Поющие Вечности - Глушановский Алексей Алексеевич - Страница 54

– Идем завтракать! – Прервала их беседу Аленка. – Все равно, пока мама не проснется, никуда вы не поедите! Девушка казалось, совершенно опечалилась изза прямого отказа Лаурелин в помощи её подруге. И на то имелись веские основания. Слишком уж хорошо она знала своего брата, и упрямый огонек, вспыхнувший в его глазах, дал ей вполне достаточно оснований считать, что как бы то ни было, но он своего добьется!

* * *

– И как я позволила себя уговорить на эту авантюру?! – вслух возмущалась высокая и статная рыжеволосая женщина, идя по коридорам областной больницы. – Можно подумать, у меня других дел нет! Работы – умотаться, а я тут экскурсии вожу!!! – Она посмотрела на Артура, тенью скользящую у него за спиной Лаурелин и недовольно поморщилась. – Елена Васильевна Королева, кандидат медицинских наук и один из ведущих хирургов областной больницы, и раньше отличалась редкостной прямотой слов и действий. Сейчас же, судя по довольно «замотанному» виду, глубоким теням под глазами, и подчеркнуто высоко поднятому подбородку дела обстояли далеко не самым лучшим образом.

– Что, все так плохо? – сочувственно спросил Артур.

Врач молча кивнула. После смерти своего мужа, Елена Васильевна – ранее большая говорунья и хохотушка, сильно переменилась, замкнулась, предпочитая словам – действия, и находя отдушину только в своей работе. Каждый больной становился для неё вызовом, который она бросала смерти, стремясь отобрать у неё добычу. И свои неудачи в этой неравной борьбе она переживала очень остро. Впрочем, жаловаться Елена Васильевна не любила, и потому в её отделении, и среди пациентов у неё сложилась репутация женщины суровой и решительной.

– Как сказились все, – наконец, сквозь сжатые губы вымолвила она. – Такого наплыва пациентов со времен Смутных Лет не было. – Крестоносцы эти… На всех подряд нападают, целую «охоту за ведьмами» развернули… Никто им не указ… До сентября власти еще хоть чтото делать пытались, а сейчас и вовсе, встали в позу «напуганного страуса», – ничего не видим, ничего не слышим, делайте что хотите, только нас не сильно обижайте! И те – пользуются…!!! – Помня о проблемах Артура, она тщательно избегала в своей речи нецензурных выражений, однако, по той экспрессивности и небольшим паузам которые она делала после некоторых слов, было ясно видно, что характеристики для виновных в таком наплыве нуждающихся в лечении у неё были самые нелестные.

– Все. Пришли. – Останавливаясь возле очередных дверей, она развернулась к своим собеседникам.

– Значит так. В палате – не шуметь, халаты, бахилы, маски – не снимать, говорить только шепотом, а лучше и вовсе молчать. – Всем все ясно? – она обвела свирепым взглядом своего племянника и его телохранительницу, проверяя, как выполняется её приказание. Судя по тону, ей крайне не нравилась необходимость допускать в святаясвятых больницы посторонних людей и тем более нелюдей. И то, что этими посторонними являлись её собственный племянник, а так же могущественная волшебницафейри, ни в коем разе не меняли её отношения к происходящему.

Собственно, убедить женщину в необходимости данного похода было отнюдь не так просто. Несмотря на то, что сын брата её мужа, долгое время живший в её доме, и практически вырастивший её дочь, являлся зарегистрированным бардом, и неоднократно творил в её присутствии вещи просто невозможные для обычного человека, она до сих пор относилась «ко всякой там мистике» с нескрываемым подозрением.

Если бы не Лаурелин, то, пожалуй, этот поход и вовсе бы не состоялся, как бы не настаивали на его необходимости Артур и Аленка. Но вот прошедший после легкого поглаживания эльфийки сильный варикоз, исчезнувшие после нескольких нажатий на позвоночник боли в спине, и пропавший после пары глотков из протянутой Дини Ши фляжки застарелый «кашель курильщика» заставили Елену Васильевну несколько пересмотреть свои убеждения. Лишать своих больных дополнительного шанса изза собственных принципов, она считала недопустимым, и потому, все же выполнила настойчивую просьбу своего племянника. Но удовольствия эта уступка у неё отнюдь не вызывала.

– Понятно? – Она вновь свирепо осмотрела барда и фейри.

