Король замка - Холт Виктория - Страница 68
- Предыдущая
- 68/72
- Следующая
Граф дал разъяснения по поводу случившегося. Именно те, которые мы и предполагали. У него не было ни малейшего желания всем рассказывать, что его пытался убить собственный кузен. Филипп и Клод отправились в Бургундию, причем, когда кузены беседовали с глазу на глаз, Филиппу было приказано никогда больше не появляться в Гайаре.
Я была рада избавиться от необходимости видеться с Клод — особенно теперь, когда знала, что и она надеялась отыскать изумруды. Когда была расчищена надпись на портрете, в ней вдруг проснулся интерес к настенной живописи и возможно она догадалась, что я нащупала кое-какие нити. Они с Филиппом вместе следили за мной; он задержал меня на хозяйственном дворе, чтобы дать ей возможность обыскать мою комнату. Несомненно, это от Филиппа я убегала тогда в роще. Попытался бы он убить меня, если бы застрелил графа? Они хотели избавиться от меня и прилагали все мыслимые усилия, чтобы я уехала, — даже предлагали работу в другом месте, особенно, когда увидели, что граф стал слишком живо интересоваться мной. Ведь, если бы он женился, их планы потерпели бы полный крах.
Клод была странной женщиной. Наверно, одно время она даже жалела меня и старалась, отчасти для моего же блага, спасти от графа. Ей и в голову не приходило, что граф мог питать слабость к такой женщине, как я, когда даже ей, красавице, пришлось отступить, ничего не добившись. Я могла представить себе, как она пробовала сговориться то с Жан-Пьером, то с Филиппом — готовая удрать с первым, если он найдет изумруды или остаться со вторым, если счастье улыбнется тому.
Я радовалась, что Жан-Пьер избавился от нее; к нему я всегда буду относиться с теплотой.
Граф сказал, что подарит ему виноградники Мермоза.
— Это не самая большая награда человеку, спасшему мне жизнь.
Я не стала рассказывать ему о том, что было мне известно. Думаю, он сам все знал, поскольку даже не поинтересовался, что Жан-Пьер делал в подземелье.
Дни тянулись, полные тревог и надежд. Я обнаружила в себе недюжинные способности сиделки. Именно со мной врачи обсуждали состояние больного. Вполне возможно, что своей выдержкой и терпением я была обязана особому интересу к пациенту.
Временами мы сидели в саду и говорили о будущем. Или о Филиппе и Жан-Пьере. Вначале Филипп захотел, чтобы я осталась в замке, поскольку решил, что граф не обратит на меня внимания, а когда увидел свою ошибку, стал искать способ от меня избавиться. Посоветовавшись с Клод, он предложил мне реставрировать картины в доме ее отца, что потребовало бы моего отъезда из Гайара. Она, в свою очередь, тоже попыталась соблазнить меня заманчивым предложением. Затем планы моего устранения приняли более радикальный характер.
Что касается тайника, мы решили, что его соорудили в том месте, где много лет назад несчастный узник пробил ход из каменного мешка в темницу. Граф припомнил, как однажды его дедушка говорил об этом.
Изумруды вернули в сокровищницу. Может быть, когда-нибудь я надену их, но пока сама мысль об этом кажется мне неуместной.
Мне хотелось, чтобы все получило достойное завершение. В жизни, как и в работе, я стремилась к гармонии. Иногда я приходила в залитый солнцем сад и, глядя на башни замка с выступающими бойницами, чувствовала себя золушкой из чудесной сказки. Я была переодетой принцессой, которая спасла заколдованного принца. Чары рассеялись, и он вновь будет счастлив, счастлив на всю жизнь. Мне так хотелось в это верить — теперь, в пору бабьего лета, сидя на берегу пруда в саду, когда человек, женой которого я вскоре стану, выздоравливал и день ото дня набирался сил.
Но жизнь, увы, не сказка.
Жан-Пьер уехал в Мермоз; Женевьева ходила мрачная и угрюмая. Голова ее была полна самых невероятных планов. Чуда не произошло, и один благородный поступок не изменил характера Жан-Пьера.
Над моим собственным счастьем тоже витала мрачная тень. Смогу ли я когда-нибудь забыть первую графиню?
Уже всем стало известно, что я выхожу замуж за графа. Я замечала торопливые, украдкой бросаемые взгляды госпожи Латьер, госпожи Бастид, слуг в замке.
Это было настоящее чудо. Скромная молодая женщина приезжает в замок и становится женой графа!
Женевьева, подавленная потерей Жан-Пьера, не старалась выбирать слова:
— А вы отважная!
— Отважная? Что ты имеешь в виду?
— Ну, раз он уже убил одну жену, почему ему не убить другую?
Нет, красивой, гармоничной развязки просто не могло быть.
Меня стал преследовать образ Франсуазы. Я говорила себе, что не верю слухам, и действительно не верила им, но они угнетали меня.
Бывало, я дюжину раз на дню твердила себе, что граф не убивал ее. Тогда почему он не хочет открыть мне правду? Он сказал, что мы не должны друг другу лгать, и поэтому он не может дать мне никаких разъяснений.
