Месть в коричневой бумаге - Макдональд Джон Данн - Страница 25

• Предыдущая
• 25/58
• Следующая

– Прежде чем она сама себя убьет?

– Кажется, если в одном человеку везет, Макги, какие-то другие дела идут плохо. Она потеряла второго ребенка, и в мозгах у нее что-то свихнулось. Я бы сказал, хорошо бы ей довести до конца какую-нибудь попытку… Думаю, вам стоит задержаться в городе на несколько дней.

– Мне хочется помочь, если можно. Я не долго знал Пенни Верц, но.., она мне очень нравилась. Он вытащил изо рта сигару.

– Предлагаете дилетантскую помощь? Будете вертеться вокруг и все только запутывать?

– Скажем, не такую уж дилетантскую по сравнению с той, что сейчас вертится вокруг вас, Стейнгер.

– Когда Лью сняли с мотоцикла и приставили ко мне, у него вроде как сердце разбилось. Можете, если вам не претит, проверить, уезжал ли Рик Холтон, как он утверждает. Допрашивать человека с таким положением, как у Холтона, вредно для моего здоровья. Думаю, легче поговорить с Дженис Холтон, причем вам легче, чем мне.

Я опять вспомнил Гарри Симмонса и попросил:

– Если она позвонит справиться насчет меня, подтвердите, что я страховой инспектор, расследующий смерть доктора Шермана.

– К ней пойдете, не к Холтону?

– Просто выясню, искренне ли он, по ее мнению, верит в убийство доктора или притворяется ради сестры Верц. Он тихонько присвистнул.

– Смотрите, чтобы она вам физиономию не разукрасила.

– Смотря как взяться за дело.

– Если Рик Холтон с женой оставались в городе и не держались вместе, я хочу точно знать, где она была в тот момент, когда в девушку воткнули ножницы.

– Она на это способна? Он встал.

– Не угадаешь, кто на что способен или не способен при подходящей фазе Луны. Знаю только, что до замужества с адвокатом ее звали Дженис Носера, а ее родня всегда имела обыкновение улаживать проблемы на свой собственный лад.

Я вспомнил фотографии ее и детей из бумажника Холтона. Симпатичная, худая, смуглая, с большим носом и ртом, с гривой черных волос, с вызывающей высокомерной улыбкой глядящая в объектив.

– А вас я еще немножко проверю, – заключил Стейнгер, устало, скупо улыбнулся и вышел.

На первой странице местной газеты “Санди реджистер” красовался заголовок: “Убийство медсестры”. Поместили и фотографию с солнечной улыбкой, тайно и больно ужалившую меня в самое сердце.

Представители закона сообщили весьма мало фактов – как было обнаружено тело, орудие убийства, приблизительное время смерти. Как всегда, обещали немедленный арест.

Бидди я позвонил почти в полдень в воскресенье. Усталым, апатичным тоном она сообщила, что Том улетел в Атланту на деловую встречу, рассчитывает вернуться около полуночи. Да, чудовищное несчастье с Пенни Верц. Когда Мори была пациенткой доктора Шермана, она всегда усердно, старательно помогала. Относилась поистине замечательно, никакой грубости, никакого официоза.

– Может быть, мне приехать, попробовать вас развлечь?

– Песнями, шутками и салонными фокусами? Сегодня, по-моему, ничего не поможет. Впрочем.., приезжайте, если хотите.

Я трижды нажал кнопку звонка, прежде чем она в конце концов подошла к двери и впустила меня.

– Извините, что заставила ждать, Трев. Снова укладывала ее спать.

И направилась в большую гостиную – длинноногая, в желтых джинсовых шортах с медными пуговицами на задних карманах, в выцветшей синей рабочей рубашке с короткими рукавами. Длинная светлая грива зачесана вверх и заколота желтым гребнем, прядки выбились, и она, оглянувшись с кривой усмешкой, смахнула со лба шелковистые волосы.

– В этом месяце я совсем развинтилась, Трев. Хотите выпить? “Кровавую Мэри”? Джин с тоником? Виски?

– А вы что будете?

– Может, “Мэри” меня реанимирует. Поможете? Просторная кухня оказалась светлой, веселой, в белых и голубых тонах, окна выходили на озеро, до самого берега тянулся пушистый газон.

