Увертюра ветра (СИ) - Элер Алиса - Страница 15

   Ничто не могло нарушить ее господства: ни робкий фонарь, ни оконце, ни потеряшка-луна - тьма затопила маленькую улочку до краев, погасив все, до чего смогла дотянуться.

   Лишь в самом конце брезжило маленькое пятнышко света, такое робкое, блекло и трусливо жмущееся к камням, что его можно было принять за наваждение. Но я уцепился за него, как за соломинку; рванул изо всех сил сквозь осязаемую липкую тьму, в три длинных, размашистых шага преодолел разделяющее нас расстояние - и вылетел на соседнюю улочку.

   "Улица Ста Солнц", - припомнил я мелькнувшее днем название. Тогда оно лишь позабавило. Но сейчас, стоя посреди широкой, утопающей в свете мостовой, я не мог сдержать рвущуюся наружу улыбку - и почти детский, давным-давно позабытый восторг.

   По обеим сторонам улицы тянулись фонари. Лиловые, фиолетовые, оранжево-алые, молочно-белые, золотые, цвета весенней зелени и искристого меда - они беспорядочно, не подчиняясь никакой логике, сменяли друг друга в сумасшедшем калейдоскопе Ста Солнц. Мостовая, частично тонущая в чернильном мраке, частично расцвеченная островками света, казалась нереальной, эфемерной, зыбкой - как сон или видение.

   Почти тысяча медленных, заплетающихся от пьянящего счастья шагов слились в один миг, упоительно прекрасный. И когда я, наконец, вышел на соседнюю улицу, то чуть не умер от разочарования - такой отвратительно-скучной и чудовищно невыразительной казалось она после фантасмагорического великолепия Ста Солнц. Почти физическая брезгливость свела челюсти, искривила лицо уродливой маской.

   Я вздрогнул, точно очнувшись ото сна - и насторожился. Даже для меня подобная одурь была странной.

   Вернее, странной была именно одурь, так разительно отличающаяся от периодически накатывающих, накрывающих с головой приступов восхищения и миром вокруг и каждым, даже мельчайшим его проявлением. Неконтролируемое счастье, восторг, легкость и щемящее, трепетно замирающее сердце мне знакомы. Но брезгливость, злость, ненависть?.. Никогда.

   Оборачиваться и провожать взглядом великолепие Ста Солнц я не рискнул - от одной мысли о повторном "очаровании" меня передернуло. И вообще на душе стало как-то мерзко: словно что-то жуткое непонятное только что, пусть и на краткий миг, овладело мной, подчинило собственной воле - и, наигравшись, отпустило.

   А могло и не отпустить.

   "Да что за чушь?! - взорвался я, стряхивая оцепенение. - Что я несу?! Ауру блокировать надо, а не впитывать все эманации мира! И не приписывать собственные низкие мысли и чувства внешнему злу".

   Но ощущение липкого ужаса, сжимавшего сердце маленькой потной ладошкой, не проходило.

   Я прибавил шаг. Страх гнал меня вперед, по полузнакомым улицам, укутанным полуночным кружевом светотени. Мелькали размашистые кляксы фонарей, дома слились в размытую полосу - а я все ускорял и ускорял шаг, почти срываясь на бег.

   ...Он нагнал меня, когда до дома Нэльвё оставался всего квартал. Сорвался в длинном смазанном прыжке, настигая, разом преодолевая разделяющие нас шаги, и пригвоздил к мостовой.

   Только сейчас, столкнувшись с овладевшим мной страхом, я, наконец, понял, что вызван он был не улицей Ста Солнц, а домом Нэльвё.

   Из горла вырвался нервный смешок: это же надо так себя накрутить и загнать! Идиот!

   Страх - наконец, опознанный, проанализированный и убранный в дальний ящик, как надоевшая игрушка - потерял власть надо мной. Тревога никуда не ушла, но, лишенная мистического ореола, который я ей придал, теперь маячила на самом краешке сознания белокосой баньши, не угрожая, но бередя душу своими жалобными песнями.

   Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Тревога... Нэльвё... неужели действительно что-то произошло? Проклятье! Даже вероятности не просмотреть, чтобы подтвердить или опровергнуть подозрения! И ветер молчит.

   Поиграем в угадайку?

   "Неприятности связаны именно с домом?" - задал себе вопрос я и нахмурился.

   Выходило, что да.

