Перепутья Александры (СИ) - Бахтиярова Анна - Страница 57

   - Ты это сама придумала, психолог наш гениальный, или Вовочка поведал? - меня захлестнуло раздражение. Как смеет Луконина говорить в таком тоне. И о семье, и о моем прошлом! - Вова всё получал на блюдечке! И работу, и карьеру! Бери, не хочу!

   - А если он и впрямь не хотел? - Рита попыталась выразительно приподнять брови и охнула от боли. - Вове никогда не была интересна работа в вашей фирме. Он делал то, что хотел Виктор Валерьянович. Хорошо делал. Только срывался иногда. Но все эти "закидоны" - попытка сбежать. У каждого свои способы прятать голову в песок.

   - Хватит! - я спрыгнула на пол. - Заканчивай профессиональную болтовню. Я в жизни не поверю в Вовины душевные стенания. Потому что знаю его лучше, чем ты. Держи, - я вытащила из сумки упаковку с разработкой семейной фирмы - почти волшебной мазью. - Это мой профессиональный подарок - в разы лучше твоих психологических заморочек. Снимает синяки и отеки за несколько часов. Пользуйся.

   Мне стало неловко за свое поведение, едва я вышла из Риткиного подъезда, но возвращаться и извиняться не стала. Потому что в душе продолжал кипеть гнев. Не только из-за разговоров о Вове. Чаща терпения переполнилась в тот миг, когда Луконина упомянула аварию.

   Ты столько обо мне не знаешь, лучшая подруга! Думаешь, это трагедия на мосту и кома изменили меня. Совершили перезагрузку, превратив вздорного подростка в здравомыслящую девушку. Ошибаешься. В моей жизни есть огромная прореха, которую ты даже не замечаешь. Не видишь. Не чувствуешь. Как же в таком случае ты смеешь утверждать, что разгадала Вову? Хотя чему я удивляюсь? Коли перед тобой пустышка, остается самой придумать глубину и поверить выдумке.

   Нет, я не злая. Умею быть честной с собой. Вернее, специально этому училась. Поэтому на целый миг попыталась допустить, что в Ритиных словах есть здравое зерно. И не смогла. Хоть убейте, не верила я в Вовочкин чувственный внутренний мир. Вздернутый нос всегда был зазнайкой и кривлякой, держащийся за материнскую юбку. Нравится Лукониной видеть в моем сводном брате трагического героя - отлично! Пускай это будет ее личной катастрофой.

   Я включила в машине спокойную музыку. Специально возила с собой с десяток романтических сборников, умиротворяюще действующих на взвинченный рассудок. Открыла окна. Кажется, сегодня будет дождь. Иначе зачем разгулялся ветер? Как приятны прохладные порывы после трех недель жары, ни на миг не ослабляющей липкие щупальца. Выехав из Риткиного двора на оживленную магистраль, я приказала расслабиться натянутым гитарной струной нервам. Впереди длинный день и, вероятно, ночь, злая на меня Света и встреча с мальчиком Борей, желающим показать что-то очень важное. Конечно, при условии что Кондратьев пустит меня в Поток. Вчера подобного желания он не демонстрировал. Только косился, будто это я виновата, что его "напарнице" приспичило ударяться в слезы.

   А, может, Тимофеева не явится сегодня? Людям свойственно верить в чудеса, даже если голова понимает, что им не суждено случиться.

   - Света хочет с вами объясниться, - огорошил заведующий на пороге отделения, будто караулил. - Идите в мой кабинет. И не давите на нее. Для своего же блага.

   - Иначе что? Палкой меня отлупит? Или Каспера натравит? - спокойное настроение, созданное романтической музыкой, улетучилось вмиг.

   Доктор предпочел воздержаться от комментариев. Только крякнул что-то неодобрительное и засеменил прочь.

   - Здравствуй, Саша, - тихо, без эмоций, поприветствовала Света еще до того, как я успела открыть рот.

   Она сидела лицом к окну. Можно было бы подумать, что любуется видом, если не знать о слепоте. Собака-поводырь привычно лежала у ног, демонстрируя покорность и заботу. На мгновение у меня сжалось сердце. Почудился в хрупкой фигурке надлом и глубокая печаль. Но я прогнала сочувствие и попыталась перейти на деловые рельсы.

   - Как ты поняла, что это я?