Лаурелин молча кивнула. Идеально правильное лицо её сейчас своим выражением напоминало маску снежной королевы. Дини Ши в больнице не нравилось, и не нравилось весьма активно. Она вообще не понимала, зачем Артур явился сюда, тем самым, заставив и её посетить это место. Барды не могут исцелять, а она вполне ясно показала, что не собирается этого делать.

Кроме того, ей не нравилось то, что для этого похода, Артур заставил её снять привычные, надежные, прочные и удобные доспехи. Не нравилась грубая человеческая одежда, в которую он заставил её одеться. Одно дело, одеть такое ненадолго, ради хорошей шутки и перед отнюдь не чужим человеком, с которым теперь они связаны на весь остаток жизни, и совсем другое – носить это постоянно, ради спокойствия и сохранения нервов какихто неведомых, и совершенно для неё не важных людей.

Она даже предложила просто наложить на себя морок[9], или даже гламур[10], замаскировав тем самым свои доспехи и оружие, но и этого он не позволив, приведя совершенно абсурдную мысль о том, что воздействие этих заклинаний может оказаться вредным для больных.

Так же ей не нравилось то, что добираться до этого невероятно раздражающего её заведения, пришлось на какойто глупой и вонючей самоходной повозке, а не на спине верного Мунина, который, между прочим, мог бы доставить их сюда куда быстрее…

В общем и целом, Лаурелин нестерпимо хотелось когонибудь убить. Она даже подумывала над возможностью просто высвободить наконецто свою ауру, что, учитывая общую ослабленность многих из находящихся здесь людей, несомненно привело бы как минимум к паретройке смертей, однако сочла подобные действия несколько… неспортивными. Ну неинтересно это было бы – убивать мало того что неспособных к хотя бы символическому сопротивлению созданий, так еще и не имея возможности лично пронаблюдать за их гибелью. Недостойно Кровавой Охотницы!

Сделав такой вывод, она прекратила бесплодно злиться, и просто следовала за бардом, исполняя свою работу телохранителя и не отвлекаясь ни на что более. Так что требования Елены Васильевны по правилам поведения были сочтены вполне разумными, ничуть не мешающими выполнению основной задачи и, в общем и целом, даже довольно таки удобными.

А вот Артур несколько призадумался, не отводя взгляда от суровых глаз своей тёти.

– Обещать не могу. – Наконец произнес он. – Я Бард, и если почую, что это требуется для излечения, то буду и петь, и танцевать, да хоть на голове ходить, – главное, чтобы помогло. Однако если без подобного можно будет обойтись, то обещаю вести себя как можно тише и незаметней.

Скептически хмыкнув на столь уклончивое обещание, Елена Васильевна, тем не менее, посторонилась, давая им доступ в палату.

* * *

– Ну и? – Тихо обратилась к замершему у старой металлической кровати Артуру врач. – Ты здесь. Что ты будешь делать? – Бард растерянно пожал плечами, и обернулся на стоящую у двери фейри. Та демонстративно сложила руки на груди, и прислонившись к косяку, обвела переполненную палату равнодушным взглядом, словно показывая «Я – просто телохранитель, и ничего более. Добрые чудеса отпускаются по строгому лимиту, лимит на ближайшие сто лет исчерпан. В запасе остались только неприятности. Количество неограниченно, за выдачей обращаться в любое время».

Елена Васильевна, вслед за племянником, тоже взглянула на фейри, и неодобрительно покачала головой. Ей, доктору по профессии и призванию, видящей в исцелении больных основной смысл своей жизни, была совершенно непонятна занятая Дини Ши позиция.

Еще в дороге, узнав о том, что эльфийка, с такой легкостью и скоростью исцелившая её застарелые, и, на современном уровне медицины весьма сложноизлечимые болячки направляется в больницу лишь как телохранитель её племянника и даже не думает оказывать никому помощь, она только вздохнула и промолчала. Причем, по её лицу было совершенно очевидно, что если бы не присутствие рядом Артура, слова бы у неё нашлись… Много интересных, незатасканных слов, выражений и даже фраз, наиболее полно с её точки зрения характеризующих ту девушку, которая может помочь столь многим, но изза какогото каприза не желает этого делать. Однако этика врача, и любовь к племяннику не позволяли ей причинить ему боль, высказав свое мнение в подобающих этому случаю выражениях.