Три дороги - Макдональд Росс - Страница 24

• Предыдущая
• 24/46
• Следующая

— Нет, я все-таки надену форму.

— Не делайте глупостей. Она в ужасном виде. Вот, возьмите примерьте. — Он бросил Брету ворсистый спортивный пиджак свободного покроя. — У меня столько одежды, что она пропадает зря. Эти брюки должны подойти. Мне они немножко велики. Примерьте их.

Брет надел брюки просто ради любопытства. Он уже много лет не пользовался гражданской одеждой и никогда в жизни не имел ворсистого пиджака и темно-коричневых габардиновых брюк.

— Я чувствую себя волком в овечьей шкуре, — сказал он.

— Послушайте, вам очень идет. — Лэрри опять засмеялся.

Его смех не нравился Брету так же, как и его походка. Чувствовалась какая-то фальшь во всей этой веселости, и ему не хотелось одалживаться. И все же у него не было другого выхода, если он не хотел впустую потратить еще много времени.

Лэрри подал ему вязаный коричневый галстук и наблюдал, как Брет его завязывает.

— Вы выглядите молодцом, — продолжал разглагольствовать Лэрри, пока Брет одевался. — Очень мягкий пиджак, да? Он обошелся мне в восемьдесят долларов. Не вздумайте опять ввязываться в свалку. Вы ведь не нанесете ущерба мне и моему пиджаку, правда?

— Не могу взять у вас пиджак, — резко проговорил Брет.

— Послушайте, не обижайтесь, приятель. Я просто пошутил. Я хочу, чтобы вы надели мой пиджак. Ужасно этого хочу. Дьявольщина, я верю вам, лейтенант. Вам не хватает чувства юмора.

Ты слишком много болтаешь, подумал Брет, и мне не нравится твоя болтовня. С кем из низкопробных голливудских артистов он связан? Но этот мужик вытащил Брета из скверной ситуации и привез к себе домой, позволил отоспаться на одной из своих кроватей. Нельзя пренебрежительно относиться к нему только потому, что он ходит крадучись или слишком быстро и звонко разговаривает.

— Я вам очень обязан, — выговорил он с некоторым усилием.

Лэрри взял синюю форму и перебросил ее через руку.

— Поскорее отнесу это портному, пока вы не передумали. Если хотите выпить молока, которое я вам обещал, то берите сами в холодильнике, вон там. — Он показал на открытую дверь гостиной. — Эй, подождите минутку. Я чуть не забыл о ваших карманах. — Его пальцы быстро обшарили карманы, выкладывая содержимое на кровать: носовой платок, расческу, письма, записную книжку, кошелек, несколько смятых газетных вырезок.

— Отдайте мне это. — Брет подошел к нему и выхватил у него из рук вырезки, но Лэрри успел заметить, о чем они.

— Конечно, конечно, — выпалил Лэрри.

Гость начинал действовать ему на нервы и на минуту даже внушил страх. В конце концов, считалось, что Тейлор с приветом, и нельзя предугадать, как поступит ненормальный. Нормальных людей, с которыми вы попали в замазку, можно приложить и бросить, пусть валяются. Но в шизиках что-то такое, от чего появляется дрожь в коленках. Он сам был не в своем уме, когда привез к себе в квартиру чокнутого вроде Тейлора. Этот парень мог придушить его во сне.

— Конечно, — повторил он еще раз. — Не подумайте, что я хотел что-то сделать с вашими вещами.

— Да нет, это я среагировал слишком резко, — заметил Брет. — Дело в том, что я кое-что отметил для себя в этих вырезках. Информация к размышлению, — неуклюже добавил он.

Вот именно, информация к размышлению, сказал сам себе Лэрри. Опять нахлынувшая храбрость развеселила его. Господи, парень ничегошеньки не знает, абсолютно ничего. А Лэрри знает все, и он, Лэрри, — хозяин положения. Хотя сейчас он и прикидывается простофилей, но готов играть на любые ставки. У остолопа Тейлора нет на него никаких данных и никогда не будет. Все получилось как раз наоборот, об этом не стоит забывать. Он чуть не пожалел этого дурачка. Но нет никакого толку в том, чтобы кого-то жалеть.