   - Ты передвигаешься стремительным галопом, - пояснила девушка без тени насмешки. - У каждого человека особая манера ходьбы. Ты все время бежишь, словно опоздать боишься. Павел Семенович ходит размеренно, а когда волнуется или сердится, ускоряется, но шаги становятся мелкими, частыми. У Любы очень тихая, кошачья походка. Она неосознанно старается не тревожить пациентов, словно тишина и покой способны им помочь.

   - Зачем позвала?

   - Извиниться. И объяснить. Я... - она запнулась, а потом зачастила, словно боялась сбиться. - Я признаю, что вчера повела себя глупо. По-детски. Но ты не понимаешь. Не представляешь, каково это. Существовать. А жить только там - в Потоке. Несколько минут дышать полной грудью, а потом ждать, когда они снова наступят.

   - Но это неправильно! - простонала я, присаживаясь на краешек Кондратьевского стола. - Ты себя слышишь, Свет? Жить в Потоке? Он - подделка, помнишь?

   - Для тебя, - сердито засопела она. - Потому что ты живешь полноценной жизнью. А у меня есть только темная комната, из которой никогда не выйти. Помнишь мой Страх? Он оказался реальностью. Его не победить.

   - А Дмитрий? - рубанула я с плеча. - Как он вписывается в твою картину мира?

   - Он - мой! Это всё, что тебе следует помнить. Не смей на него зариться! - мягкие черты лица исказила гримаса ярости.

   - Это безумие, не находишь? - я продолжила попытку переговоров со стеной. - Он даже не знает о твоем существовании.

   - Зачем? - плаксиво поинтересовалась Света, задрожав. Злость молниеносно сменилась выражением смертельного отчаянья. - Зачем ты это делаешь? Неужели, не понимаешь? Он - моё чудо. Моё! Тебе столько дала судьба, Саша. Но ты хочешь забрать то единственное, что необходимо мне, сильнее воздуха. Пытаешься убить мою мечту.

   - Света! - возмутилась я, негодуя от того, сколько злодеяний мне пытаются приписать.

   - Я говорю, как есть. Я видела тебя с ним. Ты хочешь его забрать. Но ведь я первая его встретила. До того, как ты вернулась в Поток. Это моё чудо, не твоё! Ты же хороший человек, Саша. Ты рискуешь жизнью, чтобы помогать людям. Зачем же пытаешься причинить боль другу?

   - Это нечестно, - прошептала я, понимая, что мои бастионы рушатся под натиском чужого горя.

   - Не отнимай его, Саша, - Света заплакала. Неловко. Но надрывно. - Пообещай, что не сделаешь этого. Дай слово!

   И я подчинилась. Не смогла дальше терпеть эту пытку. Ведь, наверное, Света права. Своим вмешательством я беспощадно разрушаю ее сказку. Пусть и нереальную. Тем более, с моей стороны глупо всерьез рассчитывать на отношения с призраком, который в нашем мире может оказаться, совсем не таким, каким демонстрировал Поток. А Света готова принимать ситуация, как есть, не смея надеяться на большее. Все правильно. Но тогда почему на душе такая горечь? Отчего невыносимо хочется кинуться обратно к слепой девушке и крикнуть ей в лицо, что я передумала?

   Остаток дня прошел в тумане. Очнулась я лишь ночью, шагнув в закольцованный мир через Вову. Постаралась не задерживать взгляд на лице сводного брата, чтобы снова не начать думать о Ритиных утренних словах.

   Пляж встретил ярким светом и свежестью. Кожу лизнуло не обременяющее мягкое тепло.

   - Рыжик, - я уткнулась в лошадиную шею, внезапно почувствовав неимоверную усталость. Захотелось расплакаться, пожаловаться на всех обидчиков. Но слезы не пришли. Я просто стояла, не шевелясь, и молчала. Не пытался шелохнуться и конь. Ждал. Момента, когда я буду готова работать. Успокоившись и собравшись с мыслями, я заглянула в черные блестящие глаза. - Поможешь найти Борю?

   Рыжик кивнул и дунул в лицо. Мол, какие печали, подруга? Помогу, чем смогу.

   Отчего-то полет не доставил привычных неудобств. Хотя и длился невероятно долго. Словно после грохота пресловутой пушки мы летели сквозь время и пространство. В поисках нужной эпохи. Рыжик парил легко, напоминая зависшего в небесах орла. Я сидела спокойно, позабыв о высоте и опасности. Появилось чувство, что крылатый конь никогда не позволит мне разбиться.