Урожай собрать не просто - Васильева Юлия - Страница 41

• Предыдущая
• 41/66
• Следующая

Сторож испуганно замахал на меня руками, что я восприняла как вежливый призыв не утруждаться. Ладно-ладно, если он завтра поутру не откроет мне ворота, с меня станется перемахнуть через забор и пойти в народ.

Первым, что я увидела, войдя в дом по возвращении из коллективного хозяйства, была спина Оськи, который сосредоточенно подглядывал в щель двери отцовского кабинета. Из любопытства пришлось тоже заглянуть: за столом сидел Ерем, обложенный книгами, линейками и бумагой, и сосредоточенно что-то чертил. За ухо ребенка было заткнуто пестрое петушиное перо — предмет необычный, особенно учитывая то, что маленький гений не терпел вольностей в одежде, всегда застегивал все пуговицы и мог устроить жесткий разбор полетов служанке за невыглаженную рубашку.

— Мы его теряем, — обеспокоенно прошептал Оська.

— Ничего подобного, — ответила я, хотя тоже начала волноваться. — Человек просто увлечен, а ты ему завидуешь.

— Знаю я, чем он увлечен. — Брат протянул мне книжку «Основы построения магической матрицы». — Вот, вместе с почтой вчера принесли, а сегодня я проснулся от того, что у меня по лицу прыгало что-то склизкое и заливисто мурлыкало.

— Так, может, кошка?

— Ага, кошка… склизкая… заливисто… когда я его скинул, оно забилось в угол и там растеклось маслянистой лужей. И после этого ты будешь утверждать, что все нормально? Сначала твои семена, теперь еще это. Я больше с ним в одной комнате жить не буду! — заявил паникер.

— Ну и спи тогда в гостиной, раз трусишь, — предложила я.

— Ты видишь, у него на столе еще и клетка. Вот зачем она ему, а? Нехорошие у меня предчувствия, — мальчишка состроил обеспокоенную рожицу, — пойду позову Ивара, пускай все здесь освятит.

— Даже не думай. — Я вовремя поймала сорванца за шкирку. Глупо было верить, что он и впрямь обеспокоен — Оське бы только проказничать. — Ты действительно хочешь в нашем доме крупномасштабных военных действий на религиозной почве? Скажешь Ивару — накажу.

Совет катонских старейшин, надо полагать, тоже не устоял перед моим оригинальным предложением, потому что на следующее утро идти в поселение мне не пришлось. Через час после рассвета у нас во дворе по стойке «смирно» стояла шеренга катонцев, а давешний старик барабанил в парадную дверь, взывая к нашей совести и кляня за лень. Первой фразой, которую я от него услышала, была:

— Голос — голосом, но и про оплату вы не забудьте.

Кто бы сомневался! Я попыталась выяснить, на что они собираются использовать полученный голос, но катонец запирался и темнил, вызывая во мне неясные подозрения и фантазии об иностранной экспансии. К полудню все организационные вопросы были решены: изумленный приказчик выдавал нанятым работникам инвентарь и косноязычно осведомлялся, не нужно ли «того… этого… как бы сказать… расписочку… „для пущего доверия“», и распределял людей по полям. Впечатлительные селяне шушукались, что «девка совсем от рук отбилась, пустила на землю этих иноземных безбожцев». В общем, все шло как по маслу.

Была только одна проблема: старик-катонец с энтузиазмом участвовал в каждом организационном мероприятии и, судя по всему, обратно в поселение не собирался, чем очень меня раздражал. Я поймала себя на мысли, что это крайне неприятно, когда кто-то пытается отдавать распоряжения одновременно с тобой: у змея должна быть одна голова, даже если она лохматая и дурная.

— А вы обратно в хозяйство не собираетесь? Кто же двор без вас стеречь будет? — вежливо, но не без намека спросила я.

— Да бес с ним, с двором! — беззаботно отмахнулся старик. — Думаете, к нам кто заходит? Местные нос воротят. Вот доктор иногда появляется. Священник под забором проповеди свои кричит. Да вы в последнее время за… гр-м… часто захаживаете. Фабрикант раньше бывал, а теперь как урожай собрали, так и он в город укатил, сказал, что до конца зимы не вернется.

— Как не вернется? — оторопела я.

— А так не вернется. Вчера заезжал обсудить поставки на следующий год, так и сказал, что через несколько часов отправляется, и адрес оставил, куда писать в случае чего, если до весны возникнут какие-то проблемы.

