Тропой смелых(изд.1950) - Коряков Олег Фомич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/42
• Следующая

Когда этот хищник дернул удочку, Миша, признаться, подумал, что вытащит какую-нибудь громадину. Но и этот окунь вполне удовлетворял самолюбие рыболова.

Миша еле успел закинуть удочку второй раз, как она опять дернулась. Снова попался окунь, правда чуть поменьше. Но разве приходится огорчаться этим, если в течение одной минуты в руки попадают сразу две рыбешки! И третья, уже третья клюет на полуобкусанного червяка!

До чего это жадная рыба — окунь! Что ни подсунь ей — все схватит. Червяк ли это, малявка, раковая шейка, лягушонок — только подавай, не прозевает. За стаей мелких окуней всегда идут крупные и поедают мелочь. Прожорлив окунь невероятно. Бывает, до того наестся, что хвосты заглотанных рыбешек торчат из его пасти наружу. Вот он каков, этот хищник!

Миша еле поспевал вытаскивать. Он снял с крючков уже семь окуней и только два раза сменил насадку. Эх, и знатной ухой попотчует он друзей! Ловись, рыбка, ловись… Эге, полосатый, клюнул! Торопишься? Чудак! Упирайся, не упирайся — все равно наш будешь…

— Хорошо клюет?

Миша вздрогнул, обернулся и замер. Перед ним стоял тот — высокий в кожаной… Впрочем, он был без куртки. Из-под просторной клетчатой рубахи, заправленной в широкие брюки, виднелась голубенькая майка. Рукава рубахи были засучены. В одной руке он держал ведро, в другой была дымящаяся трубка. Светлые, выгоревшие волосы падали на лоб, свисая над горбинкой носа.

«Куда лучше? В воду? В лес? Вправо? Влево?» заметалась мысль. Миша встал.

— Что уставился? — усмехнулся незнакомец и спросил довольно приветливо: — Откуда? Из Сосновки?

«Сосновка? Что это? Ах, та деревня, что проезжали вечером! Значит, он меня не узнал».

— Угу, из Сосновки, — пробормотал Миша и отвел глаза в сторону. «Все-таки надо поскорее сматывать удочки».

Высокий шагнул к воде:

— Ого! Ты, оказывается, много окуней натаскал! А пить здесь можно?

Опершись на березу, на которой только что сидел Миша, незнакомец зачерпнул в вёдро воды. Когда он наклонился, вытянув загорелую мускулистую руку, Мишин взгляд упал на его предплечье. На бронзовой коже синел вытатуированный знак: две перекрещенные стрелы…

Миша вспотел… «Столкнуть его в реку. А дальше?..»

— Неважная вода. Ну, ничего. — Незнакомец выпрямился. — Кто там костер запалил, не знаешь? — Он повел рукой в сторону, где остались Мишины приятели.

— Костер? Не знаю.

— Надо будет сходить посмотреть, что за соседи, — сам себе сказал высокий и предложил Мише: — Пойдем со мной. Наш чай, твоя уха. Конфеты будем есть, омулем соленым угощу. А?

— Не…

В лесу, из-за пригорка, послышался резкий свист.

— Ого-го-го! — закричал высокий. — Иду-у!.. Ну, двинулись чай пить?

Миша исподлобья взглянул на него и угрюмо проговорил:

— Домой надо.

— Как хочешь.

Он легко подхватил ведро и зашагал в лес. У Миши сильно билось сердце. Он осторожно двинулся следом за высоким. Вдруг тот обернулся. Миша быстро наклонился и сделал вид, будто ищет что-то на земле.

Темнело. «Надо подождать здесь, а потом незаметно пробраться к его стоянке», решил Миша, но вспомнил: тот хотел «сходить посмотреть, что за соседи». Вдруг сейчас отправится и наткнется на ребят? Надо скорее предупредить их…

Весть, принесенная Мишей, ошеломила всех. Конечно, такая встреча и раньше была вполне возможной, но все-таки это было неожиданностью, и весьма неприятной. Особенно взволновало всех сообщение о татуировке на руке незнакомца.

— Неужели правда стрелы? — допытывался Дима. — Вот такие, как на записках?

— Что ж, выдумывать я стану? — рассердился Миша. — Я, конечно, не сравнивал с записками, но стрелы как стрелы, и перекрещенные. Синие такие.

— Это, ребята, очень важно, — сказал Лёня. — Называется «вещественное доказательство». Теперь ему никуда не скрыться.

— Д-давайте отчаливать, — огорченно сказал Дима и принялся собирать посуду.

