в две марки, могу показать.

— Это редкость, но ты меня не удивил. Твою мать, кто сейчас будет расплачиваться двухмарочной монетой? Ты слушай, не перебивай. Сейчас за старый золотой дают уже восемнадцать грошей. Но золота-то в могильниках почти не осталось, серебра тоже всё меньше и меньше, так что могильщики сейчас в основном таскают медь. За серебряный грош, весящий полноценные пол-унции, дают не восемь, а десять осьмушек меди, так что она уже не осьмушка, а десятая. Медь катится к чертям.

— А я о чём.

— Но и доля серебра стала больше, — напомнила Крами. — Вот и прикинь. Унция золота раньше стоила две марки, то есть пятнадцать унций серебра и шестьдесят меди. Теперь же отношение золота к серебру один к восемнадцати, а меди и вовсе один к восьмидесяти.

— Медь подешевела на треть, а серебро только на одну пятую, — подсчитал могильщик.

— Не мелочись, — поморщилась его собеседница. — Когда ты последний раз считал медяки?