Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью - Кунц Дин Рей - Страница 7

• Предыдущая
• 7/63
• Следующая

— Я не могу быть вашим водителем, мэм.

— Я поеду рядом с тобой, чтобы получше тебя узнать.

— Извините, но я действительно не могу быть вашим…

— Я Эди Фишер. Формальностей не люблю, так что можешь звать меня Эди.

— Благодарю, мэм. Но…

— Меня назвали в честь святой Эйдгит. Она была девственницей и мученицей. Не буду утверждать, что я девственница, но, глядя на то, как мир соскальзывает в темноту, я еще могу стать мученицей, хотя такого желания у меня нет. Как тебя зовут, дитя… или ты не уверен в этом так же, как и в том месте, куда едешь?

В прошлом я пользовался вымышленными именами. И сейчас имело смысл поступить так же, хотя бы для того, чтобы в десятитысячный раз не объяснять, откуда взялось мое настоящее имя. Но я сказал правду:

— Меня зовут Одд Томас.

— Ну, разумеется, — кивнула миссис Фишер. — И если ты хочешь получать жалованье наличными, меня это вполне устроит. Пожалуйста, открой мне дверцу, Одди.

Одди и Эди. Я видел и насладился фильмом «Шофер мисс Дейзи», но не видел себя таким надежным и благородным, как Хоук в исполнении Моргана Фримена.

— Мэм…

— Называй меня Эди.

— Да, мэм. Проблема в том, что я ищу опасного человека, одного дальнобойщика, который одевается как маскарадный ковбой, а может, он ищет меня.

Без колебания она расстегнула молнию своей большой сумки, чтобы показать мне пистолет, лежащий среди прочих дамских вещей:

— Я смогу позаботиться о себе, Одди. Обо мне не волнуйся.

— Но, мэм, честно вам скажу…

— Теперь, когда ты меня заинтриговал, тебе от меня не отделаться. Дитя, мне необходима толика опасности, чтобы кровь бежала по жилам. В последний раз это произошло в Элко, штат Невада, когда мы с Оскаром обвели вокруг пальца этих государственных дураков и помогли бедняжке вновь попасть домой.

— Бедняжке? — переспросил я.

— Неважно. — Она застегнула молнию. — Давай найдем твоего маскарадного ковбоя, раз уж ты этого хочешь.

Я открыл дверцу. Она села в лимузин.

Двенадцатицилиндровый двигатель и два топливных бака лимузина «Мерседес» обеспечивали и высокую скорость, и долгий пробег между заправками.

Ни единого облака не плыло по небесному морю над головой, а Прибрежная автострада плавно поднималась на холмы и сбегала с них.

Устроившись на пассажирском сиденье рядом со мной, с большой черной сумкой на коленях, миссис Фишер указала на детектор радаров, закрепленный на приборном щитке, и еще на какое-то устройство (она назвала его лазерным фойлером), которое, по ее словам, создавало помехи, не позволяя определить нашу истинную скорость. Она заверила меня, что даже при нарушении закона поймать нас не удастся. Я никогда не слышал о лазерном фойлере, но она заявила, что он очень надежен и «создан на основе последних достижений научно-технического прогресса».

Сказала, что с ее прежним шофером, Оскаром, они объездили все Соединенные Штаты, от Мэна до Техаса, от штата Вашингтон до Флориды, не раз и не два, и зачастую стрелка спидометра заходила за число 100, но им никогда не выписывали штраф за превышение скорости. А они побывали в сотне больших городов и в тысяче малых, забирались в горы и пустыни, лишь бы дорога годилась для проезда сверхдлинного лимузина.

Автомобиль, на котором она ездила теперь, производил впечатление. Вибрации от колес практически не передавались на корпус, и казалось, что мы плавно плывем на юг, словно автострада превратилась в быструю реку.

— Оскар был хорошим работником и идеальным другом, — рассказала мне миссис Фишер. — Такой же неутомимый, как и я, ему всегда хотелось куда-то ехать. Я знала его лучше, чем любого из моих братьев. И я бы хотела узнать тебя так же хорошо, как знала его, Одд Томас. Даже если я доживу только до возраста Оскара, мы проедем вместе многие тысячи миль, и путешествие куда приятнее, если попутчики — друзья и понимают друг друга. Итак… ты гей?

— Гей? Нет. Почему вы подумали, что я гей?

