Антология мировой фантастики. Том 9. Альтернативная история - Елисеева Ольга Игоревна - Страница 32

Прежде чем начать трудовой день, мистер Набусуки Тагоми улучил момент, когда остался один. Он сидел в своем кабинете в „Ниппон Таймз Билдинг“ и размышлял. Когда он собирался отправиться в контору из дому, пришло сообщение Ито о мистере Бейнесе. У молодого аспиранта не было и тени сомнения, что мистер Бейнес не швед. По всей вероятности, мистер Бейнес — немец. Но способности Ито к языкам германской группы никогда не производили впечатления ни на Торговое Представительство, ни на Токкоку, японскую тайную полицию. „Может быть, этот дурак не разнюхал ничего стоящего, — подумал мистер Такоми. — Неуклюжий энтузиазм, совмещенный романтическими доктринами. Излишняя подозрительность“. В любом случае, вскоре начнется совещание с мистером Бейнесом и пожилым человеком с родных Островов, и это произойдет независимо от национальности мистера Бейнеса. К тому же этот человек понравился мистеру Бейнесу. „Это предположительно и является главным талантом, — решил он, — людей, расположенных высоко, таких, как он сам. Сразу же распознать при встрече хорошего человека. Интуиция по отношению к людям. Отбросить все церемонии и внешние проявления, проникнуть в самую суть“. Мне он нравится, — сказал себе мистер Тагоми, — немец он или швед. Надеюсь, что заракаин помог ему от головной боли. Прежде всего нужно не забыть справиться об этом». На столе зажужжал интерком. — Нет, — сказал он резко в микрофон, — никаких обсуждений. Это момент постижения внутренне присущей истины. Из крохотного динамика послышался голос мистера Рамсея: — Сэр, только что сообщили из пресс-службы внизу. Рейхсканцлер мертв. Мартин Борман. Наступила тишина. «Отменить все дела на сегодня, — подумал мистер Тагоми. Он поднялся из-за стола и начал быстро расхаживать по кабинету, сложив на груди руки. — Будем разбираться. Сразу же нужно отправить официальное послание рейхсконсулу. Это мелочь: можно оставить подчиненным. Глубокая скорбь и тому подобное. Вся Япония вместе с немецким народом… Зачем? Нужно быть особенно внимательным, чтобы незамедлительно принимать сообщения из Токио». Нажав кнопку интеркома, он сказал: — Мистер Рамсей, удостоверьтесь в надежности связи с Токио. Скажите девушкам-телефонисткам, чтобы были начеку. Мы не должны потерять связь. — Есть, сэр, — ответил мистер Рамсей. — Я буду все время у себя. Отложите все дела. Отваживайте всех, кто звонит по обычным делам. — Сэр? — У меня должны быть свободными руки на случай, если понадобиться вдруг мое вмешательство. — Да, сэр. Через полчаса, в девять, пришла телефонограмма от самого высокопоставленного представителя Имперского правительства на Западном побережье, от посла Японии в ТША достопочтенного барона Л.Б.Калемакуле. Министерство иностранных дел созывало чрезвычайную сессию в здании посольства на Зуттер-Стрит. И каждое из торговых представительств должно было послать самое ответственное лицо на эту сессию. В данном случае это означало, что посетить сессию должен мистер Тагоми лично. Времени на переодевание не было. Мистер Тагоми поспешил к экспресс-лифту, спустился на первый этаж и через мгновение был уже в пути, сидя в лимузине представительства, черном «кадиллаке» выпуска 1940 года, который вел опытный шофер-китаец, одетый в специальную форму. Возле здания посольства стояло не менее дюжины машин других сановников. Высокопоставленные знаменитости, со многими из которых он был знаком, некоторые были совершенно ему неизвестны, поднимались по широким ступенькам в здание посольства, заполняя его вестибюль. Шофер мистера Тагоми распахнул перед ним дверцу, и он быстро вышел из машины, сжимая в руке ручку портфеля, который был, конечно, пустым, потому что никаких бумаг приносить сюда было не нужно, но играл существенную роль, чтобы не сложилось