Британские коммандос - Паркер Джон - Страница 58
- Предыдущая
- 58/74
- Следующая
Обычно мы посылали на разведку одного или двоих, и они сигнализировали нам с берега, что можно высаживаться. Мы десантировались, минировали тоннели, железнодорожные мосты и скрывались еще до взрывов. Если в таких рейдах мы встречали сопротивление, то стреляли на поражение. Мы отплывали восьмером и возвращались восьмером в лодке; для пленных не было места, разве что нам давали особый приказ. Как-то на берегу при отходе мы встретили гражданских лиц и просто связали их, чтобы они смогли освободиться позже.
Так мы воевали до октября 1950 года. Затем коммандос послали в материковую Корею. Американцы и южные корейцы наступали на север, и казалось, что война скоро закончится. Все коммандос присоединились к 1 — й дивизии морской пехоты США. Еще было не ясно, вступили ли в войну китайцы, а если вступили, то в каком масштабе. Было много слухов. Мне дали понять, что нас зашлют в тыл врага налегке, а припасы будут сбрасывать с воздуха. Наша задача — оценка участия в войне китайцев, то есть сбор разведданных.
В составе автоколонны мы направлялись на ссверо-восток Кореи к Чункхенскому водохранилищу. С нами была и американская моторизованная часть — 7-й кавалерийский полк. Грузовиков тридцать с авангардом из танков двигались по очень узкой дороге в долине, вокруг лежал глубокий снег, и вдруг начался налет. Сначала падали отдельные снаряды, потом обстрел усилился. Корейцы и китайцы окопались в горах, а мы были легкими мишенями. Из минометов они подбили головные и замыкающие грузовики, эффективно заблокировав пути вперед и назад, а потом стали постепенно приближать огонь к центру колонны. Мало кому из наших удалось пробиться; последние двадцать грузовиков попали в ловушку. И я там оказался. Нам приказали покинуть грузовики и нырнуть в придорожную канаву. Остававшийся невидимым враг усилил огонь, мы отстреливались. Царили хаос и всеобщее замешательство. Сражение длилось 17 часов, еще долго после наступления темноты. С нами был один офицер морской пехоты, но и он не знал, что делать. Я несколько раз пытался связаться с кем-нибудь по рации, но никто не отвечал.
Офицер пришел в себя и спросил, кто хочет попробовать прорваться. Я хорошо понимал безвыходность нашего положения и решил рискнуть. Нас, добровольцев, вызвалось человек двенадцать. Где ползком, где бегом мы добрались по канаве до восточного конца дороги, а дальше надо было преодолеть, по меньшей мере, 200 ярдов открытого пространства. Сугробов намело в некоторых местах высотой до шести футов. Взрывались мины, горели грузовики, повсюду лежали раненые и убитые. Мы решили бежать через открытую местность по одному с интервалами в десять секунд. Первые шесть или восемь человек прорвались, я был в последней тройке, и, когда пришел наш черед, китайцы нас заметили. Мы бросились бежать, а они перенесли весь огонь на нас. Как будто мы попали в осиное гнездо, вокруг свистели пули. Мы распластались на снегу, надеясь позже снова броситься вперед. Так мы лежали, наверное, час, а когда добрались наконец до безопасного места, обнаружили, что остальные уже ушли. Мы пошли гуськом вдоль реки. Вскоре раздался одиночный выстрел, и наш командир упал. Когда мы к нему подбежали, он был уже мертв. Мы услышали голоса и бросились в укрытие, но скоро поняли, что говорят американцы. Они просто увидели приближающуюся фигуру и открыли огонь. Можно понять, ведь командир был в зеленом берете, а не в американской стальной каске. Я со злостью выкрикнул, что они убили моего товарища, и осторожно вышел. Меня встретили американский капитан и два сержанта из окопавшейся у реки американской части. Я спросил американского капитана, не видел ли он наших парней. Не видел. К тому времени стрельба утихла, и они предложили нам остаться с ними до рассвета. Моя одежда замерзла и стояла колом, потому что нам пришлось идти по пояс в воде.
На рассвете началось движение. Я спустился с холма и наткнулся на одного из наших водителей. Его ранило в бедро, и он уполз в безопасное место. Встав на колени, с винтовкой на плече, я перевязывал его рану. Раздался шум. Я обернулся, увидел южнокорейского солдата, но проигнорировал его. Он что-то выкрикнул, вроде бы приказ, а потом ткнул меня своей винтовкой. Я вскочил и уже хотел разделаться с ним, когда один из американцев крикнул сверху: «Эй, приятель, лучше брось винтовку. Мы сдались». Оказывается, нас окружили. Я крикнул в ответ: «Ну, большое спасибо. Могли бы и раньше сказать, черт вас всех побери!»
