Последняя надежда - Плишота Анн - Страница 88

• Предыдущая
• 88/104
• Следующая

— Конечно! Как и ты! Мысли отнюдь не инертны, они такие же материальные и живые, как все, что оживляет наше тело.

— А что ты будешь с этим делать?

— А вот это, Юная Лучезарная, позволь мне тебе не сообщать… — ответил Мужчина-фей, загадочно улыбнувшись.

С этими словами Абакум потряс палочкой над лакированной коробочкой и сбросил в нее клубок черных мыслей. Затем проткнул большую гранулу, которую достал из своего Ларчика, и вылил в коробочку ее содержимое. Дальше чародей закрыл и опечатал крышку лакированной коробочки и убрал ее во внутренний карман пиджака вместе с футляром от волшебной палочки, оставив Оксу в состоянии крайнего недоумения.

Оксе пришлось ждать все утро, прежде чем она смогла рассказать Гюсу о своем фантастическом сидении в Насценции. Сразу после обеда они оба решили смыться от друзей и затаиться в Берлоге со статуями, ставшей с некоторых пор Личным Эксклюзивным Логовом Гюса Белланже и Оксы Поллок.

К несчастью, месье Бонтанпи, обнаруживший проникновение в данное помещение, запер комнату на ключ. Друзья, нимало не обескураженные, занялись поиском другого убежища, и изыскания довольно скоро привели их в еще не изученное место по причине его сильной ветхости: крошечную часовню колледжа.

— Окса, мы туда не пойдем! — Гюс остановился перед дверью, перегороженной прибитой доской.

— Нет, пойдем! Там нас никто не побеспокоит!

— Может, найдем другое место, — пробурчал мальчик, которому отчаянно не хотелось входить в мрачную часовню. — Раз уж ты так настаиваешь на часовне, так пошли в новую!

— Издеваешься? Там сейчас хор репетирует! Сам послушай… Голоса даже сюда доносятся!

Окса слегка потянула доску на себя. Ржавые гвозди тут же поддались, и трухлявая деревяшка осталась у нее в руках.

— Вот видишь! — улыбнулась девочка. — Это знак!

— Кхм… — кашлянул Гюс, мало впечатленный бьющим через край оптимизмом подруги. — Знак, говоришь… Ну да, знак грядущих неприятностей, как пить дать!

Юная Лучезарная ткнула кончиками пальцев дверь и просунула голову внутрь.

— Тут пусто, трус ты несчастный! И тут суперски!

— Скорее, жутко, — возразил Гюс.

Они вошли и, едва оказавшись внутри, тут же закрыли за собой дверь, предварительно убедившись, что их никто не заметил.

В часовне было душно и темно. В воздухе витала пыль, она же покрывала скамьи, а немногие оставшиеся предметы культа превратились в хлам. Снаружи из-за облаков выглянуло солнце, и его тонкие лучи осветили часовню, пробиваясь через разноцветные витражи над крошечным алтарем.

Оба искателя приключений, застигнутые врасплох неожиданным светом, аж подскочили. Казалось, что часовня снова ожила после многих лет забвения!

Окса, воодушевленная этой мыслью, прищурилась и приняла атакующую позу, выставив вперед руки и отставив назад ногу.

Гюс невольно улыбнулся.

— Ну? Ничего на горизонте? Знаешь, ты не устаешь меня удивлять…

— Гюс! Ты ничего не слышишь?

Окса положила ладонь на руку Гюса. Мальчик тут же насторожился и прислушался, затаив дыхание, но ничего особенного не услышал.

— Может, старое привидение тут бродит потихоньку… — съехидничал он.

Окса собралась двинуть ему локтем, но застыла, снова прислушиваясь.

— Или это Шепталка, или это глюк… — пробормотала она.

— Шепталка? Это способность слышать почти неуловимые звуки, да?

— Именно, — сосредоточенно подтвердила Окса. — И должна тебе сказать, она работает на полную катушку! Пошли-ка! Там что-то есть…

Гюс вовсе не горел желанием идти проверять. Но раз его склонная к авантюрам подруга поволокла его за собой, мальчик позволил подтащить себя к склепу в глубине часовни.

— Мы же вниз не полезем, а? — пробормотал он, пытаясь повернуть назад.

— Ой, Гюс! — укоризненно бросила Окса. — Это всего лишь склеп!

— ВСЕГО ЛИШЬ СКЛЕП?! Зашибись! Ты знаешь, что находится в склепах? Могилы! Мощи мучеников! Мертвецы! Слышишь?! Мертвецы! Трупы! Скелеты! Жмурики!

