Омен. Последняя битва. - Зельцер Дэвид - Страница 18

• Предыдущая
• 18/30
• Следующая

Они неподвижно висели над пропастью. И вдруг отчетливо услышали какой-то странный, похожий на шлепанье, топот. Монахи взглянули вверх и увидели страшного пса. Собака замерла у края колодца, слюна стекала прямо на лицо Мартина. С минуту стояла она так, словно сторожа их, затем раздался скрежет. Решетка вместе с вцепившимися в нее монахами стала задвигаться. У Мартина и Паоло побелели косточки на запястьях — так крепко вцепились они в ржавые прутья. Тела их начали раскачиваться, ударяясь о стенки колодца, ноги болтались в воздухе.

Решетка тяжело и плотно задвинулась. Собака торжествующе зарычала. Паоло бросил на пса взгляд и почувсвовал, как его левая ладонь, еще влажная от крови Мэтью, постепенно соскальзывает. И вот он уже висел на одной руке, опираясь о стену. Со второй попытки ему удалось опять ухватиться правой рукой за прутья. Тяжело дыша, Паоло смотрел вверх. А собака тем временем надавила лапой на пальцы Мартина. Монах закричал, пытаясь оторвать собачью лапу.

— Не двигайся, — прошептал Паоло. — Оставь ее… Лицо его исказилось от страха. Мартин, уставившись на Паоло, покачал головой. Рот у него приоткрылся, будто он силился что-то сказать, пальцы соскользнули, и Мартин рухнул вниз. Паоло зажмурил глаза, но заткнуть уши он не мог. Он услышал протяжный вопль Мартина и стук тела о скалу.

Собака вновь зарычала, а затем как сквозь землю провалилась. Паоло открыл глаза. Он был сильным и выносливым, но прекрасно понимал, что может провисеть еще минуты-полторы от силы. И тут Паоло заплакал, слезы струились по его лицу, стекая на подбородок. В свои последние секунды он надеялся, что боль не продлится целую вечность…

Впервые за этот год денек выдался по настоящему теплым. Весенний солнечный свет заливал гостиную в загородном доме Дэмьена. Он бил в глаза телевизионщикам, устанавливающим оборудование.

Обычно молчаливые и циничные, сейчас они перебрасывались шуточками. Удивительно, как на свой лад перекраивало людей весеннее солнце.

А на террасе Дэмьен и Дин без особой радости разглядывали весенние цветы. Оба предпочитали осень. Молча прогуливались они вдоль террасы, и Дин размышлял про себя, станет ли Дэмьен когда-нибудь нормальным человеком. Напряжение Торна распространялось на весь персонал, и Дин на своей шкуре ощущал состояние Дэмьена, как будто страдания того были чем-то вроде заразной болезни. Дин плохо спал, стал раздражительным. Он прекрасно прожил бы без этой Рейнолдс, вечно торчавшей рядом. Она являлась частью их тревог. Дин был в этом уверен. Но в конце концов это не его дело.

Дин решил нарушить затянувшееся молчание. — Итак, у нас уже четыре кинжала, — начал он.

Дэмьен кивнул: — Дин, осталось три, но я не могу больше терять время. — Он помедлил, затем еле слышно продолжал: — Единственный способ отделаться от Назаретянина — это истребить по всей стране всех младенцев мужского пола, родившихся ночью двадцать четвертого марта.

Дин оторопел, не веря своим ушам, и взглянул на Дэмьена. Лицо Торна выражало твердую решимость, и Дин даже присвистнул, пытаясь мысленно охватить грандиозность предложения.

— Но можем ли мы быть уверены, что он до сих пор еще здесь, в стране? — сделал он слабую попытку возразить.

— В пророчестве сказано, что Он явится на острове Ангелов, — заявил Дэмьен. — А эти педантичные христиане точно придерживаются буквы предсказания.

Они пришли в сад. Дэмьен сорвал цветок с куста рододендрона и принялся обрывать лепестки.

— Как Барбара? — поинтересовался он.

— Хорошо, — ответил Дин.

— А как твой сын? Дин тут же подавил в себе страшную догадку. — Прекрасно, прекрасно, — заверил он Торна.

Их окликнули. Дин повернулся и увидел, что к ним подбегает Питер. Дэмьен даже не взглянул на него, по-прежнему не сводя глаз с Дина.

— Он ведь родился ночью двадцать четвертого марта, не так ли?

