Мастера детектива. Выпуск 12 - Эксбрайя Шарль - Страница 14

Мы пересекли всего одну национальную автостраду — никаких кордонов и патрульных машин — и оказались в относительной безопасности. Я гнал «ситроен» по узкой извилистой дороге, на прямых участках разгоняясь до девяноста километров в час.

В ходе подобных операций Сюрте не перекрывает все дороги подряд. У себя в штабе они втыкают в карту булавки с флажками и начинают рассуждать: «Они выехали отсюда во столько–то, следовательно, во столько–то должны быть здесь». Именно в этих районах они ставят кордоны и предупреждают дорожную полицию. Это чем–то напоминает расходящиеся по воде круги: чем больше времени прошло, тем шире и дальше отодвигается линия обороны. До этого момента я считал, что мы опережаем их на шаг, может быть, они даже не знали, что мы в Type. Но теперь я не смел рисковать и был вынужден скрываться на боковых дорогах, а это означало, что линия обороны может нас опередить. Так или иначе, а к вечеру они должны были предупредить швейцарских пограничников.

Очень хорошо. Сегодня вечером мы будем еще только в двухстах километрах от швейцарской границы, и не исключено, что к завтрашнему утру часть кордонов уже будет снята. Это напомнило мне еще кое о чем.

— Мы должны позвонить Мерлену.

— Зачем? — тут же спросил Харви.

— Чтобы поддерживать связь, а заодно узнать, не выяснил ли он чего–нибудь нового… Да, мистер Маганхард, если не возражаете, я бы хотел, чтобы он послал телеграмму от вашего имени.

— Зачем? Кому? — удивился тот.

— Капитану вашей яхты и команде. Что вам очень жаль, что так получилось, и вы надеетесь, что их скоро выпустят — что–нибудь в этом роде. Разумеется, ее перехватит полиция и, возможно, решит, что вы уже в Париже. Это может помочь.

Он издал свой металлический смешок.

— Хорошая мысль.

* * *

Когда мы выехали за пределы цветущей долины Луары, дорога стала еще более ухабистой и извилистой. Неровные обочины, корявые деревца и запущенные живые изгороди — все говорило о том, что никому до этого нет дела. И дорожные знаки тоже представляли собой старые ржавые таблички туристского клуба Франции, погнутые усилиями нескольких поколений местных мальчишек, бросавших в них камни.

Снова начался дождь, вскоре перешедший в настоящий ливень — вдоль обочин заструились мутные потоки воды, испещренные маленькими водоворотами. Шеренга тополей вдоль дороги напоминала промокших до нитки часовых, дожидающихся смены караула.

Харви снова углубился в изучение карты, затем сказал:

— Значит, вы хотите проехать южнее Клермоя–Феррана и углубиться в Овернь?

— Совершенно верно.

— По таким колдобинам быстро не проедешь.

— Если заблудимся, всегда можно спросить дорогу у полицейского.

Харви продолжал пристально смотреть на меня. Тут в разговор вмешался Маганхард.

— Теперь мы знаем, что нас разыскивает полиция. Что будет, если нас остановят?

Я пожал плечами.

— Если это не местный жандарм на велосипеде, от которого легко оторваться, мы остановимся.

— Что случилось с бравыми стрелками? — насмешливо спросила девушка. — Полиция — это для вас слишком?

— В каком–то смысле — да. Перед выездом мы с Харви договорились, что в полицейских стрелять не будем.

— Договорились? — удивился Маганхард. — А кто, собственно, давал вам такие полномочия?

— Мистер Маганхард, мне казалось, что вы не любите стрельбы.

— Я оплатил ваши услуги через месье Мерлена, — сухо отчеканил он, выстреливая каждое слово с размеренностью телетайпа. — Любая договоренность должна быть заключена либо с ним, либо со мной.

Мы с Харви переглянулись.

— Мы ранили его чувства, — со вздохом сказал Харви. — Кейн, остановитесь на следующем перекрестке. Я думаю, мы сможем добраться автобусом до Шатору, а оттуда поездом до Парижа.

— Давайте поставим вопрос по–другому, мистер Маганхард, — сказал я. — Хотите ли вы, чтобы мы стреляли в полицейских?

— Я хочу знать, почему вы решили этого не делать, вот и все, — после паузы ответил он.

