Обреченные - Макдональд Джон Данн - Страница 3
- Предыдущая
- 3/42
- Следующая
– Дальше по дороге, налево, есть одно местечко. Видишь? Бар Сэнди. Спиртное официально не продают, но не отравят, и у них есть кондиционер.
Они вошли в бар. Стекло, хром, приглушенный свет. Бетти там знали. Выпивку им подали в кофейных чашках. Они сели друг напротив друга в кабинке, отделенной перегородкой от общего зала. Дарби Гарон жадно разглядывал свою новую знакомую. Судя по лицу и фигуре, долго она не протянет. В двадцать три уже выглядит перезрелой. Через год-другой крепко сбитое тело расползется и оплывет жиром, тяжелые черты лица начнут обвисать... Но как она притягательна! Токи, исходящие от нее, поразили его, словно удар кулаком в челюсть. У него задрожали руки.
Алкоголь начал оказывать на нее свое действие. Дарби понял, что тоже опьянел.
– Ну что, пускаемся в загул? – насмешливо спросила она и подмигнула.
– Ты серьезно?
– Если ты при деньгах и не спешишь... Мне моя работа надоела до чертиков. Сейчас работы везде навалом. Я как раз подумывала о том, чтобы пойти на завод. На авиационный. Вот где деньгу заколачивают.
Он вспомнил о своей кредитной карточке.
– С деньгами порядок.
– А как же твоя работа?
– Я прихожу и ухожу когда захочу, – солгал он.
– Большая шишка?
– Вообще-то нет. Хотя... почти. А жене давно безразлично, где я и что со мной. – «Прости меня. Мойра!»
– Одни мои знакомые ездили в Мексику. Пропуск – не проблема. Я перейду по мосту пешком. А ты получишь пропуск на себя и на машину, переедешь границу и на той стороне меня подберешь.
За ее внешним безразличием мелькнуло возбуждение. Дарби вздохнул. Кто знает, что будет завтра? Живем, как известно, один раз. Вот Хиллари не стало в прошлом году. Сердце... А ведь ей было всего сорок шесть.
В Сан-Антонио был момент, когда он чуть было не пошел на попятный. Сидя в машине, Дарби смотрел, как Бетти шла к нему с чемоданчиком в руке... Он включил зажигание. В тот момент ему больше всего захотелось развернуться и уехать прочь. Его безудержно тянуло назад, к нормальной жизни. Он больно прикусил губу. А она шагала по тротуару – высокая, пышная. Какой многообещающей была ее ленивая, неспешная походка!
Остаток ночи они провели неподалеку от городка Алиса, в каком-то мотеле, единственным достоинством которого был кондиционер; они зарегистрировались как мистер и миссис Роджер Робинсон.
Именно там, в ее душных объятиях, и началось все это безумие. Она добродушно посмеивалась над его пылом. День проходил за днем в этой безудержной, неразумной слепоте, в ненасытной жажде Бетти. Бежали дни; они переезжали из города в город, из отеля в отель. В дорогом отеле «Прадо» в Мехико лишь продолжалось то, что началось в дешевом придорожном мотеле возле городка Алиса в Техасе. Он наслаждался ее телом и никак не мог насытиться, а в перерывах между совокуплениями не было ничего – пустота, ожидание. Пока он дремал, она скупала наряды в магазинах Мехико.
А потом, однажды утром, он проснулся – и словно вышел из темного, душного кинозала на яркий свет и встал, моргая, на тротуаре, пытаясь припомнить, куда идти.
Мысленным взором Гарон посмотрел на себя и на нее. И это он принял за бессмертную любовь? Внезапно наступившее прозрение вдребезги разбило остатки иллюзий, развеяло дурман. Кто он такой? Изможденный пожилой дурак, который тратит свои сбережения на толстую, грубую девку с ограниченными умственными способностями и расширенными порами на щеках и на носу. С ней не о чем разговаривать. Она без конца повторяет одно и то же, помешана на киноактерах, телезвездах и диск-жокеях. Занимаясь любовью, тупо копирует приемчики, высмотренные ею в фильмах и вычитанные в дешевых бульварных романах. Он с изумлением уставился на ее мясистые бедра, на огромные, словно коровье вымя, груди, и вздрогнул. И ради этой твари он рискнул всем, разрушил свою жизнь?! Дарби с горечью понял, что может предсказать любое ее слово, любой вздох, любое движение. Больше он не испытывал возбуждения, когда она голышом выходила из ванной. Осталось только раздражение: почему она не прикроется? В самом начале своего приключения он послал Мойре и на работу телеграммы. В то время ему казалось, что он необычайно ловко все придумал – намекнул на некое секретное дело по поводу мексиканской нефтяной концессии. Теперь его неловкие ухищрения вызывали у него только стыд. Наверняка все всё поняли.