впечатление, что мистер Тагоми просто наблюдатель. Большими спокойными шагами он поднялся по ступеням. Весь его вид говорил о значимости его в происходящем, хотя ему даже не удосужились сообщить, о чем будет идти речь. Кругом собирались группками влиятельные лица, в вестибюле стоял размеренный ропот переговаривающихся сановников. Тагоми присоединился к группе знакомых ему людей, то и дело кивая и стараясь при это выглядеть — как и все остальные — очень торжественно. Появился служащий посольства и проводил их в большой зал, где стояли кресла с откидными сидениями. Все вошли и молча расселись по местам. Разговоры прекратились, было слышно только покашливание и сморкание. Вышел джентльмен с небольшой пачкой бумаг и подошел к столу на небольшом возвышении. Полосатые брюки — представитель министерства иностранных дел. Пронесся легкий шумок и все стихло. — Господа, — произнес он зычным, командным голосом. Все глаза устремились на него. — Как вам известно, получено подтверждение, что рейхсканцлер умер. Официальное заявление Берлина. Эта встреча, которая не затянется — вы скоро сможете вернуться в свои учреждения — имеет целью проинформировать вас о нашей оценке положения нескольких соперничающих фракций в политике Германии, которые к настоящему моменту могут выступить на авансцену и вступить в ничем не сдерживаемый спор за место, освобожденное герром Борманом. Коротко о самых значительных. Прежде всего Герман Геринг, «жирный боров», как его называют за его размеры, когда-то храбрый воздушный ас времен первой мировой войны, основатель гестапо. Он занимал пост, облаченный обширной властью в послевоенном правительстве Пруссии. Одни из самых безжалостных первых нацистов, хотя в последствии чувственные излишества привели к возникновению ложной, вводящей в заблуждение картины этакого добродушного любителя вин и искусства. Наше правительство настоятельно рекомендует вам отбросить подобные представления. Не смотря на то, что как говорят, у этого человека нездоровые аппетиты, он больше всего похож на самопрославляющих древнеримских императоров, чья тяга к власти с возрастом не уменьшалась, а даже увеличивалась. без сомнения, точной была бы картина этого типа в тоге, окруженного любимыми львами, владельца гигантского замка, набитого награбленными трофеями и произведениями искусства. Тяжело груженные поезда с ценностями направлялись в его личные поместья в первую очередь, не пропуская даже в военное время поезда с военными грузами. Наша оценка: этот человек жаждет неограниченной власти и способен добиться ее. Из всех нацистов он больше всех потворствует своим слабостям и в этом отношении резко контрастирует с поздним Гиммлером, который жил в нужде на сравнительно невысокое жалование. Герр Геринг — представитель людей с извращенным складом ума, использующий власть как средство приобретения излишних благ и богатства. У него примитивный интеллект, даже вульгарный, но тем не менее, это весьма разумный человек, пожалуй, даже самый умный среди всех нацистских главарей. Предмет его вожделений — самовозвеличивание в стиле древнеримских императоров. Следующий — герр Геббельс. В детстве он перенес полиомиелит, происходит из католической семьи, блестящий оратор, писатель, космополитический характер, изысканные манеры, очень активен с дамами, элегантен, образован, недюжинные способности, очень много работает: почти бешеное увлечение администрированием. Говорят, что он никогда не отдыхает. Весьма уважаемая особа. Может быть очарователен, но, говорят, имеет неистовый характер, не имеющий равных среди других наци. Предположительная идеологическая ориентация — иезуитское средневековое мировоззрение, обостренное позднеромантическим немецким нигилизмом. Считается единственным настоящим интеллектуальным человеком фашистской партии. В молодости мечтал стать драматургом. Друзей