Шпион - Ньюмен Бернард - Страница 24

Мне приказано было явиться с рапортом к генерал-майору Цёлльнеру, начальнику штаба генерала Эриха фон Фалькенхайна, который, как известно, был начальником Генерального штаба. А это значило, что именно он был настоящим Главнокомандующим германскими войсками. Номинальным Главнокомандующим, конечно, оставался Кайзер, но его реальное влияние всю войну было ничтожным, и никто, похоже, даже не делал вид, что консультируется с ним. Тут, видимо, стоило бы объяснить нашему читателю особенности немецкого принципа командования. У каждой немецкой армии был командующий, которым был обычно кто-то из принцев либо весьма достойный генерал из какого-то старинного рода. В качестве помощника у командующего был начальник штаба, и во всех практических вопросах именно начальник штаба командовал армией. Если группы армий под командованием Германского Кронпринца и Баварского Кронпринца Рупрехта готовились к битве, то для обсуждения вопросов подготовки к сражению встречались не Их Королевские Высочества, а соответствующие начальники штабов. Уверен, что сейчас всему миру уже известны взаимоотношения между фельдмаршалом Паулем фон Гинденбургом и его начальником штаба.

Я не ожидал, что удача будет сопутствовать мне всегда. Меня направили не в оперативное, как я надеялся, а в разведывательное управление. Но, во всяком случае, это было практически ничуть не хуже, особенно в немецкой армии, где разведке уделялось очень большое внимание и к ее пророчествам и предупреждениям прислушивались куда больше, нежели в армиях стран Антанты. Я на своей шкуре испытал, как разведка британской армии проводила огромную работу и готовила удивительно точные прогнозы, которые, однако, полностью игнорировало оперативное командование. У французов положение было еще хуже.

Моим шефом оказался полковник Вальтер Николаи, возможно, самый успешный офицер разведки из всех стран, участвовавших в войне. Он принял меня очень тепло и объяснил, что попросил назначить меня именно к нему из-за моего знания Англии, которое я приобрел не только за несколько недель плена, но, прежде всего, благодаря посещениям моих английских родственников в довоенное время. Он также был наслышан о моем великолепном английском. Он проверил меня и остался вполне доволен. Затем я узнал, что моей работой будет именно та, которой я так хотел бы избежать — разведка против моей страны. Но, во всяком случае, дело было сделано — и, конечно, при необходимости я всегда мог бы незаметно опустить что-то жизненно важное из своих докладов.

Через несколько дней, которые я использовал для изучения рутинной работы в штабе, меня посадили в маленькую комнату вместе с двумя другими офицерами. Здесь мы занимались массой донесений, поступавших из немецких дивизий, корпусов и армий, действовавших против англичан. Тут были захваченные британские приказы, сообщения о частях на передовой, отчеты о допросах военнопленных и так далее. Моя работа первые пару месяцев состояла в идентификации различных британских дивизий на фронте, определения их номеров и если возможно — точного их расположения. Если у меня возникали сомнения, я всегда мог попросить немецкие армейские части немедленно уточнить неясности — обычно уточнение происходило в форме рейда с целью захвата пленного. Все мои опасения по поводу отсутствия образования в Академии Генштаба исчезли, потому что я уже делал подобную работу на британской стороне и был вполне уверен что смогу сделать то же и для немцев. На самом деле, еще в первые недели этой деятельности, я получил несколько благодарностей, Меня это очень обрадовало, потому что полковник Николаи был не из тех людей, кто расточает комплименты. Это был удивительно жесткий и никогда не устающий работник, и он требовал от своего штата следовать его примеру. У него не было места для лентяев или рутинно мыслящих людей. Ему нужны были люди с идеями, и он безжалостно прогонял всякого, кто не отвечал его стандартам. Потому я был очень доволен, что с самого начала произвел на него хорошее впечатление, потому что мне хотелось бы остаться на этой интересной должности. Конечно, кое-что обязательно должно было измениться в ближайшее время.

За первую неделю не случилось ничего, что потревожило бы меня. Все служащие в штабе офицеры никогда раньше не знали Адольфа, потому встретили меня без каких-либо вопросов. Подробности моего побега были хорошо известны по всей Германии, историю о нем опубликовали многие немецкие газеты, снабдим ее фотографией. Человек, изображенный на ней был одновременно похож и на меня, и на Адольфа. На всякий случай, чтобы вообще больше не возникало никаких вопросов, ко мне на короткое время в гости приехал после своего отпуска лейтенант Фрайберг, с которым мы вместе сбежали из плена, — он как раз ехал на базу подлодок в Вильгельмсхафене для дальнейшего прохождения службы. А так как оказалось, что он родственник начальника полевой железнодорожной службы Генерального штаба генерала Грёнера, то знакомства, с которыми Фрайберг помог мне, могли оказаться для меня бесценными. После его визита Генеральный штаб скорее заподозрил бы в чем-то самого Фалькенхайна, чем меня.