Ему хотелось ощутить рядом с собой свежий, бодрящий, немного вяжущий аромат с мятной нотой.
Там, в Мехико, в то утро все и кончилось. Он попытался купить ей билет на самолет. Но, даже несмотря на то, что Бетти сразу же почувствовала его охлаждение и отвращение к ней, она отказалась лететь одна.
Однажды, в дни давно прошедшего лета в Нью-Хэмпшире, он гостил на ферме у дяди. И там костлявый щенок-сеттер Джинджер задушил цыпленка. Дядя Дарби в наказание привязал дохлого цыпленка на шею щенку. Дарби помнил, как ему было жаль щенка, – в глазах Джинджера читалось очевидное унижение и отвращение к себе.
Дешевый любовный роман умер ранним солнечным утром, но Бетти продолжала висеть у него на шее. Они поехали на север, переехали Сьерра-Мадре. Их путь лежал по обожженным солнцем равнинам. В невероятно короткий срок их отношения достигли той тлеющей горечи, для которой обычно требуются годы брака без любви.
Во время долгих периодов обоюдного молчания Дарби думал о себе и о том, что сделал со своей жизнью. На протяжении двадцати лет супружества он хранил физическую верность жене. На весах – двадцатилетний брак против трех недель разврата. Мойра обязательно догадается. Но его потрясал не страх. Его потрясало чувство утраты, сознание того, что он отказался от чего-то важного, выбросил что-то ценное.
Дарби снова неприязненно покосился на Бетти Муни. Ее желтое платье потемнело под мышками и на талии. Впереди гребень холма подступал почти к самому уступу дороги. Он напряг плечи. Один раз сильно вывернуть руль, а там – взрыв и полное забвение, пустота... Дарби словно видел катастрофу острыми глазами жестокого канюка, парящего в вышине. Бело-голубая машина дымится на дороге; желтое платье – яркое пятно на фоне скалы. Каменная гряда промчалась мимо. Он с усилием расслабился. Нет, так нельзя. Это слишком дешево. Пуританская совесть требовала более сурового искупления за грех.
Внезапно дорога пошла под гору, и его взору предстала длинная вереница легковых машин и грузовиков, стоящих без движения. Девушку резко бросило вперед, когда он дал по тормозам. Машину занесло, завизжали шины, Дерби судорожно выравнивал руль. Наконец ему удалось остановить «кадиллак» сантиметрах в тридцати от заднего бампера передней машины.
Он увидел сердитые взгляды, услышал смех.
– Ты в порядке? – спросил он Бетти. Руки его от напряжения стали ватными, колени дрожали.
– Пальцы ушибла, – вяло пожаловалась она. – И куда было так гнать?
Дарби ничего не ответил. Выйдя из машины, посмотрел вперед. Внизу, под крутым обрывом, змеилась грязная речушка шириной метров в тридцать, не больше. Вода словно делила дорогу на две части: видно было, как на противоположном берегу она снова начинала петлять вверх по склону. Вдали виднелись кремовые и белые здания какого-то городишки. Почему-то все мексиканские городки похожи на кладбища; на полуденной жаре их вид навевает тоску и сонливость.
Дарби просунул руку в салон и, вытащив дорожную карту, развернул ее.
– На том берегу – Сан-Фернандо. А это река Рио-Кончос. Мы переправимся через нее на пароме. До Матамороса остается сто тридцать – сто сорок километров. Кажется, с паромом что-то случилось.
– Да что ты говоришь! – язвительно произнесла Бетти.
– Я спущусь и попытаюсь выяснить, в чем дело.
– Валяй!
Спускаясь по склону, он считал легковушки и грузовики. Внутри большинства машин никого не было. Справа от дороги, на обочине, стояли две лавчонки да росли несколько пыльных деревьев, отбрасывавших скудную тень. Перед ними – двадцать одна машина. Странно! А на дороге почти никого не было. За последние полтораста километров им навстречу попались всего две машины. Американские туристы, мексиканцы-путешественники.
- Предыдущая
- 3/42
- Следующая
