Следы на воде (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 37

      Дима и Серый не были чудовищами, являя собой воплощение доверчивой глупости; впрочем, Алина думала, что у них все впереди. Но с ними она чувствовала себя спокойно, и одно это уже было важным. Очень важным.

      События осени и зимы вспоминались теперь как давний сон.

      Спев на заказ Ветер времен (песню попросил мальчик лет шести, пришедший с дедом-ветераном войны; денег с них не взяли). Алина села за один из столиков выпить чаю с лимоном и дать Диме возможность сменить струны (потом можно будет исполнить От героев былых времен; тем более, что пришли двое военных, видимо, отец и сын, да и дед, потчующий внука картошкой фри, будет доволен). День выдался восхитительным, и Алина порадовалась, что надела сегодня желтую майку с коротким рукавом и изображением оранжевой груши вместо заготовленного вчера довольно-таки плотного батника цвета хаки. Теплый ветерок перебирал молодые листочки запредельно яркой зелени, играли подолами юбок и уже летних платьев, и думалось как-то особенно легко и ни о чем. Алина засмотрелась на ослика, который, ведомый хозяином, брел по аллее с нарядным малышом в сияющем седле, и не заметила, как за ее столик подсели.

      Это был молодой, подчеркнуто аккуратно одетый и причесанный мужчина под тридцать. Ветер разочарованно тыкался в темную ткань его пиджака, но пахло от незнакомца, вопреки ожиданиям, не потом (в костюме? в такой теплый день?) а очень хорошим, сколько Алина разбиралась, одеколоном.

       Здравствуйте, Анна.

      Голос и лицо показались Алине смутно знакомыми.

       Валентин Трубников, представился мужчина, и Алине пришлось пожать протянутую ей ладонь. Я слышал, как вы поете.

      Трубников был ведущим местного телеканала, его изображение с надписью Город смотрит Новый Эфир красовалось на растяжках и щитах. Алина узнала его с легким разочарованием: сначала в севшем за столик ей почудился Дэн.

       Нет, мне действительно понравилось, поспешил заверить Трубников, вероятно, истолковав по-своему выражение ее лица. Я, видите ли, занимался музыкой. Так вот, вы на самом деле хорошо поете.

       Спасибо, Алина смутилась. Доброжелательный тон собеседника вогнал ее в краску. Честно, вы первый, кто так говорит.

       Да бросьте, добродушно отмахнулся журналист. Не верю. Чтобы у вас не было поклонников.

       А у вас? живо спросила Алина. Трубников улыбнулся ей той же улыбкой, что профессионально сверкала с плакатов и вполне подошла бы для рекламы центра стоматологии или отбеливающей зубной пасты.

       О поклонниках говорят рейтинги. Может быть кофе?

       Лучше чаю, улыбнулась в ответ Алина, и Трубников вскинул руку, подзывая официанта. Музыканты решили, что вокалистка быстро не вернется, и заиграли что-то неузнаваемо классическое с весьма выразительными лицами.

      Размешивая сахар и поглядывая на Трубникова, Алина пыталась определить, что он из себя представляет. За три месяца самостоятельной жизни она, конечно, не стала физиономистом, но в целом уже умела разбирать, что за человек сидит перед нею. Ожидаемое чудовище не смотрело из глаз журналиста, но спокойное равнодушие под плотным слоем внимательной доброжелательности тоже не нравилось Алине.

       У вас есть планы на будущее? спросил Трубников, пригубив коньяку из стаканчика-наперстка. Например, записать альбом?

      Алина пожала плечами.

       Не знаю. Честно говоря, я пою всего десять дней.

       Нравится петь? спросил Трубников проникновенно.

       Это работа, просто ответила Алина. Почему-то ей было не по себе, словно взгляд журналиста, одновременно мягко-ненавязчивый и пронизывающий, проникал прямо в мозг. К тому же не слишком трудная.

      В кафе зашла супружеская пара и заказала куриный шашлык. Жена двигалась с великой гордостью, демонстрируя четырехмесячный живот. Музыканты продолжали играть инструменталку.

      Алине казалось, что прекрасный весенний мир застыл в ожидании чего-то.