— Ладно-ладно, — перебила его девочка, нахмурив брови. — Не перечисляй мне синонимы слова «мертвец»…

— И ты действительно думаешь, что я туда полезу?!

— Да ты, никак, трусишь! — воскликнула Окса, хотя ее пыл тоже несколько поостыл. — Ладно, уговорил. Уходим… А-А-А-А! Это что такое?!

Услышав отчетливо доносившееся из склепа пение, Окса вцепилась в руку приятеля, а сам Гюс от ужаса просто прирос к месту.

— Пошли, нужно отсюда убираться… И не стоило сюда заходить, глупость это несусветная… — пробормотал он. — Нам вообще тут нечего делать!

— Не парься, я вооружена! — Окса показала ему Гранокодуй, решительно направляясь к склепу.

Во вторник, около трех часов дня, все ученики колледжа Св. Проксима услышали вдруг неровный громкий барабанный бой. Педагоги поначалу попытались удержать дисциплину в классах, и надо сказать, не особо успешно, поскольку их не меньше учеников заинтересовал этот тарарам. Но когда к грохоту присоединился еще и голос, во всю глотку распевавший в коридорах народную детскую песенку «И зеркало нашлось, как будто все нарочно, для меня! Как в него не поглядеться? Как же не поглядеться?», любопытство все же взяло верх.

Десятки лиц развернулись к окнам, выходящим во двор или коридоры, ища глазами источник этого неожиданного оживления. Некоторые преподаватели подумали, что это месье Бонтанпи придумал небольшое развлечение по случаю карнавала, который должен был состояться через несколько дней. Другие просто открыли двери классов, чтобы попытаться установить причину грохота, и одному из них удалось заметить тоненькую фигурку в синем, сворачивающую за угол коридора.

Окса с Гюсом прилипли к окну в кабинете английского, когда Мерлин воскликнул:

— О, глядите! Похоже, это мадмуазель Кревкёр вон там, у фонтана!

Его глаза встретились с глазами Оксы. Та ему подмигнула, и мальчик, улыбнувшись, с заговорщицким видом ответил тем же.

По классу пронесся удивленный гул, как и во всех прочих классах, окна которых выходили во двор. Должно быть, во всем колледже не осталось ни одного ученика, занятого учебой!

Окса и Гюс вытянули шеи, чтобы постараться разглядеть двор из своего окна. Угол зрения отсюда был не очень удачным, но зато они отлично слышали хрипловатый голос, теперь распевавший «Тихо река струится, здесь я брожу одна… Так хороша водица, манит к себе она».

Гюс схватил Оксу за руку и вытащил в коридор. Там они облокотились на перила первого этажа, откуда отлично просматривался двор.

— Ей удалось, Гюс! — шепнула Окса. — Уф!

Мадмуазель Кревкёр, а это была именно она, громко праздновала свое освобождение, горланя, что есть сил.

Когда Окса с Гюсом обнаружили неясную фигурку в полумраке склепа, то чуть в обморок не хлопнулись. В смысле, Гюс чуть со страху не помер…

— Мадмуазель Кревкёр, это вы? — прошептала Окса, выставив вперед Гранокодуй.

— Кревкёр? Какое красивое слово… Красивое слово… Нет, я не знаю никаких Кревкёр, но слов красивых много… — донесся из глубины склепа нежный мелодичный голос прежде, чем оба юных авантюриста успели сделать ноги.

Вот таким образом несколько часов спустя мадмуазель Кревкёр и оказалась сидящей на краю фонтана в центре школьного двора. На груди у нее висела кастрюля, подвешенная через плечо на какой-то грязной тряпке, и женщина колотила как одержимая по импровизированному инструменту, распевая народные детские песенки, которые нещадно перевирала хриплым голосом.

Волосы ее были в полном беспорядке, лицо черно от грязи. Бенедикта Кревкёра представляла собой убийственное зрелище, чтобы не сказать шокирующее. Ее синий костюм был порван, а голые ноги все покрыты синяками и ссадинами.

— «Жила-была пастушка, тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля! Жила-была пастушка, стада свои пасла, ля-ля! — горланила мадмуазель Кревкёр, сидя у фонтана, подняв взгляд к забитым учащимися и преподавателями окнам и балюстрадам. — Варила сыр овечий, тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля! Варила сыр овечий для целого села, ля-ля!» — И учительница истории-географии свистнула в пальцы к вящему удовольствию большинства учащихся, встретивших ее свист радостными воплями.

• Предыдущая
• 88/104
• Следующая