Но уже на второй неделе мне пришлось испытать первый шок. Я шел по улицам Шарлевиля от моего бюро в дом, служивший столовой, когда вдруг услышал за спиной торопливые шаги. Обернувшись, я увидел молодого офицера, сияющего от возбуждения. Он протянул руку и схватил мою, пожав ее так сильно, что мои пальцы заболели.

— Как здорово! — воскликнул он. — Разве это не потрясающе! Как раз тот человек, которого я искал!

Несмотря на то, что я очень долго беседовал с Адольфом обо всех его друзьях и знакомых и видел все оставшиеся при нем фотографии, я не мог вспомнить этого человека. Я никогда ничего о нем не слышал. Все, что я мог сказать с уверенностью — он не был одним из баденских знакомых Адольфа, иначе я встречал бы его до войны. Скорее всего, кто-то из его знакомых по армии. Впрочем, на такой случай стоит воспользоваться старым методом. Очень часто приходится сталкиваться с таким вот знакомым — с человеком, которого вы, вроде бы должны знать, но не можете точно вспомнить, кто он такой. Самый простой и очевидный выход — дать ему выговориться. Рано или поздно он скажет что-то, что даст вам ключ к его идентификации. Так я и поступил. Он, распираемый от восхищения, говорил без остановки. Он сказал, что прочел обо мне в газетах. Он еще раньше хотел лично поприветствовать меня, поздравить с назначением в Генштаб, но в тот момент был в отпуске. Только днем раньше он вернулся и теперь ждал моего обеденного перерыва, чтобы поймать меня. И вот как раз в обед он и встретил меня, сразу бросился ко мне — и так далее, и так далее.

Я не выдавал себя. Я разыграл такой же энтузиазм, как у него. Я очень старался не упоминать никаких имен и использовал только общие фразы.

— Ты все еще на прежней должности? — спросил я его, наконец.

— Нет, — ответил он. — Моя старая рана на ноге все еще беспокоит меня, потому мне пришлось перевестись на канцелярскую работу. Я сейчас руководитель канцелярии: очень важная работа — хотя совсем не та, о которой мы думали в тот день, когда мы впервые поднялись в атаку под Шарлеруа. Помнишь, как мы готовились получить Железный крест вместе? Теперь у тебя он есть, а у меня нет. Дружище, дружище! Не переживай. На войне возможно все.

Через две минуты я понял, кто он. Его звали Конрад Аммер, и как только он упомянул об этом, я вспомнил, что Адольф несколько раз рассказывал мне о нем. Он был молодым младшим офицером и служил под командованием Адольфа, но был серьезно ранен в бою в начале 1915 года. Теперь, очевидно, он тоже получил работу в штабе и как раз такую, которая меня очень заинтересовала — не обещая никакого выражения для индивидуальности, она открывала доступ ко многим важным тайнам германского командования. Как можно упустить такой подарок судьбы? Я договорился встретиться с Аммером этим же вечером. Все послеобеденное время я сидел, уставившись на листок доклада, которым должен был заниматься, но на самом деле я был погружен в свои мысли — каким образом воспользоваться открывающейся передо мной возможностью. Главное — не торопиться зря, мои первые шаги должны быть особенно тщательно продуманы. Я уже понял, что эта война продлится долго. Я знал, что Жоффр и Фош не согласились бы со мной, зато согласился бы Фалькенхайн. Потому если я с самого начала рискну всем, я, возможно, выиграю битву, но если война продлится еще два или три года, то эта победа не даст моей стране большого преимущества. Кроме всего, я с уверенностью мог бы сказать, что ни один английский агент не оказывался на такой удачной должности, которая досталась мне. Было бы глупо потерять такой шанс ради мелких шпионских сведений. Я все время думал о более значительных вещах. Не о краже планов или прочих мелочах, но о том, что говорил капитан Лиддел Гарт: цель битвы это ум вражеского командира. Мне потребовалось бы много времени, чтобы проникнуть на такую глубину, но я был уверен, что это можно сделать. За это время мне в руки могли бы поспасть другие фрагменты полезной информации, которые я смог бы передать своим без большого риска. Такой шанс попался на моем пути как раз перед Рождеством 1915 года.