— Ты же преследуешь этого наряженного ковбоя. Мне без разницы, дитя. Я ничего не имею против геев. Мне всегда нравились мужчины, так что я понимаю, почему они нравятся тебе.

— Я не люблю мужчин. То есть они мне нравятся, я не мужененавистник, но я их не люблю. Кроме как в том смысле, что мы должны любить ближнего своего. Но под этим подразумеваются мужчины и женщины. В общем и целом. Вы понимаете, человеческие существа как вид…

Она одарила меня улыбкой доброй бабушки, понимающе кивнула, потом сказала:

— Значит, ты бисексуал.

— Что? Господи Иисусе. Я не бисексуал. У кого найдется на это время и силы? Я просто говорю, что теоретически я люблю все человечество, а это не означает, что я хожу со всеми на свидания.

Она мне подмигнула.

— Ты хочешь сказать, что ты гей теоретически, но не на практике.

— Нет. Я не гей ни теоретически, ни на практике.

— Может, ты не признаешь любви?

— Нет, отнюдь. Я люблю девушку. Мою девушку, Сторми Ллевеллин… она для меня единственная и всегда такой будет. По велению судьбы мы навеки будем вместе.

Смею заметить, я не полный идиот, когда дело касается разговора, хотя у читателя и могло сложиться такое мнение. Но надо учесть, что меня отвлекали и психический магнетизм (я старался сделать так, чтобы меня тянуло к ковбою, а не его ко мне), и освоение навыков вождения огромного лимузина.

— «По велению судьбы мы навеки будем вместе», — повторила миссис Фишер. — Это мило. Ты очень милое дитя.

— Однажды мы получили карточку от гадальной машины на ярмарке, и в ней так и было сказано.

Когда стрелка спидометра проползла число 90, автострада уже воспринималась взлетной полосой. Я чувствовал, что мы вот-вот оторвемся от земли.

— Я надеюсь, ты не из тех современных молодых людей, которые думают, что можно обходиться без женитьбы? — спросила миссис Фишер. — Ты собираешься жениться на этой девушке, так?

— Да, мэм. Это все, чего мне хочется.

— Ты говоришь это не для того, чтобы доставить удовольствие старухе и сохранить новую работу, правда?

— Да, мэм. Я не соглашался работать у вас. Я не ваш водитель.

— Называй меня Эди.

— Да, мэм.

— Ты ведешь мой автомобиль, будто водитель. Возможно, конечно, что я в старческом маразме и мне все это только чудится. Когда ты собираешься жениться на Сторми?

— Точную дату назвать не могу, мэм. Сначала я должен умереть. Подождите. Мне надо это объяснить. Сторми… видите ли, она умерла, и мы не можем быть вместе в этом мире, только в последующем.

— Это правда? Да, я вижу, что правда. Так ты веришь в жизнь после жизни?

— Да, мэм. Сторми верила в две жизни после жизни. Она говорила, что этот мир — тренировочный лагерь, предназначенный для того, чтобы закалить и испытать нас, подготовить к следующей жизни, в которой нам придется служить какой-то великой идее. Наша третья и вечная жизнь приходит после второй.

— Какая уникальная концепция.

— Не так чтобы уникальная. Вы же слышали о Чистилище, в которое верят католики. Что ж, возможно, следующая жизнь и есть это Чистилище… только без беготни, прыжков, криков и демонов.

— Это логично, — кивнула она.

Удивленный, сколь быстро она согласилась с идеями Сторми, я спросил:

— Правда?

— В восемьдесят шесть лет, дитя, я уже знаю, что мир куда более загадочное место, чем осознает большинство людей, и каждый момент жизни полон смысла и значения. Собственно, я узнала все это в двадцать шесть лет, одной безумно жаркой ночью в маленьком городке Одинокий Опоссум.

— Одинокий Опоссум? Никогда о нем не слышал.

— Одинокий Опоссум, штат Аризона. Не многие о нем слышали. Но придет день, может, и скоро, когда его название будут знать все люди этого мира.

Мысль о том, что Одинокий Опоссум приобретет мировую известность, порадовала ее, потому что она широко улыбнулась, отчего на обеих щеках появились ямочки, а потом удовлетворенно выдохнула, как случалось в ресторане после того, как посетители добивали тарелку приготовленного мною хаша с ростбифом.

• Предыдущая
• 7/63
• Следующая