Искушение - Макдональд Джон Данн - Страница 1

• 1/36
• Следующая

В эту апрельскую пятницу, – был первый в году жаркий день, – я около шести вечера подъезжал к дому. «Порше» цвета меди, брошенный моей благоверной как попало, приткнулся к обочине. Я загнал в гараж сначала свою, потом ее машину.

Интересно, где она, Лоррейн? Может, дома, но не исключено, что где-нибудь по соседству добирает свою послеобеденную норму. Звать ее бесполезно: не захочет отвечать – не ответит. Скажет потом, что не слышала.

Муж должен бы радоваться, возвращаясь домой под вечер. Но это давно уже не мой случай. Все восемь лет нашего брака, остававшегося бездетным, я работал у ее родителя, Э. Д. Мэлтона из «Строительной компании Э. Д. Мэлтон». Это был маленький бледный человечек с громоподобным голосом и лицом отварного карпа. Он принадлежал к тем низкорослым субъектам, в которых глупость и раздражительность сочетаются с непоколебимой уверенностью в собственной пожизненной правоте.

Я и не подозревал еще, что в этот самый вечер Винсент Бискай вынырнет из моего прошлого, «яко тать в нощи». Что соблазн огромного богатства замаячит передо мной, завораживающий и пугающий. Знай я все, что мне предстояло, уж наверное я бы не пришел в тот вечер домой.

Но нет: с миной человека, всегда и всюду сознающего свой долг, я переступил порог безвкусного коттеджа на Тайлер-драйв, подаренного нам к свадьбе родителями Лоррейн, и вскоре обнаружил ее в спальне. Она сидела перед туалетным столиком в желтых трусиках и бюстгальтере, занимаясь маникюром. Бокал с коктейлем находился, разумеется, в пределах досягаемости.

Бросив беглый взгляд на мое отражение в зеркале, она сказала:

– Хелло!

Я присел на край кровати и поинтересовался:

– Что ты думаешь делать?

– А что значит «что ты думаешь делать»? Я что, непременно должна «думать делать» что-нибудь?

– Похоже на то, что ты куда-то собираешься?

– Я привожу в порядок ногти, как видишь.

– Но ты уходишь?

– Кто тебе сказал? Ирена скоро подаст на стол.

– Ее не было, когда я пришел.

– Ну, может, она была в погребе или в клозете. Она мне о таких вещах не докладывает.

– Хорошо, хорошо, Лорри, не волнуйся. Теперь я, по крайней мере, кое-что знаю: ты приводишь в порядок ногти, мы обедаем дома. Как ты вообще провела день?

– Ты же знаешь, жара несусветная. Мы все изжарились, так что моей подружке Манди пришлось наполнить бассейн. Но вода оказалась чертовски холодной.

Я прикинул на глазок, сколько она успела принять. Коктейль на столе мог быть, по моим расчетам, третьим. Безобидная поначалу привычка года через два после женитьбы выросла до размеров грозной проблемы – проблемы, наличие которой она, впрочем, не собиралась признавать. Я представления не имел, отчего она пьет. Возможно, оттого, что несчастна. А так как мы муж и жена, часть вины, вероятно, лежит на мне.

Я наблюдал за ней и в который раз изумлялся: ежедневные и изрядные дозы спиртного как-то не отражались на ее внешности. Она все еще оставалась весьма привлекательной женщиной. Воспитание, полученное в свое время Лоррейн и ее братцем, было без преувеличения ужасным – отсюда и все их беды: лень, хандра, распущенность. А все же порой в ней что-то вспыхивало, оживало. Правда, нечасто. И уж совсем редко мы с ней вдруг проникались взаимной нежностью. Тогда хотелось верить, что теперь мы начнем все сначала и все у нас наконец изменится к лучшему. Но к лучшему не менялось ничто и никогда.

Я подошел к ней сзади, положил руки на обнаженные плечи, подушечкой большого пальца мягко-мягко провел по шее. Она досадливым движением стряхнула мои руки:

– Господи, ну, Джерри!

– Я только думал, что… – пробормотал я.

– У тебя же там в конторе есть та самая Лиз. Или ее уже не хватает?

– Вздор! Знаешь ведь, что это чушь! – сказал я и, отойдя от нее, снова присел на край широкого и пустынного ложа, закурил. Придется ей рассказать. К сожалению, то немногое, в чем жизнь сохраняла какой-то смысл, тоже пришло к бесславному концу.