Новость оглушила, растоптала и сровняла с землей мою чахлую надежду.

Я очень складно разложила перед Алисией свои мотивы на «во-первых», «во-вторых» и «в-третьих», не сказав только, что есть еще и незапланированное «в-четвертых», о котором мне не хотелось упоминать. Итак, в-четвертых: если нет никаких шансов добиться ответных чувств, мне надо узнать об этом как можно скорее. Я не из тех, кому в радость напрасные мучения, лишь бы не смотреть правде в лицо.

Он уехал, не передав мне ни слова — это более чем ясный ответ.

— Николетта! — звонкий детский крик отвлек меня от невеселых мыслей. Я обернулась и с удивлением увидела Ерема: мальчик редко выходил из дома погулять, да еще в чьей-либо компании. Но компания вызывала еще большие вопросы: это был тот самый чудаковатый старик, который недавно рассказывал мне про привычки ушастых полевиков. Но все вопросы разрешились довольно быстро. — Николетта, можно сеять!

— Ты уверен?

Вместо того чтобы насупиться, как всегда делал мой младший брат, если кто-то вдруг сомневался в верности его решений, Ерем вдруг неожиданно по-детски открыто заулыбался и, вытащив заведенную за спину руку, продемонстрировал мне клетку, в которой сидел рыжий, маленький и, судя по всему, очень недовольный кролик.

Полевик (а это оказался именно он), пойманный Еремом, неожиданно прижился в доме. В образе кролика он чинно молчал и заметно благоволил к тем, кто угощал его сыром и солеными грибами. Правда, иногда становилось не по себе, когда нечисть, забившись в темный угол, вещала что-то томным голосом, просила звать его Агафоном и жаловалась, что наш домовой-дармоед опять умотал к овинникам, оставив хозяйство без присмотра. Не вытерпев и недели такого соседства, я спросила Ерема, когда он собирается отпустить беднягу и почему вдруг стал рассчитывать время посева таким глубоко антинаучным способом. На что мальчик вполне резонно ответил, что для решения проблемы научным способом ему не хватало сущих пустяков — метеорологической станции и архива наблюдений погоды за последние пятьдесят лет — а полевика он уже давно отпустил, но Агафон решил не впадать в спячку и провести эту зиму в комфортных условиях, так что нам стоило войти в его положение и проявить благодарность.

— Вот помяни мое слово, мы из-за его магии скоро со всей окрестной нечистью за столом сидеть будем, — важно предрек Оська. Уж очень его расстраивал тот факт, что мудрый полевик Агафон наотрез отказывался проявлять свою истинную сущность перед Иваром и, притворившись ушастым зверьком, без тени смущения под аккомпанемент речей о «любви к тварям божьим» пожирал из рук послушника килограммы морковки.

— Ну ладно, Ерем, он вырастет, завоюет мир, глядишь, и нам, родственникам, перепадет кусочек какой-нибудь завалящей страны. Но вот Михея, Михея надо держать от магии подальше, — ответила я.

А то он уже начал проявлять нездоровый интерес к занятиям младшего брата. И если Ерем, сотворив на свет какую-нибудь абракадабру, часто умудрялся ликвидировать ее еще раньше, чем кто-то успевал заметить и испугаться, то Михея, скорее всего, та же абракадабра съела бы прежде, чем он успел испугаться сам. Поэтому я с глубоким пониманием и смирением отнеслась к пропаже штор из гостиной и к заявлению вечно ищущего себя брата, что он определенно будет портным, а я на следующем балу покорю всех доселе невиданным платьем. Про «доселе невиданное» брат оказался прав: платье из штор встретишь нечасто.

Посеянные семена, зарядившие дожди и близость зимы не только прочно заперли меня в доме, но и привели в уныние. Средств развеять скуку катастрофически не хватало, поэтому мы с братьями оттачивали остроту языков и с нетерпением ждали снега, с помощью которого накопившееся друг другом недовольство можно будет безопасно выплеснуть, утопив обидчика в сугробе. Оська к этому моменту готовился особенно ответственно: упрашивал няню связать варежки потолще и шапку поплотнее, прекрасно понимая, что за все проделки мы первым делом, объединившись, подвергнем снежной казни именно его.

• Предыдущая
• 41/66
• Следующая