След тигра - Воронин Андрей Николаевич - Страница 11
- Предыдущая
- 11/79
- Следующая
Как только сходни были опущены, по ним сразу же повели заранее навьюченных лошадей. Кони шли неохотно, дробный перестук копыт и скрип прогибающихся досок далеко разносились в холодном утреннем воздухе. «Но, мертвая!» — радостно горланил Вовчик, едва ли не волоком стаскивая вниз по сходням упирающуюся, испуганно мотающую головой лошадь. На спине у лошади Глеб заметил хорошо знакомый дощатый ящик защитного цвета и от души посочувствовал животному, вынужденному тащить на себе такую груду железа.
За Вовчиком шла «солдат Джейн», ведя на поводу смирную гнедую кобылу. Куртка на госпоже начальнице была расстегнута, и Глеб заметил на поясе у «солдата Джейн» большую, сильно потертую кожаную кобуру, которой там раньше не было. Кобуру Горобец носила на животе, что, по мнению Глеба, свидетельствовало о серьезности ее намерений. Козырек ее выцветшей бейсболки был надвинут чуть ли не до кончика носа, почти целиком скрывая лицо. Видневшийся из-под этого козырька широкий волевой рот был плотно сжат, а волосы «солдат Джейн» собрала в конский хвост на затылке. На ногах у нее были прочные хлопчатобумажные штаны со множеством накладных карманов, заправленные в высокие, видавшие виды походные ботинки на толстой рубчатой подошве. Плечи Евгении Игоревны были оттянуты широкими лямками туго набитого рюкзака, на поясе, помимо пистолета, висели фляга с водой и внушительного вида тесак в поцарапанных деревянных ножнах.
За Горобец, дымя зажатой в зубах неизменной папиросой, спускался Тянитолкай. Пропустив его, Глеб поднялся на баржу, открыл загон и с опаской взял за повод вредную кобылу по кличке Заноза, вечно норовившую цапнуть кого-нибудь зубами. Она и сейчас попыталась проделать свой любимый трюк, но Глеб, который успел изучить ее повадки, ловко уклонился, прикрикнул на норовистую тварь и повел ее на берег.
Вообще-то, согласно трудовому соглашению, все эти погрузки-выгрузки были делом Глеба, и только его. Но господа ученые всю дорогу служили для него источником приятного удивления: руками работали умело и охотно, и Сиверов все чаще задумывался о том, нужен ли он в этой экспедиции вообще. То есть было совершенно очевидно, что в роли разнорабочего он не нужен никому — с повседневной работой члены поисковой партии справлялись превосходно и вполне могли обойтись без «прислуги за все». Следовательно, группа действительно остро нуждалась в опытном разведчике, умеющем ловко управляться с любым оружием и не бледнеющем при виде крови.
Глебу все это активно не нравилось. Создавалось впечатление, что группа имеет своей целью не столько поиск пропавшей экспедиции или сбор каких-то там научных данных, сколько обыкновенную месть. Недаром же все члены этого маленького отряда были крепкими, бывалыми мужчинами, готовыми в случае чего перегрызть любому глотку за свою молчаливую и строгую начальницу. Видимо, всех их связывали узы куда более крепкие, чем простое сотрудничество во имя спасения вымирающих видов животных; что-то подобное Сиверову доводилось видеть в Афганистане и других горячих точках. Это было что-то вроде солдатского братства, которое рождается только под огнем. Но в Афгане была война, а тут… Впрочем, тут, судя по некоторым признакам, тоже была война, и Глеб начинал побаиваться, что, едва успев сойти на берег, Горобец отдаст приказ приступить к планомерной зачистке поселка. Его давно подмывало как-нибудь изловчиться и поставить Федора Филипповича в известность о том, что тут происходит. Но в том-то и загвоздка, что ничего особенного здесь пока не происходило! Сколько ни думал Слепой над текстом предполагаемого донесения, у него неизменно получалось что-то наподобие знаменитого письма Ваньки Жукова: «Милый дедушка Федор Филиппович, забери ты меня отсюдова Христа ради…»
Собственно, никто и не ждал от него вестей, и Глеб уже который день подряд ломал голову, пытаясь понять, с чего это его вдруг потянуло на какие-то донесения. В предчувствия он, в общем-то, не верил, но сейчас его, похоже, одолевали именно предчувствия, и притом не самые хорошие. На лицах его спутников, даже на широкой, вечно ухмыляющейся, бородатой физиономии Вовчика, как будто лежала какая-то прозрачная, но различимая тень. Когда Глеб пытался повнимательнее присмотреться к членам экспедиции, тень эта исчезала, таяла, словно ее и вовсе не было. Однако стоило ему только заняться своими повседневными делами и перестать напрягать глаза и мозги, как у него снова возникало ощущение холодной, мрачной тени, упавшей на всю поисковую партию.
