Шустрая рыжая лисица - Макдональд Джон Данн - Страница 18

• Предыдущая
• 18/42
• Следующая

– Собой.

Он весь расцвел и просиял.

– Не может быть! – И слегка подтолкнул меня локтем. – Я не прочь ее повидать.

– Вернее, она, разумеется, не ждет там в машине, сами понимаете. Она в домике внизу, у озера. Узнала, что вы здесь, и сказала, что это очень приятный сюрприз. Она тут у старых друзей. Инкогнито.

– Она поручила вам привезти меня?

– Да, прямо сейчас. Ну что, поехали?

Он в нерешительности покусывал губы, хмуро сдвинув брови.

– Но мне потом надо будет вернуться: не могу пренебрегать обязанностями. Я, конечно, поеду, откладывать встречу неприлично.

Мы подошли к машине. Красный пиджак Карла красиво смотрелся в свете прожекторов, на фоне белых сугробов. Вид у него был значительный. Сзади, на шее, у него залегла глубокая складка, почему-то навевавшая ассоциации с тевтонским шлемом. Я мысленно усмехнулся: может, она образовалась как отклик на его фальшивый немецкий акцент? Я был выше его на два дюйма, но весил он по крайней мере фунтов на пятнадцать больше. Не стоило и пробовать в открытую мериться с ним силами. Толк в этом он, скорей всего, знает. Тут надо действовать наверняка.

Я вежливо распахнул перед ним дверцу машины, и Карл принял эту любезность с царственным достоинством. Но едва он нагнулся, чтобы залезть в автомобиль, как я покрепче уперся ногами в утрамбованный снег и самым лучшим ударом правой, на который способен, попытался вбить среднюю серебряную пуговицу на его пиджаке ему в позвоночник. Честно говоря, я не большой любитель участвовать в таких маленьких спектаклях. Но там, где важна скорость – уже не до размышлений. Такое внезапное, безжалостное, безобразное насилие мгновенно возвращает мужчину в далекое детство, полное ночных страхов, привидений и призраков смерти. Побежденный в честной схватке, он сохраняет остатки гордости и достоинства, но, внезапно повергнутый в беспомощное состояние, легко поддается внушению. Громко отрыгнув воздух, Карл согнулся пополам. Сложив руки вместе, я рубанул по тыльной стороне его шеи, а когда он рухнул на снег, запихнул его туловище в машину, пинками затолкал туда же его беспомощно свисающие ноги и захлопнул дверцу. На все у меня ушло, пожалуй, секунды три-четыре.

Я сел за руль. Пленник был напрочь вырублен, расслаблен, мне был слышен его хрип. Проехав сотню ярдов вниз по дороге, я остановился, усадил его на сиденье, стащил с него белый галстук, которым я связал его скрещенные запястья. Он ударился головой о дверцу и застонал. Поистине все в жизни зыбко и непредсказуемо. Еще минуту назад этот Аполлон в серебряных пуговицах был здоров, полон сил, уверен в себе и в том, что судьба благоволит ему. А теперь, обессиленный и обезображенный, он был жалок и смешон. Даже его красный пиджак теперь казался чересчур роскошным и даже нелепым: словно детская игрушка на пляже, после того как ребенок утонул. В глубине души мне было даже чуть-чуть жаль его: на воплощенное зло он явно не тянул. Просто глупый племенной жеребец, специалист по скоростным гонкам и эрогенным зонам.

Я продолжал ехать к Спекулятору, подыскивая укромное местечко. Из-за высоких сугробов это оказалось непростым делом. Повернув к западу по шоссе номер восемь и проехав с милю, я обнаружил справа темное строение, напоминающее склад. Подъездная дорожка к домику и стоянка позади него были изборождены шинами. Окна в соседних домах были темными. А в свете натыканных повсюду уличных фонарей близлежащей деревушки я не заметил никаких пешеходов. Машин тоже не было.

Я быстро подъехал к домику, развернулся на стоянке, упершись задним бампером в сугроб, и выключил фары. Машина стояла за домиком, готовая в любой момент тронуться с места. Я вылез, оглядываясь по сторонам, дабы удостовериться, что ничьего внимания к себе не привлек. Кругом было тихо. Где-то далеко залаяла собака. Ночное небо пестрело над головой серебристыми точками. Со всех сторон подступали голые силуэты деревьев. Проезжающие мимо машины бойко помигивали фарами. Градусов около двадцати, прикинул я. Ничего особенного, учитывая полное безветрие.