Когда мне вдруг выпал шанс узнать обо всем самой, я не смогла устоять перед таким искушением. Вот как это случилось.
Однажды после обеда, когда весь замок погрузился в тишину и покой, я направилась в комнату Нуну. Меня беспокоила Женевьева, и я хотела узнать, как далеко зашли чувства девочки к Жан-Пьеру.
Постучав в дверь и не получив никакого ответа, я вошла в комнату.
Прикрыв глаза платком, старушка лежала на кушетке. Я поняла, что у нее опять приступ головной боли.
— Нуну, — тихонько окликнула я.
Никакого ответа.
Мой взгляд скользнул к буфету, в котором хранились заветные тетрадки, и я увидела, что в замок ящика вставлен ключ. Обычно Нуну носила его в связке на поясе. Странно, что, закрыв буфет, она тут же не повесила его обратно.
Склонившись над Нуну, я услышала ровное, глубокое дыхание. Она крепко спала. Я вернулась к буфету. Искушение было слишком велико, я должна была узнать правду. Показала же она мне другие тетради! — успокаивала я свою совесть. Отчего бы не заглянуть в последнюю? В конце концов, Франсуазы уже нет; и если ее записи могла прочесть Нуну, то почему нельзя мне? Я убеждала себя, что это исключительно важно. Я непременно должна узнать тайну последней тетради.
Неслышно приблизившись к буфету, я оглянулась на спящую женщину, а затем открыла ящик. Там оказались небольшая рюмка и флакон. Я взяла флакон в руки и понюхала. В нем была настойка опиума. Нуну принимала ее от головной боли. От такой же настойки умерла Франсуаза. Невыносимо страдая от головной боли, Нуну и сегодня приняла это лекарство. Надо решиться. Мне необходимо все узнать.
Я вытащила нижнюю тетрадку в стопке, так как знала, что они лежат строго по порядку. Раскрыла ее. Да, так и есть. Это была тетрадь, которую я стремилась получить.
Я направилась к двери.
Нуну не шевелилась. Тогда я бросилась в свою комнату и с бешенно колотящимся сердцем принялась читать.
«Все-таки я жду ребенка. Может быть, на этот раз родится мальчик. Лотер обрадуется сыну. Пока никто ничего не знает. Лотер должен услышать об этом первым. Я признаюсь ему: «Дорогой, у нас будет ребенок. Ты доволен?» Конечно, я многого боюсь. Скорее бы все оказалось позади. Что скажет папа? Ему будет неприятно… до омерзения. Ему было бы по душе, если бы я пришла к нему и сказала, что ухожу в монастырь. Прочь от людской греховности, от страстей, от мирской суеты. Вот тогда он был бы счастлив. А я приду и скажу: «Папа, я жду ребенка». Но не теперь. Выберу подходящий момент. Именно поэтому сейчас никому ничего нельзя говорить. Лапа может узнать».
«Говорят, женщина меняется, когда она ждет ребенка. Я изменилась. Я могла бы быть счастлива! Я почти счастлива. Я мечтаю о ребенке. Родится мальчик, потому что мы все хотим мальчика. Конечно, де ла Талям нужны сыновья, потому они и женятся. Если бы это было не обязательно, им бы хватало любовниц. Сыновья — вот что их по-настоящему беспокоит. Но теперь все будет по-другому. Он увидит меня в ином свете. Я буду не просто женщиной, на которой он женился, чтобы угодить семье. Я буду матерью его сына».
«Это прекрасно. Мне следовало понять это раньше. Я не должна была бы слушать папу. Вчера я ходила в Карефур, но ничего ему не сказала. Не смогла себя заставить. Он омрачит мое счастье. Посмотрит сурово и холодно, как умеет он один, и представит все то, отчего берутся дети — не так, как оно есть на самом деле, а так, как он считает, что оно есть — отвратительным, греховным. Я хотела крикнуть ему: «Нет, папа, все не так. Ты ошибаешься. Мне не надо было тебя слушать». О, эта комната, где мы вместе стояли на коленях и ты молился, чтобы меня не коснулось вожделение плоти! Именно поэтому я избегала мужа. Я до сих пор помню вечер перед свадьбой. Почему ты согласился? Ты пожалел об этом почти сразу же. После ужина в честь подписания брачного контракта мы вместе молились, и ты сказал: «Дитя мое, лучше бы этого никогда не случилось!» А я спросила: «Почему, папа? Все меня поздравляют». — «Это потому, что партия с де ла Талями считается выгодной, но я был бы счастлив думать, что ты живешь праведной жизнью». Тогда я не поняла. Сказала, что постараюсь быть праведной женщиной, а папа все нашептывал мне о плотских грехах. В вечер перед венчанием мы снова молились вместе. Я была неискушенной и не знала ничего о том, что меня ждет, кроме того, что это стыдно. С этим я и пришла к мужу…»
- Предыдущая
- 68/72
- Следующая