Я со злостью отбросил винтовку. Меня бесило, что никто не предупредил раньше. Парень, которого я принял за южного корейца, оказался китайцем. Он почему-то подбежал ко мне и пожал руку, явно неправильно истолковал мои действия: решил, что я охотно сдаюсь в плен. Потом подошел китайский офицер, собрал нас всех вместе — нас было человек 30 или 40 — и произнес небольшую речь. Он заявил, что не мы их враги, настоящие враги — империалисты, которые послали нас убивать женщин и детей. Он сказал, что мы пролетарии, как и он, и воюют они не с нами. Я плохо себе представлял, что такое пролетарий, как и многие из нас. Один парень рядом со мной сказал: «Проле-кто? Я-то считал их проклятыми коммунистами».
Речь длилась минут десять, потом офицер ушел, а нас повели вверх по склону и загнали в маленькую хижину. Где-то через час один из охранников принес огромную тыквенную бутыль с горячей водой и поставил ее у двери. Мы по очереди умылись. Охранник вернулся, взглянул на мыльную грязную воду и взбесился. Он заскочил в хижину, размахивая штыком, пнул ногой бутыль и в бешенстве выбежал. Через некоторое время пришел офицер и объяснил, что, рискуя собственной жизнью, этот охранник развел огонь и вскипятил воду, чтобы мы напились, а, мы в ней вымылись и для него это страшное оскорбление. Откуда нам было знать, что китайцы пьют только кипяченую воду? Мы попытались объяснить, но он не стал слушать. Мы унизили охранника. Так Восток встретился с Западом. Полное непонимание и невежество с обеих сторон, хотя тогда я не смог бы так сформулировать. Однако я получил наглядное свидетельство различий между нами.
Тяжелораненых погрузили в джипы и отвезли к нашей передовой. Ходячих раненых оставили. Позже, конечно, они умерли, ведь у нас не было никакого врачебного ухода. Тогда мы и понятия не имели, что медицинской помощи вообще не будет. Нас соединили с другими пленными, получилось человек двести, и мы отправились в долгий поход. Шли недели три по очень, очень глубокому снегу, нехожеными тропами, вверх и вниз по горам. Иногда нас обстреливали с воздуха, и мы стали двигаться только ночью.
Американцы и австралийцы имели превосходство в воздухе, и пилотам приказали стрелять во все, что движется. Думаю, каждую ночь мы проходили от пяти до десяти миль в зависимости от высоты снега. Раненым приходилось очень тяжело. Когда они уже не могли идти, мы несли их, а потом нам дали пару тележек. Но факт оставался фактом: никакой медицинской помощи, и не могу вспомнить, чтобы хоть кто-то из раненых пережил тот поход.
Нас охраняла часть числом с роту; у них самих не было никакого транспорта, и они тащили все свое снаряжение на себе, включая и большие черные котлы с выпуклым днищем. Я был потрясен тем, что они не заставляли нас что-то тащить. Иногда мы останавливались на ночь на открытом воздухе, иногда в деревенских домах по 20 человек в комнате. Китайцы высылали вперед солдата договориться о нашем размещении. Странно, что корейцы не брали с китайцев никакой платы. Я позже много об этом думал. Потом мы подошли к городу, разбомбленному американскими самолетами. Перед тем как войти в город, китайские охранники согнали нас в кучу и сомкнули ряды вокруг нас, потому что предстояло пройти сквозь толпу, враждебно настроенную из-за воздушных налетов.
Наконец мы добрались до какой-то горной деревушки, и нас распределили по лачугам: земляные полы, на них набросана солома, никакой воды. Это называлось «Лагерь 10», но на самом деле ничего похожего на лагерь. Весь день нам приходилось сидеть в лачугах, и только ночью под охраной нам разрешалось выйти и размяться. Остальное время мы все просто сидели в хижинах, сгрудившись, чтобы согреться. Никакого мытья, только могли потереть руки в снегу; мы не брились и никогда не снимали одежду. Очень скоро мы все завшивели, одежда покрылась гнидами и кишела всякой живностью. Мы, бывало, устраивали соревнования, кто убьет больше вшей. Избавились от вшей мы гораздо позже, когда перебрались в другой лагерь, однако удивительно, что может выдержать человеческое тело.
- Предыдущая
- 58/74
- Следующая