Я открыл дверцу с его стороны. Он вполне мог сохранить равновесие, но почему-то предпочел выкатиться прямо на грязную стоянку. Я нагнулся, поднапрягся и поднял все его двести двадцать фунтов,[2]изо всех сил стараясь сделать вид, что мне это нипочем. Взрослого мужчину редко поднимают на руки. Это опять-таки вызывает у него ощущение детской беспомощности. Я сделал с ним на руках четыре больших шага и бросил его в пятифутовый сугроб, словно в кресло. Упав, он чуть откинулся назад, с торчащими вверх коленями и связанными руками – беспомощнее мужчину трудно себе представить. Вяло мотнув своей роскошной львиной шевелюрой, он произнес:

– Плохо. Мне очень плохо. Ради Бога...

Я подошел к нему поближе и взъерошил его светлую шевелюру – небрежно и покровительственно, словно мальчишке. Радостно хмыкнул, потом трижды похлопал его по щеке, а в четвертый раз ударил чуть сильнее – это была не пощечина, но уже и не похлопывание. Просто призыв: обрати внимание на учителя, детка!

Мои глаза привыкли к темноте. Теперь я видел его четко. События разворачивались для него чересчур стремительно. Он смотрел на меня заискивающе, с тупой готовностью снискать мое расположение. Значит, я выбрал верный тон. Он напоминал собой дешевую жестяную коробку с бутафорским замком, открыть который можно одним движением руки.

– Карл, детка. Ли находится за тысячу миль отсюда, и если бы она встретила тебя на улице, то даже не поздоровалась бы.

– Что вам...

– Она представляет собой крупный капитал. Люди, на которых я работаю, очень за нее беспокоятся. И ты, голубок, прекрасно понимаешь почему.

– Я не знаю, о чем вы...

– Ты их очень разозлил, голубчик. Ты слишком неумно повел себя, посягнув на их вклад в нее. Тебе не стоило связываться с людьми, пожелавшими осложнить жизнь Ли. Следовало бы понять, что рано или поздно тебя найдут, малыш.

– Но это какая-то ош...

– Не строй из себя идиота! Слишком поздно. Ты уже влип. Особой свободы действий мне не предоставили. В лучшем случае, Карл, мне придется слегка тебя побить – так, чтобы ты не смог подняться недельки две-три. А в худшем – я достану из багажника лопату и зарою тебя в снег.

Что-то в выражении его глаз насторожило меня, поэтому, едва он раскрыл рот, чтобы закричать, как я проворно залепил ему туда горсть снега. Когда он перестал кашлять, грозиться и браниться, от страха и холода по лицу текли слезы.

– Прошу вас! – выговорил он. – Я не знаю, о чем...

Я снова взъерошил ему волосы.

– О фотографиях, голубок! Об этих снимочках, о том, каким образом ее подставили. Вот, например, полюбуйся.

Из внутреннего кармана я извлек сложенную пополам фотографию и поднес к его глазам – так, чтобы на нее падал свет. Сандвич с Лайзой Дин. Когда он закрыл глаза, я убрал снимок.

– Ох, – еле слышно произнес он. – О Господи!

Я вкрадчиво спросил:

– Ну, а теперь, милок, сможешь убедить меня, почему тебе не стоит умереть молодым?

Без нескольких минут девять я вернулся в мотель. Дверь была не заперта. Как только я вошел, Дэна поднялась из единственного в номере кресла и двинулась мне навстречу; ее силуэт четко вырисовывался в свете настольной лампы.

– Вас так долго не было, – сказала она.

В комнате было тепло. Я снял пиджак и растянулся на одной из кроватей.

– Да уж, я уезжал далеко и надолго. Лыжного инструктора можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Если хотите, уедем хоть сейчас.

Несколько мгновений она внимательно смотрела на меня, потом отошла и приготовила коктейль в своем серебристом кубке. Приподнявшись, я отхлебнул из него.

– На сей раз улов значительно солиднее, – сказал я.

– Так я и думала.

– У вас завидная интуиция.

Она присела в ногах кровати. Я чуть отодвинулся, освобождая для нее место.

– Вы... что-то с ним сделали?

• Предыдущая
• 18/42
• Следующая