Она вытащила лед, ингредиенты, а я приготовил напитки. Прислонившись к длинному столу, Бидди скрестила ноги, потягивая спиртное, и предупредила:

– Если вдруг рухну ничком, не пугайтесь. Вчера ночью, после того как мы ее уложили, совершила чертовскую глупость. Надо было забыть.., обо всем… Пошла в лодочный домик, стала рисовать дурацкую ерунду, легла только в пять, а Том перед отъездом разбудил меня в восемь.

– Можно взглянуть?

– Ну.., почему нет? Только она не в обычном для меня стиле. Мы прихватили выпивку с собой. В обширное помещение над лодочным домиком, где она устроила студию, вела наружная лестница. Гудел оконный кондиционер. Бидди запустила второй, подошла к интеркому, включила, прибавила звук, я услышал медленный ритмичный шум и вдруг понял, что это глубокое внутреннее дыхание человека, спящего крепким сном.

– Собственно, – объяснила она, – Мори не может проснуться, я просто уверенней себя чувствую, когда слышу.

В студии стоял смешанный запах масляной краски и растворителя. Работы стояли штабелями у стен, а немногочисленные висевшие были полуабстрактными. Темы явно заимствованы у природы – камни, земля, кора, листья. Могучие цвета. Некоторые фрагменты почти символические.

– Это обычные для меня, – указала она на картины. – Вроде старой шляпы. Никакого “опа” и “попа”[12]. Никаких структур, фактур и прорывов.

– Да ведь всем дьявольски надоели чересчур тщательно выписанные лакированные поделки. Вполне можно взглянуть на такие цвета.

Она удивилась и обрадовалась:

– Неужели вы тоже член этого клуба?

– Черт возьми, девушка, я знаком даже с головоломными терминами, не имеющими абсолютно никакого значения. Например, динамическая симметрия.

– А тональное единство?

– Безусловно. Структурное восприятие. Композиционная иконография.

Она громко расхохоталась – хорошим смехом.

– Жуткий бред, правда? Жаргон завсегдатаев галерей, критиков и художников-неудачников. А вы что скажете, профессор Макги?

– Интересно, картины всегда смотрятся одинаково или меняются в зависимости от освещения и от моего настроения? А развешанные на стене не исчезают ли через месяц настолько, что их замечаешь, только когда они свалятся?

Она задумчиво кивнула:

– Согласна. Так или иначе.., я редко пишу фигуры. Но вот что сделала ночью.

Полотно стояло на мольберте – прямоугольник, вытянутый по горизонтали, примерно тридцать дюймов на четыре фута. В самом центре в небольшом просвете сидит, согнувшись, обнаженная женщина, обхватив ноги руками, опустив на колени голову, свесив светлые волосы. А вокруг злые джунгли, пятна острых, как пики, листьев, путаница виноградных лоз, корни, всплески черной воды, мясистые тропические цветы на черно-зеленом фоне. Ощущение полной тишины, неподвижности, ожидания.

Мы смотрели и слышали глубокое дыхание спящей сестры. Бидди кашлянула, отхлебнула и заключила:

– По-моему, очень уж драматично, сентиментально и.., повествовательно.

– Я бы сказал, пусть сидит. Потом вы ее лучше поймете. Она поставила стакан, сняла картину с мольберта, прислонила лицом к стене и отвернулась.

– Пожалуй, пусть не попадается на глаза. Показала другие работы, потом выключила интерком, один кондиционер, и мы вернулись в дом.

– Еще выпьете или, может быть, сделать сандвич?

– При одном условии.

– При каком?

– Быстро выпьем, съедим простой сандвич, и плюхайтесь в койку. Я человек надежный, ответственный, сознательный и так далее. Если что-то понадобится, разбужу.

– Я не могу позволить…

– Горячий душ, чистые простыни, шторы задернуть. Макги обо всем позаботится.

Она зевнула, прикрыв рукой рот.

– Благослови вас Бог. Сдаюсь.

Мы перекусили, и она повела меня вверх по лестнице и по застланному ковром коридору к комнате Морин. Морин спала на спине, лежа посередине двуспальной кровати. Кондиционер выстудил комнату до ощутимой прохлады. Синее одеяло. Простыни и наволочка голубые с белыми цветами. Морин в стеганой пижаме, с распухшим лицом и горлом в красных пятнышках. В тихой комнате царили запахи цинковой мази, медицинского спирта, духов. Ароматы болезни и девушки. Хотя в комнате было темно, на ней красовались перламутровые очки для сна.

• Предыдущая
• 25/58
• Следующая