Фальшивомонетчики. Экономическая диверсия нацистской Германии. Операция «Бернхард» 1941-1945 - Пири Антони - Страница 31

Петровиц привез от Тито послание чрезвычайной важности. В случае ожидавшейся высадки союзников на побережье Адриатического моря в Югославии он предлагал немцам помощь югославских повстанцев в отражении десанта. Повстанцы обращались к немецким властям в тот момент, когда немцам становилось все сложнее сдерживать партизанскую борьбу у себя в тылу. О поступившем предложении было немедленно доложено Гитлеру, который в ответ коротко бросил:

— Мы не ведем переговоров с бандитами. Мы их расстреливаем.

Но все же результатом переговоров стало то, что во все немецкие штабы в данном регионе поступили указания усилить бдительность и немедленно докладывать о любых подозрительных перемещениях на Адриатическом побережье с целью заранее предупредить любые попытки союзников высадить в этом районе десант. Это позволило бы заблаговременно разработать меры военного противодействия и не дать застигнуть себя врасплох.

Хольтен, помня о всегдашней готовности Сувича поделиться информацией, поручил ему связаться по радио со Швендом и доложить, не замечал ли он чего-то необычного во время своих рейдов по водам Адриатики. К счастью, на тот момент все было спокойно, поэтому представители военного командования в регионе пришли к выводу, что союзники решили не ввязываться здесь в прямые боевые действия, а, как и прежде, ограничиваться снабжением партизан оружием.

В одну из ночей судно Сувича следовало к побережью Далмации. Капитан вдруг заметил несколько небольших судов, которые двигались курсом на север. Внимательно понаблюдав за ними, Сувич отправил Швенду радиограмму следующего содержания: «Большой флот вторжения сил союзников направляется на север, к побережью Югославии». Швенд получил это донесение рано утром и немедленно переадресовал его в Берлин Хольтену. Оператор-телефонист набрал номер Хольтена, но того не оказалось на месте, он как раз вышел из своего кабинета, хоть и находился на службе. Телефонист немедленно попытался перевести звонок на домашний номер офицера, но и там телефон не отвечал. Тогда он попробовал соединить звонившего с кабинетом Шелленберга, но и того не было в управлении: Шелленберг находился на докладе у Гиммлера. Оператор оказался в сложном положении. Что делать дальше? Он должен был сделать все, чтобы донести эти важные сведения до руководства, но не смог застать никого из тех, кому они предназначались. У него не было полномочий подниматься выше по инстанции, и если он попытается прорваться дальше по иерархической лестнице, то, вероятно, наживет себе неприятности. Наконец, он все же решился пройти по всей цепочке вверх, пусть даже и опасался, что это не приведет ни к чему хорошему, и, дозвонившись до ставки фюрера, передал радиограмму туда.

Его коллеги в ставке Гитлера были поставлены перед такой же сложной проблемой: насколько высоко по иерархической лестнице они должны были передать поступившую информацию? Наконец, сведения дошли до генерала Йодля, который воспринял новость довольно скептически, но все же отправился с докладом к Гитлеру. Гитлер, которому только что с трудом удалось уснуть после того, как он принял большую дозу успокоительного, пришел в ярость, когда его разбудили. Он назвал сообщение полной ерундой, накричал на Йодля за то, что тот беспокоит его по таким пустякам, и приказал, чтобы войска в данном регионе несли службу в обычном режиме.

Еще до рассвета стало известно, что же произошло на самом деле. То, что Сувич принял за флот вторжения, оказалось группой небольших рыболовецких судов. А сами «союзники» на их борту оказались партизанами, следовавшими на свою постоянную базу на одном из маленьких островков. Обо всем этом доложили Гитлеру.

Когда началось обычное ежедневное совещание в ставке фюрера по обсуждению сложившейся обстановки, Гитлер внезапно бросил упрек Гиммлеру, служба политической разведки которого оказалась ничуть не лучше, чем военная разведка. В дальнейшем он, фюрер, намерен просто игнорировать все донесения, которые будут поступать из этого источника, и никогда не обратится за консультацией к этому ведомству: его нервы слишком устали от долгого бессмысленного общения.

