Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938–1939 - Пауэлл Майкл - Страница 8

– Это наше гримерное отделение. Макс Фактор отдыхает. У нас здесь почти голливудская киностудия. А вот наш главный эксперт по гриму. Лейтенант Хирт! – окликнул он. Отозвался очень молодой и чрезвычайно серьезный офицер. Под мышкой он держал большую книгу. – Лейтенант Хирт – наш главный специалист по маскировке. Он настоящий волшебник в своем деле. – Затем он обратился к Хирту по-немецки: – Geben Sie mir bitte das Buch.[11]

Книга была хорошо знакома Даву.

– О-хо-хо, Джейн, – вздохнул он.

Лангсдорф довольно улыбнулся.

– Да, это «Боевые корабли», справочник «Джейн». Прекрасная публикация, да и сделана в Англии. – Он открыл соответствующую страницу в книге. – А это наш последний силуэт.

– Ах вот оно что, – догадался Дав. – Значит, тяжелый американский крейсер. Поэтому вы написали в носовой части цифры. Полагаю, это означает, что мы направляемся на запад? – Лангсдорф и его эксперт по маскировке обменялись заговорщическими взглядами. А Дав резко спросил: – Думаете, вам все это сойдет с рук?

– Мы довольно давно остаемся никем не узнанными, – сказал Лангсдорф, со словами благодарности вернул книгу и возобновил прогулку по палубе. Дав последовал за ним, и Лангсдорф принялся развивать свою мысль: – Пять минут при тридцати узлах – и ты уже вне зоны досягаемости. В современной войне на море основополагающими являются две вещи. Хорошая разведка на берегу, чтобы ты знал, чего ждать, когда это увидишь; и оперативное реагирование на своем собственном корабле, чтобы ты знал, что видишь, когда этого ждешь. А что касается новых силуэтов, – добавил он, оглядев Дава с ног до головы, – я должен вас поздравить.

– Спасибо, – ответил Дав, – у вас далеко не один превосходный специалист по маскировке.

Лангсдорф от души рассмеялся.

– Я хочу, чтобы вы выглядели лучше всех, капитан. Сегодня у вас появится компания. Я перевожу на этот корабль всех пленных офицеров с «Альтмарка».

Это была хорошая новость, и Даву, по логике вещей, следовало обрадоваться, что у него появится круг общения, тем более что по природе он был человеком общительным. Однако человек – настолько приспособляемое животное, что Дав, к собственному удивлению, почувствовал даже некоторое разочарование, осознав, что его одинокому путешествию на «Графе Шпее» пришел конец. Да и было ли оно одиноким? Две недели, проведенные на «Графе Шпее», он не сможет забыть до самого смертного часа. Вероятно, за всю его быструю, но, откровенно говоря, довольно однообразную карьеру на море ему не приходилось видеть столько интересного, никогда у него не было столько времени для размышлений, равно как и возможностей наблюдать за человеком, которым он, помимо воли, начинал искренне восхищаться. Дав неожиданно осознал, что это, возможно, его последняя личная беседа с Лангсдорфом. (Как мы увидим позже, в этом он ошибался.) Похоже, Лангсдорф догадался, о чем думает собеседник, потому что он не сводил с Дава проницательных глаз. Дав спросил:

– Насколько я понимаю, господин капитан, вы всегда переводили на «Альтмарк» пленных офицеров и команды потопленных кораблей, используя его как тюремное судно? – Лангсдорф молча кивнул, и Дав продолжил: – Могу я задать вопрос: почему вы решили изменить сложившуюся практику?

Лангсдорф, ни минуты не задумываясь, ответил:

– Конечно, капитан. У меня от вас нет никаких секретов. – При этом дружелюбная улыбка смягчила звучащую в словах иронию. – «Графа Шпее» сменит другой корабль. Мы выполнили свою задачу. – Неожиданно сквозь шутливую манеру общения прорвались настоящие эмоции, и Лангсдорф заговорил с большим чувством: – Три месяца в море! Нам давно пора домой. А по возвращении я должен доставить пленных офицеров. Это окажет благотворное влияние на моральный климат в обществе. «Альтмарк» вернется сам по себе и доставит в трюмах судовые команды. Так что с сего дняшнего дня вы будете не один. А теперь, надеюсь, вы меня простите, я скажу, чтобы вас проводили в ваше новое помещение. Лемпке! – Он отдал приказ, попрощался с Давом и исчез на трапе, ведущем к мостику.

