Замуж за Черного Властелина, или Мужики везде одинаковы - Славачевская Юлия - Страница 62

• Предыдущая
• 62/66
• Следующая

— Умные тоже наступают на грабли, но только для того, чтобы поднять их с земли, не нагибаясь, — попытался утешить его Денис, но получилось у него как-то двусмысленно.

— Дети! Хватит ругаться! — влезла мама с миротворческой миссией. — Илона, как тебе не стыдно! Твой муж еще ни в чем не виноват, а ты уже чуть ли не аутодафе устроила!

— Хорошо, мамуль, — покладисто согласилась я. — Я дождусь, пока будет виноват, и вот уж тогда обсыплю его мелом!

— Вечно ты стараешься найти плохие стороны в хорошей истории, — укорила меня мама. Обратилась к отцу: — Теперь ты все выяснил и успокоился. Скажи детям, что ты счастлив, и пошли отсюда наверх.

— Я счастлив, — пробормотал папа, хотя по его виду этого было не сказать.

Но в эту минуту снова влез Тарас:

— Свадьба делает мужчину счастливым только в одном случае — если это свадьба его дочери.

И наверх мы не пошли, а помчались. А поскольку моему благоверному потребовалось все запереть, зашифровать и защелкнуть, то он отстал, и мы заблудились. Пока нас не нашли, я выслушала от папы все… И мысли по поводу некоторых олигархов с непонятными заболеваниями и вывихнутыми мозгами, и про мое замужество, и про аморальность современной молодежи. Закончилось родительское выступление словами: «Кто же так строит!» И поддакиванием Тараски: «И не говори, пап! Ни светофоров, ни указателей!»

Пока мужская половина возмущалась, поддакивала или нейтрально не встревала в разговор, мама подошла ко мне и прямо спросила:

— Хочешь сегодня остаться с мужем?

— Хочу, конечно, а как? — кивнула я в сторону папы.

— Это моя забота, — успокоила меня мама.

Естественно, нас быстро разыскали, и, конечно, мы отправились обедать. Нет, обедать! И кто бы сомневался, что здесь присутствовал фарфор, хрусталь и белоснежные салфетки. С ужасающим количеством ненавистных столовых приборов, которые я, впрочем, демонстративно отдала обратно, оставив себе ложку, вилку и нож. А что? Мне вполне достаточно, а другие пусть не смотрят.

В середине обеда у папы вдруг зазвонил телефон, и он, извинившись, вышел из-за стола. Отсутствовал он не дольше пяти минут, но ворвался обратно в чрезвычайно взбудораженном состоянии с воплем:

— Денис, мы срочно едем домой!

На всеобщий вопрос:

— Что случилось?

Папа взволнованно сообщил:

— Мою машину пытались угнать! Мы срочно едем домой! Я хочу осмотреть, все ли с ней в порядке! — Пробормотав извинения, он выскочил за дверь. Мама улыбнулась, заговорщицки подмигнула, поцеловала меня с Кондрадом и выплыла за папой. За родителями потянулись и братья, понявшие мамин маневр и тоже одобрительно подмигивающие.

Единственный, кто высказался, — это Егор, жалостливо посмотревший на мужа и заявивший:

— Удачи, братан! Наше ИГО носить нелегко, но обижать не советую.

Когда мы остались за столом одни, Кондрад осведомился:

— Почему «иго»? Что он имел в виду?

— Илона Гавриловна Острожникова. Сокращенно ИГО.

— Ты — Илона Дорсетская, — поправил меня муж и поинтересовался: — Не жалеешь, что я больше не Властелин?

— Властелина можно прождать всю жизнь, а мужик нужен каждый день! — поведала я ему и полюбопытствовала: — Исповедоваться будем или чем поинтереснее займемся? Кто-то мне немного задолжал… Не помнишь, кто это был?

— Помню, — засмеялся муж и коварно взял меня в плен без права выкупа.

Мы медленно раздевали друг друга, а потом я откинулась и смотрела на моего мужчину, пока он нежно гладил меня по лицу кончиками пальцев. Мой муж! Звучало странно и непривычно. Его иссиня-черные волнистые волосы, собранные в тугой хвост, отсвечивали солнечным золотом и струились вниз узкой лентой шелка, оттеняя природную смуглость. Природа наградила его сильными руками, мускулы красиво бугрились на спине и широких плечах.

