Лес потерянных - Плишота Анн - Страница 47

• Предыдущая
• 47/75
• Следующая

— Мне стыдно… — пробормотал Гюс, уткнувшись лицом в плечо отца.

— Да прекрати ты скулить! — нахмурилась Окса, пытаясь скрыть тревогу.

И они шли дальше, все медленнее и медленнее, с покрасневшими глазами и ногами, покрытыми волдырями. Их тела страдали. Не получая ни капли влаги, они все меньше потели и стремительно приближались к обезвоживанию. А вокруг простиралась все та же пустыня, разве что мерзкий запах почти исчез, а землю теперь пересекали предсказанные Вещуньей трещины. Что делало дальнейшее продвижение еще более опасным для изнуренных организмов Беглецов. Время тянулось бесконечно, часы казались вечностью. Или дни?

Когда Окса остановилась, все молча последовали ее примеру, обрадованные паузой, которая, впрочем, никак не влияла на положение дел.

— Больше не могу… — простонала Юная Лучезарная.

К ней повернулись осунувшиеся лица, измученные усталостью и жаждой. Беглецы были покрыты пылью, одежда их походила на грязные тряпки, волосы стали как пакля, а подошвы обуви оплавились от постоянного контакта с раскаленной почвой. Окса в отчаянии взметнула руки к небу умоляющим жестом и заорала:

— Помогите нам! Пожалуйста!

Ее грязная футболка задралась, и все увидели у нее на животе великолепную Печать, окружавшую пупок. Восьмиконечная звезда мерцала на коже Оксы, притягивая взгляд. Внезапно послышалась песня. Абакум, согнувшись в изнеможении, принялся негромко напевать:

— Это еще что такое? — изумилась девочка.

— Гимн Беглецов, — ответил тронутый до слез Леомидо. — Мы его написали, когда у тебя проявилась Печать.

И, чтобы себя взбодрить, старик тоже запел, присоединяясь к Абакуму.

К обоим мужчинам присоединился гортанный голос Пьера, а вскоре и Павел тоже запел, хрипло и решительно:

И Беглецы двинулись дальше в ритме песни. Слова гимна снова поселили надежду в их сердцах.

Оксу же трясло от сдерживаемых эмоций. Удивление сменилось смущением и неловкостью от того, что она удостоилась такой чести. С полыхающими щеками, взбудораженная девочка шла впереди.

Гимн, написанный в ее честь? Вот уж действительно, это не с каждым может случиться… Только вот заслуживает ли она таких почестей? Ей так не казалось.

Окса не смела смотреть на своих спутников, хотя ее распирало от гордости.

— «Мы в Эдефию, вернемся, дайте срок!» — пропел Тугдуал, нагнав ее.

— Ой, перестань уже издеваться… — буркнула она.

— Но я вовсе не издеваюсь!

— Ну тогда, если ты хоть немножко меня любишь, больше никогда на это даже не намекай, ладно?

— Как скажешь, Маленькая Лучезарная… Но я не уверен в том, что уклонение — это добродетель.

Окса не успела поразмыслить над загадочным ответом Тугдуала. Ее насторожил звук падающего тела. Она мигом обернулась: Гюс рухнул на раскаленную землю.

— Больше не могу… — глаза мальчика были налиты кровью.

Вид у него был ужасным. В таком темпе он недолго протянет. Ей стало очень горько. А над головой мраморное небо затянули темные тучи с металлическим отливом. Периодически сверкали молнии, вынуждая вкартиненных Беглецов всякий раз вздрагивать. Но именно эти предвестники грозы навели Гюса на спасительную для всех мысль…

— Окса! — окликнул он подругу.

Девочка вздрогнула, застигнутая врасплох взволнованным голосом приятеля.

— Давненько ты у нас не злилась… — заметил Гюс хриплым от жажды голосом.

Окса озадаченно уставилась на друга. Что это с ним?

— Э-э… Извини, Гюс, но тебе не кажется, что все и без того довольно сложно? Я обезвожена, выдохлась и отчаялась. И, если хочешь знать, в ужасе от мысли, что умру через несколько часов… Но я не злюсь. Нет! Для этого мне нужно иметь хоть каплю энергии, тебе не кажется?

Она уставилась серыми глазами на Гюса, ответившего ей едва заметной улыбкой.

— Помнишь, как МакГроу выгнал тебя с урока? — поинтересовался мальчик.

Оксе потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, к чему они клонит.

— ДА!!!! — просияла она. — Злость означает грозу, а гроза означает… ДОЖДЬ!!!

Последнее слово оживило Беглецов, возродив в них почти угасшую надежду. Надежду выжить.

— Разозлите меня! — приказала Окса, сверкнув глазами. — Ну, давайте! Взбесите меня!

Одуревшие от усталости Беглецы переглянулись. Окса же старалась разозлиться, вызывая в памяти картинки, мысли и воспоминания, способные вызвать в ней гнев. Первые, кто пришел ей на ум, были МакГроу и Мортимер. Но, к своему вящему удивлению, Окса обнаружила, что основное чувство, которое эти двое у нее вызывают, — жалость. Даже последнее воспоминание об Изменнике в подвале, за секунду до того, как тот рассыпался в пыль под воздействием Экзекуты, не вызвало в ней злости. Что же касается Мортимера, то девочка невольно думала о нем как о мальчишке, потерявшем отца.

• Предыдущая
• 47/75
• Следующая