Он чуть не бежал в ателье, у него было так легко и весело на душе. Он не знал, что значит ирония, но наслаждался именно иронией судьбы. Вот он выполняет мелкие услуги для Тейлора. Живет с ним, одалживает ему одежду, спит в одной комнате. И все это время в его заднем кармане лежат две сотни долларов, которые ему дали, чтобы он не показывался на глаза этому парню. Если деньги действительно что-то значат, как считала Паула Вест, то он должен был бы находиться теперь в Неваде. Но ему интереснее остаться здесь, а деньги все равно оказались у него, и будет еще гораздо больше денег из того же источника. Ему достаточно назвать цифру, и деньги будут его.

Он испытал разочарование, как будто его предали, когда, возвратясь к себе в квартиру, обнаружил, что Тейлор ушел. На кухонном столе под неоткрытой бутылкой молока лежала записка:

"Извините, что убегаю, но у меня срочные дела. Еще раз спасибо за все. И, пожалуйста, не беспокойтесь за свой костюм.

Б. Тейлор".

Ну, Тейлор обязательно вернется, на него можно положиться. Тейлор был из тех людей, которые обязательно возвращаются, чтобы вернуть костюм. Сам он, правда, не такой, слава тебе Господи, но раз или два он встречал в своей жизни людей такого типа, как Брет. Они были до чертиков честными.

Брет добрался до кафе «Золотой закат» только в начале одиннадцатого. Заведение было пусто, если не считать нескольких ранних выпивох. Утром здесь всегда было зябко и одиноко; так у больных лихорадкой каждый день начинается с пониженной температуры. Но она постепенно поднимается, достигая к жаркому вечеру своего пика — состояния бреда. Длинный зал чем-то напоминал Брету его собственный организм с похмелья — неубранный и практически пустой, пропахший прогорклым маслом и пролитым виски.

К счастью, в это утро здесь не было ни одного из барменов, которые стали свидетелями драки. Брету еще не приходилось встречаться с человеком, который стоял за стойкой бара, — молодым человеком с мелкими округлыми чертами лица, как у истощенного младенца, с мешками серой гусиной кожи под бледными глазами неопределенного цвета. Это и есть Роллинз?

Возбуждение не придало ему сил, скорее наоборот. Он сел в ближайшую к двери кабинку и стал размышлять. Он не должен надеяться, что Роллинз ему что-нибудь расскажет. Полиция допрашивала его очень давно и узнала от него только одно: Лоррейн ушла отсюда без провожатых. Даже если Роллинзу известно что-нибудь еще, Брет не мог рассчитывать, что ему удастся это выведать. И все же возбуждение не покидало его. У него даже закружилась голова, да так сильно, что, когда лицо Роллинза — если это было именно его лицо — пошевелилось за стойкой бара, спертый воздух в зале зазвенел, как электрический колокольчик.

— Что вам принести? — Из кухни вышла официантка со смуглым лицом в ямочках и теперь спокойно стояла возле него в позе прислуги.

Он вспомнил, что ничего не ел с середины вчерашнего дня.

— Можно яичницу и поджаренный ломтик хлеба?

— Да. Сегодня у нас есть грудинка. Если хотите, поджарим яичницу с грудинкой.

— Хорошо. И принесите мне сразу же пакет молока. — Его пересохшее небо все еще сожалело о бутылке молока, которую Брет так и не открыл в знак своей независимости, оставил на столе в кухне Гарри Милна.

— Целый пакет молока? — Официантка приподняла густую черную бровь. — Может быть, в молоко что-нибудь добавить?

— Нет, не надо. Я большой любитель молока.

Потом она с любопытством наблюдала, как он пьет молоко, словно это невесть какая невидаль. Она не ушла и тогда, когда он поглощал яйца с грудинкой.

— Вы очень проголодались, — заметила она.

По утрам чаевых здесь не давали, да и вообще надо было ублажить этих шаромыжников, чтобы сорвать с их потной ладони хоть положенный гривенник. Поэтому можно было не особенно церемониться.

— Ага, — отозвался он. — Я большой любитель пожевать.

Она засмеялась, хотя он оставался серьезным. И надо же, он дал ей целый доллар и сказал, что сдачу она может оставить себе! Похоже, дела в этом заведении начали поправляться. На минуту она забыла о своих вздувшихся венах и почти перестала желать, чтобы атомная бомба разорвалась прямо над крышей кафе «Золотой закат» и уничтожила все вокруг на несколько квадратных километров, весь Лос-Анджелес и, конечно, ее саму.

• Предыдущая
• 24/46
• Следующая