Нищий - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/94
• Следующая

— Не задерживал. Но плата увеличилась до пяти золотых, — вмешался второй, здоровенный парень, до этого момента со скукой разглядывавший прохожих, облака и пробегавших мимо женщин. — Вы бабла гребете немерено со своим напарником, бог велел делиться. Это не наше решение, это решение Хозяина. Твой золотой мы забираем в счет уплаты, остальное чтобы было через три дня. Мы знаем, где ты живешь, придем к тебе и выпотрошим, и тебя, и твоего дохляка — солдат-ветеран хренов!

Тот, что поменьше, вырвал у Катуна его золотой, потом пошарил у него за пазухой и забрал еще несколько монет:

— Это нам за беспокойство!

Они заржали и ушли, оставив нас с Катуном стоять нищими — какими мы, в общем-то, и были.

Этим вечером в подвале царило уныние — не то чтобы мы с Катуном не могли заплатить, но обидно было отдавать свои кровные деньги бандитам, ни за что ни про что.

— Катун, ты ведь знаешь, что я мог их убить прямо там, не сходя с места?

Старик помолчал.

— Знаю. Этого я и боялся. Если ты их убьешь, нам тут не работать. Ты это понимаешь? Братство объявит награду за наши головы, и в любом случае в конце концов нас убьют. Я знаю случай, когда один торговец убил в споре сборщика налогов от Братства, так его разрезали на части, а дом сожгли. Хорошо, хоть дали его семье перед этим покинуть жилище.

— А кто стоит во главе Братства? Это известно? Кого называют Хозяином?

— Никто не знает. Хозяин может меняться, но его никто не видит. Это тайна.

— Ничего себе… А если кто-то со стороны займет его место?.. И все будут выполнять его указания? Я хочу понять сам механизм этой организации, как все происходит, какие шестеренки двигают эту махину.

— А тебе зачем? Ну что толку, что ты узнаешь, что какой-нибудь зеленщик — глава преступной организации?

— Ну как ты не поймешь! Если узнать структуру организации и то, как Хозяин отдает приказы подчиненным, можно занять место Хозяина! Кто узнает, что он — это я или, например, ты?

Старик испуганно сел на край топчана.

— И не думай даже! Ты считаешь, там дураки и не предусмотрели этого? Не сомневайся, все продумано до мелочей. Эта система работает уже сотни лет. И нос совать не смей — загубишь нас, и все тут. Лучше вон учи заклинания, вдруг когда и правда пригодятся. Давай повторяй за мной…

Мы отдали требуемые деньги и снова погрузились в свою так называемую работу. Впрочем, она пошла уже похуже — то ли я примелькался, то ли денег у людей стало меньше, но подавать стали меньше, и иногда я в своей знаменитой каске обнаруживал не больше трех-четырех серебряников.

Подходил день следующей оплаты, но у нас уже не было нужной суммы — Катун тяжело заболел, простудившись, и мы не выходили на работу около недели. Он хрипел, лежа на топчане, а я пытался влить в него отвар пижмы, помогающий от простуды. Больной старался проглотить отвратительную горькую жидкость, но она выходила наружу. Он часто был в забытьи, а когда приходил в себя, пытался что-то сказать, тянулся ко мне исхудавшими руками, хватал за шею и что-то втолковывал, но я ничего не понимал из его горячечного бреда.

Я выкопал все сбережения, что у нас оставались, и привел к нему лекаря. На дорогого у нас не было денег, так что пришлось позвать того, что подешевле. Лекарь забрал последние гроши, сказал, что старик не жилец, и с чувством выполненного долга покинул нашу темную нору. Мне хотелось рыдать — этот старик с вонючим ртом и худыми узловатыми руками был единственным моим другом во всем этом страшном чужом мире. Если он умрет — как мне жить? Как на Земле? Заливая горе и боль спиртным?

Наконец у нас не осталось ни одной монетки и ни крошки хлеба, и я вынужден был пойти на работу.

Привычно усевшись у трактира, я несколько часов собирал гроши, исправно капающие в мой железный «горшок». Наконец, радуясь, что сейчас куплю поесть и попить, а также травок для больного Катуна, я поковылял на рынок, где приобрел хорошего копченого мяса, молока, ингредиентов для приготовления лечебного отвара и несколько полотенец, чтобы обтирать горящего в лихорадке товарища.