— А у меня есть предложение, — сказал звеньевой. — Надо у него машину испортить. Дождемся ночи, они спать лягут, а мы что-нибудь с мотором сделаем.

— Вы меня пошлите, — предложил свои услуги Вова. — Я знаю. Я ручку заводную утащу, и все.

— Тебя за ноги схватят, и все, — махнул рукой старший брат.

— Меня? У! А я…

Но Миша перебил:

— Нет, ребята! Надо действовать как? Надо наверняка действовать. Ясно, что не Вовку пошлем. Я пойду и еще кто-нибудь. Но все равно можно попасться.

— Риск — благородное дело! — возразил звеньевой.

— Нам в пещеру попасть важнее.

«Ты просто трусишь!» хотел сказать Лёня, но не сказал: ведь он знал, что Миша вовсе не трус. Просто он рассудительный парень.

— Ладно. Будем отчаливать, — согласился звеньевой.

Костер залили водой, он недовольно зашипел. Тьма окутала бивуак.

— Кто-то идет, — прошептал Дима.

Миша выдернул колья. Качнулся «Отважный». Забулькала, забурлила под ним вода. Заколыхались вокруг черные волны.

— Справа наддай…

Километра два они плыли молча. Было жутковато. Кругом тьма. И вода под ногами черная — кажется, нет дна.

Молчание прервал Вова. Начал он так:

— А мы его в пещере поймаем. Я знаю, как его можно поймать: у него фонарь из рук выбить и свой притушить. Миша — он сильный — будет руки у него держать, а Лёня — ноги. А я с Димой его свяжу. Я ух как умею связывать! Как напутаю, напутаю верёвку — ни за что не развязать, мама всегда ругается… — Помолчав немного и представив себе, видимо, картину схватки, Вова совсем воодушевился: — Хо! Я даже один могу связать. Только вот ноги бы держать ему покрепче… И потом, есть хочется, давайте поедим, — неожиданно закончил он свою воинственную речь.

С последним предложением все согласились. Причалить решили к левому берегу: противник был на правом.

Развели костер. Начхоз объявил «аврал» по чистке окуней, отложив в сторону две штуки:

— Жарить буду.

— В листочках? — вспомнил Вова пирожки.

— А вот посмотришь.

Миша накопал недалеко от берега глины, притащил к огню, плеснул на нее воды и стал размешивать.

— Будем есть окуней, начиненных глиной, — сострил Дима.

Миша героически снес эту насмешку, продолжая свое дело. Когда глина превратилась в податливую вязкую массу, он стал обкладывать ею окуня, предварительно обсыпав его солью.

— Ты, Димус, ошибся, — сказал Лёня: — мы будем есть глину, начиненную рыбой.

Не возражая и этому насмешнику, Миша преспокойно обляпал окуня глиной и, поворошив костер, засунул ком своей стряпни в самое пекло. То же сделал он и с другим окунем. Лишь после этого он счел возможным разъяснить смысл странных кулинарных приемов:

— В своем соку изжарится. Вкусно! А кто смеялся…

— Миша, я не смеялся, — поспешил напомнить о своей позиции Вова.

— …кто смеялся, тот двойную порцию получит. Чтобы лучше убедиться, как вкусно.

Разделили жареную рыбу, конечно, поровну. Окуни ссохлись, местами чуть обуглились, но, в общем, были вполне съедобными. Миша объяснил, что если рыба и невкусная, так тут виноват не он, Миша, а, во-первых, то, что в окунях оказалось недостаточно жира; во-вторых, слой глины получился тонковатый; в-третьих, сама глина плоховата — растрескалась — и, в-четвертых, если бы вот утка была, а не окунь, тогда бы никто не захотел сойти с этого места, пока не получил бы вторую порцию.

Зато уха не потребовала от повара ни объяснений, ни извинений.

Лёня приказал костер потушить: без огня их никто не заметит, а утренний холодок не даст спать долго. Набросали веток и улеглись на них, прижавшись друг к другу. Сон пришел почти мгновенно.

Утро было свежее и тихое. В далеком бледноголубом небе замерло маленькое полупрозрачное облако. Мутные космы тумана еще плавали над рекой, когда «Отважный» отчалил от берега.

Ландшафт изменился. Теперь Шарта текла меж каменных круч, врезаясь в гранит. Она петляла, извиваясь, словно лента в руках танцовщицы. То спокойная, зеркальная, то бурливая, пенная, бежала неудержимо, крутила проказливо плот.

• Предыдущая
• 33/42
• Следующая