   Погодите-ка. Меня ведь никто туда силком не тащит, так что я вполне могу развернуться и...

   А что - "и"? Мне ведь совершенно некуда идти. Не возвращаться же обратно в пустующую Академию! Главный корпус давно закрыт, в студенческое общежитие ломиться бесполезно, а искать преподавателей - чревато. Где живет Корин, я как-то позабыл спросить, а с теми жалкими грошами, что тоскливо позвякивают в карманах, я могу рассчитывать на ночлег лишь в портовом клоповнике.

   Трущобы вызывали у меня гораздо большие (и, в отличие от мифической угрозы, исходящей от дома - вполне обоснованные) опасения, так что из двух зол я малодушно выбрал меньшее.

   "Осмотрю дом, поброжу за Гранью - и уйду, если что-то пойдет не так", - решился я.

   С каждым шагом походка становилась все более напряженной и жесткой, скованной, словно у диковинных шарнирных кукол с далекого Востока.

   Как оказалось - не зря.

   Дом не понравился мне сразу, с первого взгляда. Хотя бы потому, что в нем не горели окна. Вообще. Ни одно. И дверь при моем приближении тихонько заскрипела, покачиваясь на петлях.

   "Открыто", - мрачно подумал я. Поверить в то, что дотошный и заботившийся о сохранности собственной шкуры thas-Elv'inor так пренебрежёт безопасностью, мог только полный дурак.

   Окинув дом внимательным взглядом, я понял, что ошибся. Тоненький луч света пробивался сквозь тяжёлые, но неплотно задернутые шторы. Кажется, здесь должна быть гостиная.

   Какое-то время внутри меня боролись пытливый ум (или, попросту говоря, любопытство) и рациональное логическое мышление (зачем лезть в мышеловку, если знаешь, что это мышеловка, и сыра в ней нет?). Впрочем, недолго: последний капитулировал, и я тихонько, на полусогнутых, прокрался к окну. И привалился к стене, переводя дух и успокаивая бешено колотящееся сердце.

   Отдышавшись, я развернулся, ухватился за ящик с цветами и подтянулся, моля Ее об удаче. Шутки-шутками, а риск был вполне себе: моя рыжая, вызолоченная солнцем макушка, мягко говоря, не способствовала маскировке, и даже напротив - служила отличной мишенью. По счастью, под облюбованным мной окном пламенели бархатцы, и затеряться среди них было плевым делом.

   Глаза удивленно расширились. Мне хватило нескольких секунд, чтобы, заглянув в просвет между шторами, оценить обстановку в комнате. И понадобился целый десяток, чтобы, наконец, оторвать взгляд. Сначала - шокированный, потом - откровенно недоумевающий.

***

   Я увидел Нэльвё сразу: на стуле посреди гостиной с неестественно прямой спиной, безвольно обвисшими, как у тряпичной куклы, руками и гордо вскинутой головой. В невыразительной, казавшейся расслабленной позе thas-Elv'inor читалось напряжение сжатой пружины, натянутой, вибрирующей от звонкого нетерпения тетивы. А в потухших глазах, неотрывно смотрящих в лицо сидящей напротив бессмертной - затаенная, глухая ненависть.

   Вернее, это она него смотрела. И ее лукаво-сощуренного, дивно-фиалкового взгляда было достаточно, чтобы играючи сломить волю Нэльвё, пригвоздить его к стулу и контролировать каждый вздох.

   Жрица Льор. Собственной полулегендарной персоной. "Непревзойденные мастера ментальной магии", драконье пламя им под лопатки! При нынешней правительнице - почти личная гвардия, "элитные" воины для особых поручений. Что же Нэльвё натворил на своей жестокой родине, что по его следу отправили душу двоих жриц, наплевав на негласный запрет выезда за территорию Orfen di-erre ?

   Нет, не двоих. Троих. Я вжался в стену и до побелевших костяшек вцепился в ящик с цветами, когда третья из жриц прошла прямо перед окном, рассеянно мазнув по нему взглядом - пронзительным, томно-вишневым и удивительно цепким. Она бы непременно заметила меня, если бы не была поглощена собственными мыслями: жрица нервничала. Что-то неуловимое выдавало это в каждом ее движении. Резкость на поворотах, напряженный, исполненный трагизма излом рук, наклон головы... или плетка, которую она постоянно крутила в руках, и которой то и дело рассекала воздух злым хлестким ударом.