Люди молчаливого подвига - Василевский Александр Михайлович - Страница 48

Это — генерал. Он не молод, но вся его ладно скроенная фигура, внимательные глаза, открытое, приветливое лицо говорят о том, что человек этот полон энергии и сил. Генерал вспоминает, как много лет назад он, тогда еще инженер-капитан, встречался под фамилией Петров с одним работником германского посольства — умным, отважным, осторожным на своей нелегкой работе среди гитлеровцев, бескорыстным и горячо любящим родной народ антифашистом-подпольщиком Куртом. В те предвоенные месяцы сорок первого года они часто виделись в Москве…

Война стояла у порога.

А Курт продолжал сложную и опасную работу, которую считал своим долгом патриота-антифашиста.

В Германии у Курта была большая семья. Он знал, что вскоре сам должен поехать в Берлин, чтобы продолжать работу в самом логове гитлеровцев. Каким мужеством, какой ненавистью к фашизму, какой верой в правоту своего дела нужно было обладать, чтобы так рисковать!..

Было утро 22 июня 1941 года. Геббельс и Риббентроп уже пролаяли свои заявления по радио:

Они решились…

Где-то там, на Востоке, падали бомбы, стреляли орудия, умирали советские люди, гибли тысячи немцев, поставленных фашизмом под ружье.

На сердце было горько и тяжело. Ильзе понимала, какой трудной и жестокой будет эта война. Но верила в победу над гитлеризмом.

Она думала об этом в первый день нападения Германии на СССР. Она твердила это про себя, когда газеты ликовали по поводу успехов гитлеровских войск в России, когда эфир был заполнен победными маршами и истерической похвальбой Геббельса. Она продолжала убеждать себя в этом, когда узнавала об арестах коммунистов, когда слышала шепотом передаваемые рассказы об ужасах концентрационных лагерей. Эта вера придавала силы, помогала работать, жить…

Атмосфера, накаленная войной, сделала разум еще более острым, наблюдения более точными. Как рвалась сейчас Ильзе помочь Советской стране, ее армии теми сведениями, которые держала в своих руках. Но связь с Центром прервалась. И, чувствуя себя в эти тяжелые дни вне активной борьбы с фашизмом, Ильзе мучительно страдала. Она не привыкла быть просто наблюдателем и регистратором событий и фантов. Она была воином.

А связь с Москвой все не устанавливалась. Ильзе ждала.

В три часа ночи в квартиру инженер-капитана Петрова позвонили. Петров, семья которого жила на даче и которого за день до этого уложил в постель сильнейший грипп, открыл дверь.

На лестничной площадке у лифта стоял знакомый шофер:

— Срочно в управление, товарищ капитан! Генерал приказал без вас не возвращаться…

У генерала были усталые, воспаленные глаза.

— Вот ведь какое дело, друг! Знаю я, что ты болен. Но некому больше это дело поручить: только тебя Курт знает. Завтра утром все их посольство уезжает. А у нас Альта в Берлине без связи. Поэтому, что хочешь делай, а вот эту явку для Альты передай! Любая помощь тебе обеспечена. Действуй!

На вокзале у начальника состава Петров узнал, в каком вагоне едет Курт. Где-то за Серпуховом Петров вошел в этот вагон. Они встретились с Куртом глазами. У того было каменное, ничего не выражающее лицо.

Но минут через двадцать в тамбуре вагона Петров уже передал Курту крохотный комочек тонкой бумаги. Еще через несколько минут Курт, возвращаясь мимо стоявшего в тамбуре Петрова в свое купе, дал понять, что все в порядке.

Петров облегченно вздохнул.

В Берлине проходили массовые аресты. Тысячи антифашистов, коммунистов-подпольщиков были схвачены гестаповцами.

В такой обстановке было крайне опасно и сложно установить связь с радистом. Альта страшно переживала это. «Связь с Центром!.. Как нужна мне сейчас эта связь! — думала Ильзе. — Что я значу для нашей победы без этой связи!..»

Теперь она работала начальником берлинского бюро одного немецкого газетного концерна и ежедневно говорила по телефону со Стокгольмом. Но как использовать эту возможность для восстановления связи с Москвой, придумать не могла.