На стальной двери, ведущей в новые апартаменты Дава, блестела металлическая табличка с надписью See Kadetten.[12] Лемпке приказал сопровождавшему их корабельному плотнику отвернуть табличку. Дав с ним мысленно согласился, решив, что теперь, когда помещение станет тюрьмой, было бы дурным тоном оставлять на двери такую табличку. (Курсантов на «Графе Шпее» не было.)

Это было довольно большое помещение, расположенное непосредственно под главной палубой. Иллюминаторы были задраены. Там имелось много стальных стульев и несколько привинченных к полу столов. Из комнаты вели двери в кладовую и туалет. Один из углов был помечен белым мелом. Горели голубые лампы дневного света. В помещении было чисто и пусто. Дав улыбнулся, одобрительно кивнул и изрек:

– Очень хорошо. Хорошо и просторно.

– Да, да, – закивал Лемпке, – здесь будет двадцать девять офицеров.

Улыбка Дава поблекла.

– Двадцать девять?

– Да, да, а потом еще больше. – Лемпке прошел в угол, отмеченный мелом. – Вы будете здесь, капитан. Приказал капитан Лангсдорф. Место зарезервировано для вас.

В помещение вбежали молодые матросы. Они начали втаскивать разнообразный багаж и складывать в центре у стальных пиллерсов. Потом они, смеясь и болтая, вышли. За ними последовали другие, и вскоре на полу образовалась изрядная груда всевозможных сумок, чемоданов, саквояжей, мешков, пакетов и свертков. Было даже два матросских рундука. Дав разволновался, прочитав написанные на ярлыках имена – среди них было очень много знакомых. Оценив размер груды, Дав вздохнул:

– Могу только сказать, что у них было больше времени на сборы, чем у меня.

В это время послышался топот бегущих ног, громкие голоса и в комнату ворвалась первая партия пленных. Зычный голос с выраженным йоркширским акцентом объявил:

– Сначала «Ньютон Бич». Пошли, парни.

Его поддержал другой голос:

– Быстрее! Занимайте один из углов!

– Конечно, – добавил выходец из Уэльса, – в углу уютнее.

Не обращая внимания на протянутую руку Дава, офицеры шумно протопали по комнате и заняли угол, предназначенный для Дава. Они развернули свои одеяла и сложили личные вещи. Капитан, вошедший в комнату первым, громогласно объявил:

– Это угол «Ньютон Бич».

Они лишь ненамного опередили остальных. Никто не обращал на Дава никакого внимания: у них не было на него времени – надо было позаботиться о себе. Представлялось очевидным, что жизнь на «Альтмарке» многократно усилила свойственное любому человеку чувство самосохранения. Пока Дав поворачивался то в одну сторону, то в другую, тщетно пытаясь представиться, люди продолжали прибывать. Они поспешно занимали лучшие места, устраивались в углах, на столах, под столами… Заняв место, каждый громко объявлял название своего судна и приглашал коллег присоединиться к нему. Следующим этапом становились поиски своего багажа в общей груде в середине комнаты. Звучали возбужденные голоса, скрип, стук и скрежет. Кто-то громко кричал:

– «Хантсмен», «Хантсмен»!..

Ему вторил другой голос:

– «Эшли», сюда!

– «Ньютон Бич»…

– «Треваньон»! Это стол «Треваньона»!

В конце концов Дав, устав от бесплодных попыток привлечь к себе внимание, схватил в охапку пробегавшего мимо него высокого человека, развернул его лицом к себе и проговорил:

– Добрый вечер, капитан!

– Как? Вы один из нас? – удивленно пробормотал вошедший, разглядывая наградные нашивки Дава.

Остальные офицеры тоже подошли поближе.

– Надо же, а я думал, что это фриц!

– У нас новенький!

– Кто вы?

– Капитан Дав, «Африка Шелл», – ответил Дав, чувствуя себя новичком в школе.

– Когда было потоплено ваше судно, Дав? – спросил капитан «Эшли».

– 15 ноября в Индийском океане.

– С вами кто-нибудь есть?

– Нет, они забрали только меня, и мое судно было последним, которое они потопили.