немного. Не пользуется любовью подчиненных, но тем не менее в высшей степени отшлифованный продукт многих лучших элементов европейской культуры. В основе его честолюбия лежит не самовосхваление, а власть ради самой власти. Организаторские способности в классическом смысле прусского государства. Герр Р. Гейдрих. Гораздо моложе всех вышеперечисленных, принимавших участие еще в перевороте 1932 года. Карьерист из элиты СС. Будучи подчиненными Гиммлера, возможно сыграл определенную роль еще в не до конца объясненной смерти Гиммлера в 1948 году. Официально устранил других соперников из полицейского аппарата, таких как Эйман, Шелленберг и так далее. Говорят, что многие члены национал-социалистической партии боятся этого человека. Ответственный за надзор над Вермахтом после прекращения военных действий и известной стычки между полицией и армией, что привело к реорганизации правительственного аппарата, когда власть партийного аппарата еще больше возросла. Повсюду поддерживал Мартина Бормана. Продукт исключительного воспитания, которое предшествовало так называемой замкнутой системе. Говорят, что в традиционном смысле лишен эмоциональности характера. Его побуждения составляют тайну. Вероятно, можно было бы сказать, что ему видится общество, в котором борьба между людьми сводится к последовательности игр. В некоторых технократических кругах находят, что ему присуща особая квазинаучная отрешенность. В идеологических дискуссиях участия не принимает. Вывод: является типичным для времени, последовавшим за веком просвещения, свободен от так называемых неизбежных иллюзий, как то: вера в бога и тому подобное. Значение термина «так называемый реалистический склад ума» так и не смогло быть понятым нашими учеными-социологами в Токио, поэтому этот человек должен расцениваться знаком вопроса. Тем не менее, следует взять на заметку распад эмоциональности, присущий патологической шизофрении. Бальдур фон Ширах, бывший руководитель гитлеровской молодежи. Считается идеалистом. Привлекательная внешность. Особенно опытным или компетентным его не считают. Искренне предан целям нацистской партии. В заслугу ему вменяется осушение Средиземного моря и мелиорации огромных площадей с целью создания сельскохозяйственных угодий. Принял некоторые меры для смягчения ужасов политики расового искоренения на захваченной территории славянских народов в начале пятидесятых. Апеллировал непосредственно к населению Германии, чтобы остатки славян могли существовать в закрытых районах-резервациях как на территории метрополии, так и на окраинах, призывал к прекращению определенных форм убийства «из сострадания» и медицинских экспериментов, но потерпел неудачу. Доктор Зейсо-Инкварт, нынешний управляющий колониальными владениями Рейха, отвечающий за политику по отношению к окраинам. Наверное его больше чем других ненавидят на территории Рейха. Говорят, что он был инициатором большинства, если не всех, репрессивных мер по отношению к покоренным народам. Вместе с Розенбергом разрабатывал идеологическое обоснование таких всеобъемлющих и чудовищных акций, как попытки стерилизации всего русского населения после прекращения военных действий. От реализации этого проекта нет достоверных сведений, однако, он считается одним из нескольких особо ратовавших за уничтожение всей природы африканского континента, что создало бы условия для массового исчезновения негритянского населения. Вероятно, по темпераменту он ближе всех к первому фюреру, Адольфу Гитлеру. Представитель Министерства иностранных дел закончил сою сухую, неторопливую декламацию. Мистер Тагоми подумал: «Похоже, я схожу с ума. Мне нужно как-то отсюда уйти, у меня начинается приступ. Тело больше не может вмещать все это, оно начинает отторгать чуждое ему — я умираю». Он с трудом поднялся на ноги и начал протискиваться к выходу через стулья и людей. Он