Вот и сейчас, едва Глеб сосредоточился на Занозе, которая примеривалась цапнуть его за плечо, как он почти физически ощутил присутствие чего-то недоброго. Такое бывало и раньше, особенно если Слепой знал, что за ним охотятся, и всегда в подобных случаях он, оглянувшись, обнаруживал за спиной либо нацеленный в затылок ствол, либо просто холодный, ненавидящий взгляд. Какое-то время он боролся с желанием резко обернуться, а потом все-таки не выдержал, осторожно повернул голову и посмотрел назад через плечо.
И, разумеется, не увидел ничего особенного. Все были заняты своими делами, никто даже не смотрел в его сторону. Горобец о чем-то совещалась с Гришей, разложив поверх офицерского планшета подробную карту местности. Вовчик, как всегда, увивался возле лошадей — пробовал подпруги и ремни, проверял, надежно ли закреплены вьюки, — а Тянитолкай, на ходу раскуривая потухшую папиросу, поднимался наверх по склону бугра, держа курс на гнилые бараки заброшенного поселка. Склон был покрыт грязными пятнами еще не успевшего растаять снега, и Тянитолкай оставлял за собой цепочку глубоких рыжих следов от налипшей на его сапоги глины. Папиросный дым рваной голубой лентой тянулся из-за его правого плеча и таял в холодном, сыром, очень чистом воздухе. Огромный нож, с которым Тянитолкай давеча развлекался на барже, висел у него на поясе , в потертых меховых ножнах и при каждом шаге похлопывал Тянитолкая по тощему заду.
— Куда это он почесал? — спросил Глеб у Вовчика.
— Проводника искать, — ответил тот, бросив быстрый равнодушный взгляд на удаляющуюся фигуру Тянитолкая. — Места здесь глухие, дикие. Карта — это, конечно, хорошо, но на ней нарисовано далеко не все. Да и пора сейчас не самая подходящая, для прогулок. Лед уже сошел, вот-вот разлив начнется. Без человека, который, все тут знает как свои пять пальцев, можно надолго застрять в какой-нибудь дыре — позади болото, спереди речка, а под ногами — камни да мох…
Он подтянул ремень, которым был закреплен ящик с оружием, и задумчиво похлопал ладонью по зеленой деревянной крышке. На его бородатом, обманчиво простодушном лице появилось выражение глубокой задумчивости.
— А здесь разве живут? — спросил Глеб. — Поселок выглядит совсем заброшенным.
— А? — встрепенулся Вовчик, выходя из ступора. — Чего? А, поселок… Да он и есть заброшенный. Леспромхоз загнулся лет пять назад. Только не спрашивай почему. Леса кругом — мама, не горюй, и нужда в деловой древесине, насколько я понимаю, до сих пор не отпала… Бардак, в общем. Но какие-то люди здесь остались. Черт их знает, что они тут делают.
— Браконьерствуют потихоньку, — предположил Глеб.
Вовчик уставился ему прямо в лицо и некоторое время смотрел не мигая ничего не выражающим взглядом. Глеб выдержал этот взгляд, хотя и не без труда. Он уже привык к тому, что самые невинные вопросы и замечания порой вызывают у Вовчика такую вот странную, ни с чем не сообразную реакцию. Причин к тому могло быть как минимум две: либо развеселый кандидат биологических наук имел какие-то психические отклонения, либо вопросы и замечания Глеба были не такими невинными, какими казались на первый взгляд. Насчет психических отклонений Сиверов здорово сомневался, а насчет невинности своих реплик… Что ж, сам он не видел в своих словах ничего особенного и даже не стремился вкладывать в них какой-то второй смысл, но вот Вовчик, похоже, этот второй смысл угадывал…
— Может, и браконьерствуют, — медленно проговорил Вовчик, отводя от лица Глеба тяжелый, как свинцовая болванка, взгляд. — Скорее всего, браконьерствуют. Что здесь еще делать? Жевать-то хочется! Не рыба, так птица, не птица, так зверь…
- Предыдущая
- 11/79
- Следующая