       А сколько вам лет? поинтересовался Трубников.

       Семнадцать, назвала Алина свой паспортный возраст и прочитала в глазах журналиста Не ври.

       И как семья смотрит на то, что вы играете в кабаке?

      Алина вздохнула и выдала Трубникову историю номер раз: мама после смерти отца вышла замуж и вместе с отчимом принялась закладывать за воротник, а выпив, била ее. Вот почему она, Алина, убежала в город, к тетке, где умудрилась поступить в институт, а тетка требует плату за стол и квартиру, вот и приходится подрабатывать, и ей повезло, что Дато добрый и особо ее не нагружает в будни. Для особых случаев имелась история номер два о мачехе, которая выгнала падчерицу из дома, а до этого издевалась похлеще гестапо: тут следующим номером программы становился ожог на запястье, который Алина якобы получила от злой бабы (на самом деле во время работы поваром). Как правило, это был очень трогательный рассказ, но Алина пользовалась им редко.

      Трубников выслушал ее с подчеркнутым вниманием, сочувствующе кивая, а потом сказал совершенно не в тему:

       Знаете, Алина, я думаю у вас впереди достаточно интересная и наполненная событиями жизнь.

      Алина горько усмехнулась, и Трубникову вдруг показалось, что она не моложе, как он решил вначале, а гораздо старше.

       Она уже интересна, ответила Алина. Дальше некуда.

* * *

      Борис никогда не брал попутчиков.

      У мамы было несколько правил на его счет с давних-предавних пор. Не перечить (не спорить, не грубить, не ставить из себя, не шляться где попало допоздна). Быть хорошим мальчиком (смотри Не перечить). И не заставлять маму нервничать, так как у мамы больное сердце. Если ты променяешь поход с мамой на рынок на беготню по стадиону, то этим ты ее огорчишь. Если ты выберешь в жены девку, которая не нравится маме, то этим нарушишь все заповеди сразу. Если ты будешь брать попутчиков, то тебя могут ограбить и убить, а это разобьет сердце мамы, сам понимаешь. В общем, мама положила жизнь на твое воспитание, должен же ты быть благодарным.

      За глаза сослуживцы интересовались (особенно, когда мама звонила Борису на работу узнать, хорошо ли он поел), как же он вытирает задницу без живого маминого участия.

      Видимо поэтому, увидев черноволосую девчонку с рюкзаком, которая вскинула руку, увидев его десятку, Борис остановился на обочине.

       До города, сказала девчонка, открыв дверь, Борис окинул взглядом ее худенькое тело, усталое личико, пробивающиеся огненно-рыжие корни волос и майку с изображением уродца и надписью Главное, чтобы костюмчик сидел и промолвил:

       Садись.

      Девчонку звали Анной, и это было все, что она сообщила о себе. Борис подозревал, что попутчики трепливы, но Анна словно бы приняла правила игры его мамы и не открывала рта, замерев в кресле и утомленно глядя в окно. Сколько она так стояла на солнцепеке? вдруг подумал Борис, поглядывая в ее сторону, но ничего не сказал.

      Трубников оказался пророком. Жизнь Алины резко переменилась буквально через два дня, когда нанятые местным бригадиром киллеры расстреляли Дато прямо в упор в кафе. Дерзкое убийство так и не было раскрыто, а наследники покойного закрыли заведение, и Алина оказалась на улице.

      Потом хозяйка квартиры, дама в целом деликатная, выдала замуж любимую дочку и попросила Алину освободить помещение в двухнедельный срок. Алина переехала в институтскую общагу перед самой сессией, и там оказалось совсем не так плохо, как она считала раньше. Соседкой Алины была второкурсница Маруся Коваленко, хлебосольная хохотушка и умница, и благодаря ее конспектам Алина сдала экзамены на отлично. Затем Маруся уехала в родной Херсон, и, проведя два дня в каком-то спокойствии светлого одиночества, Алина вдруг поняла: домой.

      Раньше, в тоске и рутине школьных дней и постоянных семейных скандалов, Алина думала, что ее дом самая настоящая тюрьма: без свободы, без собственных мыслей. Чтобы понять, что дом был местом, где свет, ей понадобилось потерять его.