почти ничего не видел. Скорее в туалет. Он побежал по проходу между рядами. Несколько голов повернулись в его сторону. Его увидели. Какое унижение — обморок во время столь важно встречи. Дайте пройти! Он выбежал в дверь, которую перед ним открыл служащий посольства. И сейчас же улеглась паника. Окружающее перестало плыть перед его глазами, он снова стал различать предметы — твердый пол, стены. Приступ головокружения. Функциональное расстройство среднего уха, вне всякого сомнения. «Какое- то ограниченное, кратковременное расстройство», — подумал он. Нужно прийти в себя, восстановить с внешним миром связь, вспомнить, как он устроен. За что ухватиться? За религию? За… Служащий посольства подхватил его за локоть и спросил: — Сэр, вам помочь? — Спасибо, мне уже лучше. Лицо служащего было спокойным и внимательным, ни тени насмешки. «Возможно, что они все будут смеяться надо мной, — подумал мистер Тагоми, — где-то в глубине души». Это зло! Но это нечто настоящее, как бетон. «Я не могу поверить в это. Я не могу выдержать этого. Разве то, что я сделал, грешно?» Прислушиваясь к шуму движения на Зуттер-Стрит, он подумал о кулуарных разговорах, о представителе МИДа, выступавшем перед элитой Сан-Франциско. Вся наша религия неверна. Но что же мне делать? — спросил он себя. Он прошел к главному входу в посольство. Какой-то служащий открыл дверь и мистер Тагоми спустился по ступенькам к стоянке автомобилей. Шофер его машины стоял вместе с несколькими другими шоферами. Это неотъемлемая часть нашего мира, проникшая в наши тела, даже в камни, на которых мы стоим. Все вокруг пропитано злом. Почему? Мы как слепые кроты роемся в земле, осязая ее своим рылом. Мы ничего не знаем. Я постиг это теперь, когда не знаю, куда же мне идти. Остается только вопить от страха, бежать без оглядки. От кого ждать сострадания? «Смейтесь надо мной, — подумал он. — Нет, нужно возвращаться в контору». — «Ниппон Таймз Билдинг» — сказал он вслух шоферу. — Помедленнее. Из окна машины он смотрел на город, автомобили, магазины, высокие здания, многие из них очень современны. Люди. и все эти мужчины и женщины спешат куда-то по своим глубоко личным делам. Когда он добрался до своего кабинета, он поручил мистеру Рамсею связаться с другим торговым представительством, занимавшимся рудным ископаемыми, и попросить, чтобы их представитель на встрече в посольстве связался с мистером Тагоми, как только вернется. Звонок раздался незадолго до полудня. — Вы наверное заметил, — ответил глава представительства по импорту руды в Японию. — Вот только после инструктажа я не увидел вас и заинтересовался, что с вами произошло. — Я высоко ценю вашу деликатность, — невыразительно произнес мистер Тагоми. — Совсем нет. Я уверен, что все были настолько поглощены лекцией Министерства Иностранных Дел, что вряд ли были в состоянии отвлечься на что-либо другое. Что же касается того, что произошло после вашего ухода — вы присутствовали при изложении кратких характеристик претендентов на власть? Сначала говорилось об этом. — Я дослушал до того момента, когда пошла речь о Зейсс-Инкварте. После этого докладчик пространно говорил об экономическом положении Рейха. Правительство Родных Островов придерживается точки зрения, согласно которой замыслы Германии низвести население Европы и Средней Азии до положения рабов — плюс истребление всех интеллектуалов, буржуазных элементов, патриотической молодежи и многого другого — обернется экономической катастрофой. До сих пор нацистов спасали только внушительные достижения германской науки и промышленности. Чудесное оружие, так сказать… — Да. Мистер Тагоми сел в кресло за свой стол, держа трубку в руке. — Так же как и их удивительные ракеты ФАУ-1 и ФАУ-2 и реактивные истребители военного времени. — Все, что они делают, это всего лишь ловкость рук, — сказал эксперт по рудам. — Главным