Мне безумно нравилась его близость, пьянило ощущение его кожи. Мой муж! Его улыбка заставляла мое сердце петь. Его глаза дороже всех изумрудов, его низкий смешок драгоценнее всех мелодий. Краски лета яркой зеленью волнуют в его пристальном взгляде. Мой мужчина — мощный, смертельно опасный, неукротимый, дикий.

Я сердцем чувствовала, как любимого оставило напряжение последних дней. Я умирала от желания обладать им, а он — мною. Он ласкал меня невесомо-мягко, будто перышком, он горел обжигающим ярким пламенем. Его неугасимый огонь охватил нас, и мои губы невольно издали тихий стон. Я запустила пальцы в роскошные волосы, освобождая шелковое богатство; лаская, прижалась к нему и потеряла чувство времени. Волна любви и нежности билась в нас, проникая от сердца к сердцу, из тела в тело…

Небо в алмазах? Да. Было небо в алмазах и беззвучный хор ангелов.

Через какое-то время, открыв глаза, я смутно ощутила, что лежу раздетой под меховым покрывалом, а над нами облачком витали ароматы лимона и полыни с душистым привкусом ванили, терпкой ноткой мха и легкой последней нотой иланг-иланга. Так удивительным образом смешались мои духи с его, одеколоном.

— Как ты? — Кондрад бережно заправил прядь волос и поцеловал меня за ухом. — Я не…

— Сказочно! — Душу переполняло чувство огромной любви и благодарности.

— Хочешь, я сварю грог? Меня научили его здесь готовить, и я мечтал зимней ночью попробовать его с тобой… — Он вскочил, натягивая темно-синий шелковый халат и порываясь куда-то бежать.

— Нет! — Я закусила губу. Тихонько засмеялась: — Я, конечно, безумно обожаю грог. Особенно пить его с тобой… И мы сейчас будем варить и медленно, по глотку, смаковать его вместе, но… побудь еще немножко рядом.

Он опустился на кровать и скользнул ладонью по изгибам женского тела, отодвинув край покрывала. Поднял меня, обвив руки вокруг талии.

— Ты моя! Только моя. Настоящая леди.

Я замотала головой:

— Ты прекрасно знаешь, что я не настоящая леди.

Он шикнул на мое сопротивление:

— Неправда. Главные качества леди — не высокое рождение, не дорогая краска на лице, не шелковые платья и, не змеиный язык. Леди — настоящая леди — никогда, не обидит слабого, смела и независима. Она будет до конца дней своих искренней и верной спутницей мужа, она — щит своих людей, а ее муж — меч для врагов. А еще истинная леди никогда не уронит своего достоинства.

— Тогда это не я, — печально ответила ему, опустив глаза. — Я — та Илона, которая на Земле, и моя жизнь проста и незаметна. Род незнатный. У меня нет своих людей, а с врагами обычно управляюсь самостоятельно. — Хихикнула: — Ну разве что братья иной раз помогают… И с достоинством в твоем понимании, боюсь, не сложилось.

— Нет! Это ты, любимая. Это ты… — Мое сопротивление на этот раз было умело прекращено поцелуем. Потом спустя время он договорил: — Моя леди до кончиков ногтей…

Ночью пошел густой снег. Когда он перестал сыпаться из дырявого небесного мешка и падать на землю большими мягкими снежинками, за окном легло сияющее лунное великолепие.

Попивая грог, мы смотрели в окно. Вокруг нас в ночном лесу расстилался сказочный пейзаж. Искрящийся снег пушистой белой шубой укрыл ветви деревьев, оттенил зелень старых елей, спрятал все следы, оставляя нетронутую целину. В целом мире мы были одни. Кондрад мурлыкал какую-то медленную песенку и прижимался к моей спине, положив подбородок на плечо. А потом мы уснули…

— «Хай! Бонжур! Эй, амиго, ты меня слышишь!» — горлопанил телефон, злейший враг моих ушей и мозгов, если звонят с раннего утра.

Звуки незабвенной «Lady in red»…

Пришло утро. Волшебство было ночью, днем начались трудовые будни.

— Блин! — заорала я впотьмах и попыталась выкрутиться из сильных рук мужа.

— Черт! — поправил меня Кондрад и никуда не пустил.

— Там телефон, — осторожно сообщила я, спросонья не желая думать, кто может с утра так настойчиво трезвонить.

— Слышу, — безмятежно отозвался мужчина, не прекращая восхитительных уговоров остаться в постели и послать всех звонящих по известному всем, но, увы, недоступному адресу.

• Предыдущая
• 62/66
• Следующая