— Если вы не видите разницы между наемными убийцами и жандармами, которым приказали вас арестовать… что ж, предположим, мы не будем затрагивать моральную сторону этого вопроса. Но подумайте, что с вами будет дальше.

— Не понимаю.

Я глубоко вздохнул.

— Насколько я понимаю, для вас это путешествие — лишь полдела. Когда оно закончится, вы же не захотите оказаться в положении еще более худшем, чем вы находитесь сейчас. В настоящий момент полиция разыскивает вас по обвинению в изнасиловании. Они будут стараться, потому что вы крупная шишка, а когда такие люди уходят от правосудия, всегда находится кто–то, кто начинает вопить, что это превратилось в тенденцию. Но это всего лишь изнасилование: помимо нас, у них есть и другие дела — ограбления банков, убийства, побеги из тюрем, угон машин — да все что угодно! Но стоит нам убить полицейского, и они бросят все дела и начнут охотиться только за нами. И даже если нам удастся ускользнуть, то рано или поздно они разыщут вас хоть в аду и добьются вашей выдачи. Ни одна страна в мире не будет защищать убийцу полицейского; у них ведь тоже есть своя полиция. Я достаточно ясно выразился?

— Если только это правда. Просто не верится, что полиция так отреагирует.

Харви закурил свои «Житан» и глубокомысленно заметил:

— Это образ мысли полицейских. На самом деле они не так уж против того, чтобы кто–то нарушал законы в принципе. Они ничего другого и не ждут. Разумеется, они работают над этими делами, но ровно в шесть расходятся по домам. Они не считают, что наступил конец света, если кто–то решил сделать своей жене пластическую операцию с помощью топора. Даже если ему удалось выкрутиться. — Харви выпустил струю дыма в ветровое стекло. — Полицейские вовсе не против, если ребята вроде нас удирают от них. Они тоже к этому готовы, и им это даже нравится. Тем самым мы подчеркиваем, что боимся их и уважаем. Но убийца полицейского? Он не убегал, Он не выказал ни малейшего уважения, и тем самым он не просто нарушает закон — он пытается его уничтожить. Он разрушает все, что, по их мнению, они защищают — закон, порядок, цивилизацию, — и так считает каждый из них. Это превращается в личное дело каждого. И они поймают этого человека во что бы то ни стало.

— Весьма любопытно, — пробурчал Маганхард.

Машина неслась вперед. Вокруг потянулись широкие зеленые пшеничные поля с большими фермами, с трех сторон окруженными каменной оградой и открывавшимися прямо на дорогу дворами, где копошились гуси, утки и куры. У гусей и уток был оскорбленный и встревоженный вид, словно у герцогинь, попавшихся на мелкой магазинной краже; куры же, судя по всему, решили, что чем дальше от дороги, тем лучше.

В остальном дорога была пустынной. Услышав шум приближающейся машины, люди оборачивались, ожидая увидеть соседа.

— Откуда вы все это знаете? — наконец спросила мисс Джармен. — Вы… я хотела сказать, кто вы такие?

— Я телохранитель, мисс Джармен, — спокойно ответил Харви.

— Но… как вы им стали?

— Точно так же парни спрашивают проституток, как они дошли до жизни такой, — сухо заметил он.

— Наверное, просто повезло, — подсказал я.

Харви улыбнулся.

— Я работал телохранителем в американской службе безопасности. Меня послали в Париж, когда встречались президенты. Мне здесь понравилось, я уволился, остался… и открыл частную практику.

Я заметил, что при этом его лицо осталось совершенно бесстрастным.

— Когда это было?

— Несколько лет назад.

Что ж, возможно, до увольнения он не был алкоголиком, а его болезнь является лишь прямым следствием этой «частной практики».

— А вы, мистер Кейн? — продолжала девушка.

— Я… что–то вроде торгового агента. В основном работаю на английские фирмы, экспортирующие свои товары на континент.

— Я думал, что вы были во французском Сопротивлении! — резко вмешался Маганхард.

— Нет, мистер Маганхард. В отличие от распространенного мнения, во французском Сопротивлении сражались именно французы, а не англичане или американцы. Я служил в Отделе особых операций. Меня сбросили с парашютом, чтобы я помог Сопротивлению организовать снабжение оружием и медикаментами. Только и всего. Воевали французы, а я лишь заряжал для них оружие.