– Лорри, мы не поладили с твоим отцом. Помнишь Парк Террас, место нашей новой застройки?

– Да. И что же?

– Ну что за тон?! Потрудись выслушать меня, может, что-нибудь и поймешь. Он обещал мне когда-то полную свободу действий. Это самый крупный заказ из всех, полученных нами. Я месяцами пахал, как вол, чтобы мы доросли наконец до нескольких дорогих, престижных проектов. Конъюнктура на рынке сейчас и без того неблагоприятна. А он взял и плюнул на все мои замыслы – приспичило ему построить сотню коробок, скучных, похожих как две капли воды, на то, что он строил годами. Но это катастрофа, мы прогорим. То есть понятно, что прогорит в первую очередь он, но и нам придется не слаще.

Она повернулась на стуле-вертушке, взгляд ее стал ледяным.

– Нет, но до чего же ты умен, Джерри! Вот что я тебе скажу, раз и навсегда: мой старик знает, что делает. Он всегда добивался своего, и впредь будет так же.

– Подфартить может и дураку. Все зависит от того, когда, где и что начать. Счастливое совпадение – и ты на коне. Но потом-то везения уже мало. Пускай твой отец не надеется, что и теперь все сложится само собой. Сегодня он меня, считай, ограбил: вся моя работа насмарку. С меня хватит. Я с ним расстаюсь.

Кажется, мне удалось все-таки удивить ее. Даже глаза расширились.

– И как ты себе это представляешь?

– Еще не знаю. Нужен хоть какой-нибудь наличный капитал, чтобы самому встать на ноги. Продам нашу долю акций, и лучше всего не посторонним, а фирме. И этот отвратный дом купит кто-нибудь, для кого важно жить в престижном квартале.

– Дом – и моя собственность тоже, а я ничего не подпишу. Опять ты зарываешься, мой дорогой. Куда ты уйдешь? Не зная толком, как деньги зарабатывают.

– Можно подумать, я ничего не зарабатывал до того, как тебя встретил!

…Когда меня демобилизовали после окончания второй мировой войны, я заметался: переезжал с места на место, начинал что-то и тут же бросал. Порой приходилось туго, но тогда это мало смущало меня. Был даже случай, когда я сидел в «рено» в компании смуглых и крепких ребят и мы рассуждали, как обчистить казино. Правда, в какой-то момент я струхнул и быстренько возвратился домой, в Верной. За год до смерти моей матери я выклянчил у нее денег – все, что нам оставил отец, – и влез в строительное дело. Прошло время, и мое имя было уже кое у кого на слуху: Джерри Джеймсон, строительный подрядчик. Мне это дело нравилось. Я вник в ремесло и справлялся, право, не хуже других.

Так оно и шло – вплоть до того дня, когда на пикнике я познакомился с Лоррейн Мэлтон. Тогда, в июле 1950-го, она только что окончила колледж. Привез ее с собой отец. С этим скучноватым, заносчивым и не слишком умным человеком мне приходилось встречаться и прежде.

Никогда я не видел создания более обворожительного, чем тогдашняя Лорри с ее черными блестящими волосами и ярко-голубыми глазами. Она была в шортах из акульей кожи, в желтой блузке; ноги такие длинные, что у меня при взгляде на них захватило дыхание. Движения грациозные, как у какой-нибудь балерины, а узкая талия еще более подчеркивала полноту ее округлостей, буквально притягивавших к себе взгляды нескольких холостяков. Улыбалась она зовуще и лукаво, и у нее совершенно не было времени для меня.

К тому времени я, видно, созрел для брака, а потому и вступил с ходу в жестокую борьбу. Если бы не тогдашняя лихорадка, я, может, и сумел бы взглянуть на нее объективнее, обратил бы внимание на ее капризы, на некоторую алчность, прорывавшуюся изредка, на уже обозначившееся пристрастие к выпивке. Она выросла с твердым убеждением, что на свете нет ничего важней ее персоны, и только живой темперамент, так много значащий для молоденькой девушки, мешал с отчетливостью проявиться ее истинному характеру.

Пятнадцатого августа мы обвенчались и после незабываемо утомительного путешествия на Бермуды поселились в доме, подаренном нам к свадьбе и расположенном меньше чем в квартале от особняка ее родителей.

• 1/36
• Следующая