образом их экономика держится на использовании атомной энергии и на том, что внимание широких кругов общественности систематически отвлекается, ну хотя бы запуском ракет на Марс и Венеру. Так сказал докладчик. — Значение всех этих факторов сильно преувеличено нацистами, — заметил мистер Тагоми. — Прогноз докладчика был очень мрачен. Он сказал, что возникло ощущение, будто большинство высокопоставленных нацистов отказывается открыто смотреть в лицо фактическому застою в экономике. Поступая так, они еще больше развивают эту тенденцию к еще более рискованным и грандиозным авантюрам, и меньшей предсказуемости, к меньшей стабильности экономики в целом. Сначала цикл фанатичного энтузиазма, затем страх, затем решения партии и жесты отчаяния, все опять идет по кругу. Все это, как он указал, ведет к тому, что власть могут захватить в крайней степени безответственные и безрассудные претенденты. Мистер Тагоми кивнул невидимому собеседнику. — Значит, мы должны предполагать скорее худшее, чем благоприятное. В этой нынешней схватке и трезвые и ответственные потерпят поражение. — А кто же по его мнению является наихудшим? — спросил мистер Тагоми. — Гейдрих. Доктор Зейсс-Инкварт. Герман Геринг. Однако об этом он высказался недостаточно подробно. — Что еще? — Он сказал, что мы должны крепить веру в императора и правительство в этот час более, чем всегда… Что мы должны с доверием взирать на своих руководителей. — Была минута скорбного молчания? — Да. Мистер Тагоми поблагодарил собеседника и положил трубку. Он пил чай, когда зажужжал интерком. — Сэр, вы хотели отправить соболезнование германскому консулу, — раздался голос мисс Эфрикян. — Вы изволите продиктовать мне его сейчас? Тут мистер Тагоми осознал, что совсем забыл об этом и попросил секретаршу в кабинет. Она сейчас же вошла, обнадеживающе улыбаясь. — Вам теперь лучше, сэр? — Да. Инъекция витаминов помогла. Она на несколько секунд задумалась. — Напомните мне, как фамилия германского консула? — Фрейер Гуго Рейсс. — Майн герр, — начал мистер Тагоми. — До нас дошла ужасная весть о том, что ваш вождь, герр Мартин Борман, пал в борьбе со смертью. Слезы душат меня, когда я пишу эти строки. Когда я вспоминаю о героических деяниях, совершенных герром Борманом по обеспечению спасения народов Германии от врагов, как внутренних, так и внешних, а также о потрясающих душу твердых мерах, направленных против малодушных и предателей, желавших лишить человечество перспективы покорения космоса, куда устремились светловолосые, голубоглазые представители нордических рас в своей неуемной… Он остановился, продолжать можно было до бесконечности, и он понял, что уже не сможет закончить предложение. Мисс Эфрикян выключила диктофон, вся преисполнившись ожидания. — Сейчас великие времена, — сказал он ей. — Мне записать это, сэр? Это войдет в послание? В нерешительности она снова включила аппарат. — Это я вам сказал, — произнес мистер Тагоми. Она улыбнулась. — Прокрути-ка то, что я сказал. Завертелись бобины, затем он услышал свой голос, тонкий, металлический, исходящий из громкоговорителя диаметром в два дюйма. — …совершенных… по спасению… Как будто какое-то насекомое скреблось и билось внутри аппарата, подумал он. — А вот и заключительная фраза, — сказал он, когда лента остановилась. — Решимости бороться и принести себя в жертву, а тем самым обеспечить такое место в истории, з которого никакая форма жизни не сможет их изгнать, что бы не случилось с миром. Он замолчал. — Все мы насекомые, — затем сказал он мисс Эфрикян. — Слепо рвемся к чему-то ужасному и божественному. Вы согласны? Он поклонился. Мисс Эфрикян, не отрываясь от диктофона, слегка поклонилась в ответ. — Отправьте это. Подпишите и тому подобное. Подработайте предложения по своему усмотрению, так, чтобы они приобрели хоть какой-нибудь смысл. Когда она выходила из