Гиммлер вернулся к себе, чувствуя острое желание немедленно сорвать свою досаду на ком-то из подчиненных. Отчитывать Кальтенбруннера было слишком опасно, Шелленберг был его фаворитом, оставался только Хольтен. Рейхсфюрер позвонил ему и дал волю чувствам, обрушив на подчиненного град ругани. Уже после первых слов Хольтен воспользовался опробованной техникой «отработанной пассивности». Он просто перестал вслушиваться в слова Гиммлера, который продолжал метать громы и молнии. Наконец, Гиммлер решил, что достаточно уже снимать стружку с подчиненного, повесил трубку и не стал предпринимать никаких конкретных мер воздействия. Но Хольтен сделал для себя из этого разговора далекоидущие выводы. Он решил впредь строго придерживаться правила, чтобы никто из его группы, работавшей в рамках операции «Бернхард», не смел вмешиваться в другие мероприятия, проводившиеся силами политической разведки.

Шеф гестапо Мюллер продолжал вести свою необъявленную войну против Хольтена. Он бомбардировал его уведомлениями, что очередной «коммивояжер», занятый распространением денежных знаков в рамках операции «Бернхард», с точки зрения гестапо, больше не заслуживает доверия, так как на границе у него была обнаружена небольшая сумма иностранной валюты, которой у этого человека не должно было быть. Иногда выяснялось, что этот человек имел «лишний» комплект документов или совершал какое-нибудь другое тяжкое нарушение законов рейха. Эти постоянные тычки, которые сам Мюллер лицемерно называл «содействием в работе», наконец, надоели Хольтену. Он решил, что впредь избавит себя от такой «помощи», и переехал в Вену. Но и здесь Мюллер умудрился сделать его жизнь невыносимой, так как по его указке Хубер продолжал оказывать на Хольтена постоянное давление. Сам Мюллер планировал нанести операции «Бернхард» решающий удар, дискредитировав Швенда и добившись его увольнения и роспуска сети его агентов.

Одним из первых поручений, которое Хольтен получил, переехав в Вену, была организация в столице Австрии по инициативе Кальтенбруннера совещания офицеров политической разведки, являвшихся специалистами по Балканам. В первую очередь планировалось ознакомиться с планами будущего устройства Юго-Восточной Европы, которые должен был изложить только что назначенный на пост дипломатического координатора по данному региону Герман Нойбахер. Нойбахер, будучи опытным оратором, сумел подготовить и произнести изящную речь, полную оптимизма, несмотря на то что война уже подходила к своему последнему этапу. Он заслужил внимание и одобрение всей обширной аудитории, включая Шелленберга и Кальтенбруннера. В частности, Кальтенбруннер, который покинул совещание в приподнятом настроении, организовал для его участников банкет в знаменитом венском ночном клубе «Штадткруг», на котором присутствовало все тогдашнее руководство Австрии. Когда празднование близилось к концу, к нему прибыл курьер, направленный из Берлина в Анкару. Он хотел получить инструкции для представителя VI управления РСХА в Турции Людвига Мойзиша, использовавшего свой пост атташе посольства Германии в качестве удобной ширмы для шпионской деятельности. Курьер вручил Кальтенбруннеру и Шелленбергу небольшой футляр, открыв который они решили показать содержимое Хольтену. На темно-синем бархате подкладки лежал маленький ключ довольно невзрачного вида, который Кальтенбруннер поднял с неожиданно почтительным выражением на лице. Он взволнованно произнес:

— Этот ключ позволит нам получить доступ к самым ценным документам противника, каких немецкая секретная служба не имела со времени начала этой войны.

Пока Хольтен раздумывал, не является ли эта тирада следствием того, что его шеф выпил слишком много спиртного, Шелленберг отвел его в сторону и пояснил, что происходит. Людвиг Мойзиш, находясь в очень сложном положении, умудрялся обеспечивать высочайший уровень мастерства в ведении разведывательной работы. Поскольку он занимал дипломатический пост, Риббентроп настоял на том, чтобы все его донесения проходили по каналам связи немецкого посла фон Папена. Фон Папен, который сам был опытным разведчиком, действовавшим еще во время Первой мировой войны, был не против того, чтобы эти донесения шли от исполнителя непосредственно в VI управление РСХА, однако многие были с ним не согласны, так как считали, что Мойзиш был «плохим нацистом». Хольтен спросил, какое отношение ко всему этому имеет тот небольшой ключ. Шелленберг улыбнулся: