Современный венгерский детектив - Череш Тибор - Страница 42

— Правильно, товарищ Чордаш, — согласился с ним Фельмери. — Так вот вспомните, пожалуйста, где девятнадцатого июля ночью были установлены красные сигнальные лампочки?

— Тут и вспоминать нечего, — возразил Чордаш заносчивым, пожалуй, даже хвастливым тоном. На мгновение он забыл об испорченной скатерти, хотя рука его продолжала гладить разрез, словно больную рану. — Если завтра утром вы навестите меня на службе, в отделе, я смогу вам совершенно точно сказать, где в указанную вами ночь горел красный свет.

— Нам это нужно знать сейчас, немедленно, уважаемый товарищ главный инженер, — с подкупающей улыбкой заметил Шалго. — Вы, как государственный служащий, товарищ Чордаш, а точнее, как лицо, облеченное доверием, знаете, что такое вопросы государственной безопасности. Поэтому мы и обратились именно к вам…

Мужчина весь вытянулся в струну от мгновенно наполнившей его и теперь распиравшей изнутри гордости.

— Минуточку терпения, товарищи. Сейчас. Только переоденусь.

Полчаса спустя они уже были в конторе товарища Чордаша и тщательно, графу за графой, просматривали «Журнал ведения дорожных работ». Шалго только головой покачивал при виде аккуратности, с которой были оформлены все журнальные записи. Тем временем из желтого шкафа был извлечен скоросшиватель и в нем за несколько секунд найден акт № 068/19.

— Вот, пожалуйста. На этой схеме мы видим, так сказать, все нужные нам данные, — гордо произнес товарищ Чордаш и, словно полководец, устремив вперед указующий перст, вытянулся во весь свой крохотный рост. — Вот этими красными кружками, — принялся пояснять великий человечек, — обозначены места, где установлены лампы красного цвета. Как вы видите, в тот день на пяти объектах моими рабочими производились дорожные работы. Цифры вверху обозначают день начала работ, внизу — дату окончания.

— Отлично, — похвалил Фельмери. — Давно не видел такой четкости в делопроизводстве. Подозреваю, что товарищ Чордаш тайком окончил какую-нибудь военную академию.

— Академий я не кончал. И даже на военной службе никогда не был. Но я привык думать. И привык во всем соблюдать порядок.

— Полагаю, товарищ начальник, что Фюред вы знаете как свои пять пальцев, — сказал Шалго.

— Еще бы не знать! — воскликнул Чордаш. — Да я здесь родился и вырос. В школе здесь учился. А с сорок пятого года бессменно на государственной службе состою. В этом со мной никто не может сравниться. Так сказать, рос вместе с нашим городом… Я тут не то что каждую улицу — каждого жителя в лицо знаю!

— Тогда вам нетрудно будет сказать, вот эти два объекта на каких улицах находятся? — спросил Шалго и показал на два красных кружка вблизи кардиологического санатория.

— Конечно, нетрудно. Этот — на улице Майва, а этот — на улице Балванеш. На первом объекте меняют водопроводную магистральную трубу, а на втором просела мостовая. Наверное, подмыло снизу асфальт грунтовыми водами. В ближайшие три дня работы будут закончены на обоих объектах.

— Но лампочки красные там и сейчас горят? — уточнил Шалго.

— Конечно.

— А из этих двух улиц какая поднимается в гору?

— Обе. По улице Майва движение одностороннее, по улице Балванеш двустороннее.

Шалго задумчиво разглядывал схему, и Фельмери, словно угадав его мысли, спросил:

— А если ехать от Шиофока и свернуть на улицу Балванеш, дорога будет идти в гору или под гору?

— В гору.

На всякий случай они записали названия и остальных улиц, где девятнадцатого июля ночью горел красный предупредительный свет.

— Еще один вопрос, — сказал Шалго, пока Чордаш перевязывал шнурком папку с документами и ставил на полку скоросшиватель. — Не знаком ли вам случайно профессор Матэ Табори? У него дача в Эмеде.

— Он яхтсмен? Как же, знаком! Разумеется, только понаслышке. Лично не имел чести. Наша знаменитость местная, так сказать.

— И сестру его знаете?

— Чокнутую художницу? — Чордаш как-то странно ухмыльнулся. — Знаю. Да ее все тут у нас знают.

— Лично?

— Нет, лично тоже, так сказать, не удостоен. Но издали частенько доводилось наблюдать за ихней работой. На берегу озера, с мольбертом. Сказывали, на конкурсах красоты до войны она неоднократно избиралась местной «королевой побережья». Только я, так сказать, в те времена не очень бывал зван на эти самые конкурсы…

— Да, в молодости она была очень хороша собой, — подтвердил Шалго. — Вы, конечно, слышали и о том, что после войны Бланка Табори усыновила ребенка из сиротского дома.

— Еще бы! Знаю, конечно, я этого месарошского мальчонку, так сказать.

Шалго изумленно уставился на Чордаша.

— Месарошского? Значит, у мальчика был отец?

— У всякого ребенка должен быть отец, так сказать. Только Месарошем его прозвали не по отцу, а потому, что подкинули его в дом к Месарошам. В сорок первом это было, если меня память не обманывает. Однажды ночью позвонил кто-то в калитку к Месарошам. Господин Месарош — наш здешний адвокат. Вышел он к калитке, а там никого. Только корзина плетеная стоит на земле, и в ней младенчик, так сказать, месяцев трех-четырех от роду. Господин Месарош ту корзину в руки и с ней в полицейский участок. Винце, наш тогдашний участковый, сам дежурил в тот вечер. Составил он протокол по всей форме, и все дела. От него я и слышал эту, так сказать, историю…

— А где этот Винце живет?

— Не живет он, так сказать, больше нигде. Помер. В прошлом году еще. Хороший был человек. Он все проверки после Освобождения чистым прошел. Никаких к нему претензий не было. Потом он еще долго у нас в дорожном отделе работал.

— А что этот ваш Винце с тем найденышем сделал? — продолжал допытываться Шалго.

— А что ему делать? Вызвал наутро господина адвоката к себе и поладил с ним, договорился, так сказать, что господин Месарош сам отвезет мальчонку вместе с полицейским протоколом в Веспрем, в сиротский приют. Это я совершенно точно знаю.

— Интересно, — заметил Шалго. — Но откуда вам известно, что приемный сын художницы Табори и есть тот самый подкидыш господина Месароша? Это вам сам адвокат говорил?

— Нет, товарищ. Адвокату Месарошу сказали потом в приюте, что его подкидыш помер. А я про это знаю опять-таки от самого Винце. Он и прозвал инженера Казмера Табори «месарошским мальчонкой». Потому как он, так сказать, запомнил в свое время, что у мальчонки родимое пятно было на левой лопатке. Большое пятно. Со сливу величиной. Это он и в протоколе записал. Так вот, Винце как-то случайно увидел Казмера Табори летом на пляже и сразу про тот ночной случай вспомнил.

Совершенно верно, мелькнуло в голове Шалго, у Казмера на левой лопатке большое родимое пятно!

— Очень интересно, — вслух проговорил он. — А где сейчас живет адвокат Месарош? Если он, так сказать, еще живет?

— На улице Петефи. В той же самой вилле, что и до войны. Уже лет пятьдесят. В пятьдесят первом, правда у него, как у человека одинокого, эту виллу национализировали. Тогда адвокат в Будапешт переехал, к какому-то своему родственнику, так сказать. Говорят, даже подсобным рабочим был. А в пятьдесят восьмом или пятьдесят девятом возвратился он обратно, в наш Фюред. Брат его, каноник Месарош, добился у властей, чтобы вернули ему, так сказать, его виллу. Конечно, к тому времени виллу ту здорово перестроили. Так как все эти годы ее занимала местная контора «Заготвино».

— Как зовут адвоката Месароша?

— Балинт. Балинт Месарош.

— А брат его, каноник, тоже живет вместе с адвокатом?

— Нет, каноник живет в Веспреме. У епископа служит. Слышал я, что скоро он уходит на пенсию.

Шалго тяжело поднялся.

Фельмери предложил Чордашу отвезти его домой на машине, но тот, поблагодарив, отказался.

— Пройдусь пешочком, подышу свежим воздухом. Озоном, так сказать…

Илонка Худак ожидала их все это время в машине.

— Я уж беспокоиться начала, дядя Оскар, — сказала она. — Думаете, приятно вот так сидеть ночью одной и ждать?

— Не везет тебе, дочка! — пошутил старый детектив, усаживаясь поудобнее. — Вот видишь, опять никто тебя не похитил. Ну что ж, сначала посмотрим улицу Балванеш. Поезжай, юноша, а я буду команды подавать.