— Кто? — Дин прикинулся дурачком и тянул время.

— Твой сын.

— Нет. — Впервые Дин солгал Дэмьену. До сегодняшнего дня в этом не было ни нужды, ни смысла. Этот человек читал все его самые сокровенные мысли. — Нет-нет, — повторил Дин, — двадцать третьего марта, как раз перед полуночью.

Питер подбежал к ним и передал, что мама готова начать работу. — Скажи ей, что мы уже идем, — пообещал Дэмьен, все еще пристально глядя на Дина. Он оборвал с цветка все лепестки и теперь мял в пальцах его сердцевину. — Уничтожьте Назаретянина, — еле слышно произнес Торн.

— Но как? — раздраженно бросил Дин.

— Для этого-то и существуют ученики, — просто заметил Дэмьен. — Собери их всех на острове в воскресенье. В субботу я прихвачу с собой на охоту в Корнуэлл Кейт и Питера, так что туда доберусь сам.

Он повернулся и зашагал к дому, улыбнувшись и пожелав Дину приободриться.

Дин наблюдал за ним. Да уж, приободриться. Пожелание в духе британцев: «Возьми себя в руки. Вот теперь можешь и чай с орешками попить». Внезапно Дин осознал, как остро ненавидит эту женщину. Именно она оказывает на Дэмьена плохое влияние. И впервые Дин почувствовал безотчетный страх, будто совершил ужасную ошибку. Волна внутреннего сопротивления поднялась было в нем, но он тут же совладал с ней и направился в кабинет, где хранились документы, в том числе и разнообразные списки. Бежать ему было некуда. Он давно продал свою душу и никто не мог возвратить ее ему. Сожалеть о чем-то уже поздно. Однако, подойдя к письменному столу и подняв телефонную трубку, он поклялся себе, что одной вещи не сделает никогда, даже если это будет означать для него великие муки…

В тридцати милях к востоку, в Чэнсэри Лейн — самом сердце обитания английских юристов, — молодой адвокат по имени Фрэнк Хатчинс поднял трубку, внимательно выслушал звонившего и, порозовев от волнения, повесил ее. Он вызвал своего клерка и отпустил его на весь день. Убедившись, что персонал покинул контору, Хатчинс подошел к сейфу, вытащил справочник и положил его рядом с телефоном.

Сколько же лет прошло, попытался вспомнить адвокат. Три года назад его взяли на службу, правда, целый год он валял дурака, томительно ожидая настоящего дела. Наконец ему оказали такую честь, и он достойно справился со своей работой. А начал Хатчинс с того, что принялся выуживать из воскресных газет нужную информацию. Он выискивал заголовки вроде «Сатанизм и сотворенное им зло» и тщательно исследовал подобные статьи. В конце концов у него собралось изрядное досье.

И вот его час пробил. Хатчинс трудился весь день напролет. Когда он покинул свой кабинет, в ушах все еще стояло дребезжание телефонных звонков. Адвокат закатился в бар и, в одиночестве восседая за стойкой, потягивал «чери».

Для сестры Ламонт поменять свою смену на другую было делом не сложным. Подружка Шарки знала об ее новом ухажере и догадывалась, как он ей дорог. Когда Ламонт попросила о замене, Шарон великодушно уступила, проворчав, правда, что теперь у нее получилась двойная смена.

Сестра Ламонт поблагодарила Шарон, упаковала свою дорожную сумку и отправилась на станцию. В понедельник Шарон потребует от нее детального изложения событий, поэтому прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик, ей надо напрячь свою фантазию и сочинить достойную историю, чтобы развлечь бедную толстушку…

…В Хампстеде десятилетний Тревор Грант разработал план. Он прекрасно понимал, что родители ни за что не отпустят его одного на уик-энд. Если он исчезнет, то они поднимут на ноги всю полицию и начнется дурацкий переполох. Тревор позвонил своему кузену в Уэмбли и узнал, что сможет у того погостить. Значит, он выиграет какое-то время. А когда мать поймет, что он не собирается возвращаться в этот же день, Тревор будет уже в Корнуэлле и просто звякнет им, чтобы они не сходили с ума. Положив трубку, Тревор пересчитал свои карманные деньги и стал прикидывать, попросить ли у мистера Хатчинса денег на проезд или лучше просто стащить их. Он остановился на последнем. В будущем он еще не раз прибегнет к подобному решению.

• Предыдущая
• 18/30
• Следующая