Набрав полные сумки и переваливаясь как утка, я побрел к нашему подвалу. Уже на подходе к нему я почувствовал что-то неладное и, спрятав сумки за кучей строительного мусора, подошел к входу и услыхал чьи-то голоса:

— Ну и че теперь? Ты че, дурак совсем? Теперь с кого бабло снимать? Ну и на кой хрен ты его бил-то, он и так доходной был!

— Да че, я знал что ли, што он такой хлипкай! Я двинул раз, он и затих. Че теперь Якорю говорить будем?

— Че-че? Как есть, так и обскажем. Будешь жопой своей отвечать. Не фига руки распускать раньше времени!

У меня захолонуло сердце — пришла беда. В лице двух дебилов сборщиков дани. Я медленно спустился в подвал, ожидая худшего, и не ошибся — Катун лежал на постели, посиневшим лицом вверх, а из уголка его рта скатывалась тонкая струйка крови, похожая, в неверном свете свечи, на черную змейку, выскользнувшую из его больного тела.

— О! Вот и Седой! А ты говорил, он свалил куда-то! Он нам и заплатит за своего напарничка. Вишь, Седой, нам пришлось потрудиться — он никак не хотел отвечать нам на вопросы, где деньги, например. Оглобля и перестарался: стукнул доходягу разок, тот и помер. Смари, как бы и тебя стукнуть не пришлось. Гляди вон, что бывает с теми, кто не платит бабла Хозяину!

У меня застыли слова в груди, я смотрел, смотрел на лежащего несчастного старика и думал: ну почему нет счастья хорошим, порядочным людям? Почему живут вот такие ублюдки, как этот глумливый шакал, тявкающий передо мной? Зачем ему вообще жить?

Я сделал шаг вперед к двум выродкам, держа в обеих руках свой батожок с крестообразной ручкой, резко рванул рукоятку назад, фиксируя левой рукой низ палки, и в правой у меня оказался длинный, заточенный с двух сторон, узкий стилет. Без предупреждения, реверансов или объяснений я воткнул лезвие одному уроду в глаз так, что острие вышло из затылка. Второй попытался увернуться, но мой стилет пробил ему живот и со скрежетом уперся в позвоночник. Затем я рванул лезвие вверх и выпустил ему кишки. Громила упал на бок, пытаясь вправить в распоротый живот блестящие ленты кишок и заливая пол темной кровью. Я вытер об него клинок, вставил на место в палку и спросил:

— Где мне найти Якоря?

Бандит лишь мычал и вращал глазами:

— Ыыы-ы-ы… лекаря… ыы-ы-ы…

— Скажи мне, где Якорь, и я позову лекаря!

Он не понимал, что никакой лекарь его уже не спасет.

— В трактире… «Парусник»… Он всегда там вечером! Позови лекаря!

— Сейчас позову, — сказал я и воткнул ему в сердце стилет. — Вот тебе и твой лекарь — смерть.

Я похоронил Катуна под высоким развесистым деревом, выкопав могилу тесаком, найденным у бандитов. Копать было трудно — мешали переплетения корней, попадающиеся камни и куски черепицы, упавшие со старых домов. Но я не мог бросить старика в подвале на съедение крысам. Я надеялся, что, когда сам сдохну, тоже найдется кто-то, кто закроет мне глаза и уложит спать в могилу.

— Ну вот ты и свободен, Катун, и лежишь в родной земле. Не нажил ты ни богатства, ни семьи, ни детей, но знай, что кто-то будет тебя помнить всегда, пока жив. Прощай, старина, так мы и не вылечили свои зубы…

Я смахнул слезы с невидящих глаз и побрел в свой… или теперь уже чужой подвал. В нем пахло смертью. Я обшарил трупы бандитов, пачкая руки в крови, нашел у них десятка два золотых (видимо, дань с других людей), нож довольно хорошего качества, острый как бритва — свой затупившийся тесак я бросил на могиле Катуна.

Я осмотрел находку, попробовал лезвие на руке — мне не понравилась его острота, и я стал водить им по куску кирпича, пока острие не приобрело нужное качество. Затем я нашел кусок зеркальца и, схватив рукой за хвостик сзади, решительно махнул ножом и отхватил его под корень, после чего стал кромсать волосы, пока от них не остались какие-то жалкие кусты на черепе. Наверное, со стороны это выглядело ужасно, но мне надо было замаскироваться как можно эффективнее, а мои седые лохмы знали все. Покончив с прической, я перешел к бороде и уничтожил ее вместе с усами — соскребая с кровью, покрываясь царапинами. Нечаянно задел старый шрам, выругался — по щеке потекла кровь.

• Предыдущая
• 6/94
• Следующая