Ильзе пыталась стать военной корреспонденткой и выехать на Восточный фронт. Она знала, что шансы были очень незначительны, но надеялась на удачу. Думала, что там сможет перейти линию фронта… Однако ей отказали.

Развитие военных событий в России, где фашистские войска продвигались к Сталинграду, не давало антифашистке покоя ни днем, ни ночью.

…Была суббота 12 сентября 1942 года. Гестаповцы ворвались в квартиру в три часа дня.

— Вы Штёбе?

Они обыскали Ильзе, обшарили всю квартиру. Ничего не нашли.

— Одевайся!..

В специальном автомобиле, который сопровождали еще две автомашины, набитые гестаповцами, Ильзе доставили в полицейскую тюрьму на Александерплац: в Берлине не было специальной тюрьмы для женщин, арестованных службой безопасности.

Охранник втолкнул ее в камеру, сбив с ног.

Шатаясь, она поднялась. В глазах стояли красные круги.

— Требую снять наручники!

Охранник оскалил в усмешке рот:

— Эти браслеты для твоей же, детка, безопасности… Покончить самоубийством — самый легкий путь из этих мест!

Почти тут же ее вызвали на допрос. Вел его хитрый и опытный следователь-эсэсовец. Он сам сказал Ильзе, что работал в политической полиции во Франкфурте-на-Майне с 1933 года. Видимо, даже этим хотел ее запугать…

Первый допрос продолжался трое суток почти без перерыва. Ильзе не давали спать, есть, пить… Гестаповцы рассчитывали сломить ее волю одним ударом.

Следователь рассыпал перед Ильзе десятки фотографий:

— Кого знаете из этих людей?

Особенно часто гестаповец показывал фотографию мужчины в форме немецкого летчика-офицера. Называл много имен.

— Где слышали о них раньше? Кто такая Старуха? Когда познакомились с ней? Что знаете вот об этой даме?..

Ильзе все отрицала.

Ее ответы записывал секретарь.

…Позвонив Ильзе на работу, Курт узнал, что она арестована. Время тянулось мучительно медленно. Курт считал дни, недели. Думал об Ильзе: «Выдержит ли?»

Примерно через месяц после ареста антифашистки Курт как бы случайно зашел в кабинет к своему старому знакомому по германскому МИД фон Шелия. Тот только что вернулся из поездки в Швейцарию. Курт застал его еще сидящим на чемоданах.

Поговорили о Женеве, о берлинских новостях. Наконец, безразличным тоном Курт упомянул о том, что Ильзе Штёбе арестована гестапо. Шелия побледнел. Его руки дрожали. Он не мог даже закурить папироску. Дальнейший разговор с ним был невозможен.

В тот же вечер фон Шелия был вызван начальником отдела кадров и арестован в его кабинете. Курт узнал об этом через несколько дней…

После ареста фон Шелия Курт заметил, что за ним наблюдают. Было трудно внешне сохранять спокойствие и делать вид, словно ничего не замечаешь. Но он не делал попыток отвязаться от следивших за ним агентов. Через три недели наблюдение сняли. Курт понял, что Ильзе не выдала его…

Наконец криминальный комиссар гестапо мог поздравить себя с успехом. Сам шеф имперского управления безопасности Гиммлер заявил на совещании, что «дело Штёбе — наиболее удачное дело, выполненное за последнее время гестапо…».

Личный успех следователя был настолько велик, а похвала начальства привела его в такое отличное расположение духа, что на очередном допросе он предложил Ильзе сесть в кресло и с довольной улыбкой заявил:

— Я горд тем, что добился успеха в вашем деле…

Нет, теперь он мог не играть с этой «красной» в прятки. И, наслаждаясь победой, заговорил, пуская колечки табачного дыма к потолку:

— Вы неглупая женщина, Штёбе. Я бы сказал, что вы умная и сильная женщина… Как следователь, проработавший в гестапо почти десять лет, я могу сказать, что на всех допросах вы вели себя просто исключительно. Этот старый дипломат фон Шелия, в отличие от вас, сразу стал похож на мокрую курицу. А вы… Если бы вы пришли к нам добровольно и согласились бы работать на нас, вы были бы великой женщиной! А теперь разрешите перейти к фактам…