кабинета, он добавил: — Или так, чтобы они ничего не значили вообще. Любой вариант, какой вы сами сочтете предпочтительным. Открывая дверь кабинета, она с любопытством взглянула на него. Когда она ушла, он принялся за обычные повседневные дела. Но почти тут же мистер Рамсей предупредил его по интеркому: — Сэр, звонит мистер Бейнес. «Хорошо, — подумал мистер Тагоми. — Теперь мы сможем начать важный разговор». — Соедините меня с ним, — сказал он, поднимая трубку. — Мистер Тагоми, — послышался голос мистера Бейнеса. — Добрый день. Из-за смерти канцлера Бормана я был вынужден неожиданно покинуть свой кабинет утром. Тем не менее… — Мистер Ятаба еще не связался с вами? — Пока еще нет, — ответил мистер Тагоми. — Вы предупредили свой персонал, чтобы они его не упустили? — спросил мистер Бейнес. Он казался взволнованным. — Да, — сказал мистер Тагоми. — Мои люди сейчас же проводят его прямо ко мне, как только он прибудет. Он тут же сделал пометку на календаре, сказать об этом мистеру Рамсею. До сих пор у него не дошли до этого руки. Похоже, переговоры не начнутся, пока не прибудет пожилой джентльмен. Это повергло его в уныние. — Сэр, мне не терпится начать. Вы представите свои приспособления для прессования пластмасс? Хотя у нас такая неразбериха… — Ситуация изменилась, — сказал мистер Бейнес. — Мы подождем мистера Ятабе. вы уверены в том, что он еще не прибыл? Я хочу, чтобы вы обещали мне, что известите о его прибытии немедленно, после того, как он созвонится с вами. Пожалуйста, постарайтесь, мистер Тагоми. Голос мистера Бейнеса звучал напряженно и отрывисто. — Я даю вам слово. Теперь и он ощутил беспокойство. Смерь Бормана — вот что обусловило изменение обстановки. — А тем временем, — быстро проговорил он, — я бы с удовольствием отобедал в вашем обществе, ну хотя бы сегодня. Мне еще не удалось перекусить. Импровизируя, он решил вернуться к делам. — Хотя мы и подождем конкретных переговоров, возможно, мы могли бы поговорить об общих условиях, в частности о… — Нет, — сказал мистер Бейнес. Нет? — Мистер Тагоми недоумевал и еще сильнее сжал свою трубку. — Я не совсем здоров сегодня, сэр, — сказал он. — Со мной случилось одно прискорбное происшествие. Я так надеялся поделиться с вами своими заботами. — Извините, — сказал мистер Бейнес, — я позвоню вам позже. Раздался сигнал отбоя. Мистер Тагоми быстро положил трубку. «Я обидел его, — подумал мистер Тагоми. — Он, должно быть, догадался, что я забыл предупредить персонал об этом пожилом джентльмене. Но ведь это такая мелочь». Он нахал кнопку и сказал: — Мистер Рамсей, пожалуйста, зайдите ко мне. «Я могу немедленно это поправить. Тут дело в чем-то более крупном, — решил он. — Его потрясла смерть Бормана. Пустяк — и тем не менее проявление моего небрежного, даже, можно сказать, наплевательского отношения», — мистер Тагоми почувствовал себя виноватым. — «Сегодня плохой день. Мне следовало бы проконсультироваться у оракула, выяснить, какой сейчас момент. Я слишком далеко отошел от Тао, по-видимому. Под действием какой из шестидесяти четырех гексаграмм, — поинтересовался он, — нахожусь я сейчас?» — Он открыл ящик стола, вытащил оттуда оба тома «Книги перемен» и положил их на стола, вытащил оттуда оба тома «Книги перемен» и положил их на стол. — «С какого же вопроса начать? Во мне столько вопросов, что не знаю, как же правильно построить их». Когда мистер Рамсей вошел в кабинет, он уже получил гексаграмму. — Смотрите, мистер Рамсей. Он показал ему на открытую книгу. Гексаграмма была сорок семь. Подавленность, изнеможение. — В общем-то предзнаменование плохое, — сказал мистер Рамсей. — Какой был ваш вопрос, сэр? Если только я не обижаю вас, спрашивая об этом. — Я справился относительно текущего момента, — ответил мистер Тагоми. — Момента для всех нас. Переходящих строк нет. Статическая гексаграмма. Он захлопнул книгу.