Прогулка по висячему мостику (СИ) - Трубицина Екатерина Аркадьевна - Страница 25

- Ген, насколько я в курсе, Лазурка дерет много, а платит мало.

- Ирчик! Ну скажи мне, родненькая, пожалуйста, когда я жил на деньги от выступлений, а?

«Солнышко, свет Натальюшка» принесла меню. Генка, ни о чем не спрашивая Иру, сделал заказ. Он хорошо помнил все ее гастрономические пристрастия. Ире иногда казалось, что он замечает абсолютно все и абсолютно все всегда помнит. Недаром она прозвала его «мастер на всю голову». Близилось время выхода на сцену, и Генка попросил «солнышко, свет Натальюшку» проводить Ирину к ее столику.

Генка подарил Ире сказочную ночь. Она давно так не расслаблялась. Он действительно абсолютно все замечал и абсолютно все запоминал. Запоминал не умом, а всем своим существом. Будучи невероятно общительным человеком, Геннадий вращался в самых различных кругах и, впитывая в себя все тонкости человеческой (и не только) сущности, затем мастерски выдавал на сцене всю соль извечного божественного фарса. Ира удивилась, встретив его на арене цирка, а теперь вообще не понимала, что он там забыл.

Время пролетело незаметно. На сцене продолжал скакать, заполнявший Генкины паузы на переодевания, кордебалет, а к ней подошла «солнышко, свет Натальюшка» и передала просьбу Геннадия зайти в гримерку.

Он ждал ее уже разгримированный и переодетый, бодрый и веселый, как будто изнуряющей ночи на сцене вовсе не было.

- Ирчик, скажи честно, если устала. Я отвезу тебя домой. А если нет – пошли бродить!

- Генка! Пошли бродить!

Они вышли из здания и спустились на пешеходку. Рассвет едва намечался. В звенящей предутренней тишине еле слышно шуршал галькой морской прибой.

- Искупаемся? – спросил Гена.

- Наш… – удивленно и радостно, громким шепотом подражая прибою, прошелестела Ира.

Они разделись полностью, благо время суток не вменяло в этикет обязательность плавок и купальника, и поплыли в прохладной воде.

- Ну вот, Ирина Борисовна, – начал Генка, когда они вновь оказались на пешеходке, – душеньку Вашу бесценную я, как истинный Баб Ёг, накормил, напоил, в море прополоскал, а вот теперь Вам, милая Вы моя, и ответ держать само времечко. А скажите-ка мне, разлюбезная, почему это я, бродя по свету по белому, ни разу не видал Ваших выставок-то, персональных-то, а?

- Не беру уж я давно краски всякие, да и кистью не вожу боле по холсту.

- Так почто ж тогда, распрекрасная, мужика-то ты свого ухайдокала? Ввергла в зависть-то его в чернушшую, в пьянку горькую, беспробудную.

- Да никуда я его не ввергала!

- Да знаю, знаю и в том не виню. Сам дурак! Ты мне лучше скажи: серьезно, что ли, не пишешь?

- Да. Серьезней некуда.

- И давно?

- Последнюю написала в ночь ухода. И всё.

- Во, дела! Знаешь, я, когда узнал, что ты все бросила и уехала, хотел найти тебя, и даже попытался поначалу, но потом понял – раз так сделала, значит, всерьез хочешь многое из своей жизни вычеркнуть.

- Знаешь, я действительно его безумно любила… И сейчас, до сих пор люблю, но не того, от которого ушла. Я не уловила момента, когда умер в нем тот, кого я по сей день люблю. Знаешь, очень страшно хоронить любимых, но еще страшней, когда его оболочка вроде как рядом, ты можешь ощущать ее тепло, целовать, обладать – а это не он. Он – умер. Знаешь, последнее время, ложась с ним в постель, я чувствовала омерзение измены, своей измены тому, кого люблю, с тем, кто до безобразности нагло занял место любимого.

- Ирчик… старые раны разбередил?

- Да нет… Шрам давно затянулся. Уже не больно.

- Чем сейчас занимаешься?

- Дизайном.

- А в какой сфере?

- Вообще, в основном занималась полиграфией, немного интерьерами и ландшафтом, а недавно сделала большой проект по мебели.

- Палладина, я тебя поздравляю! Из талантливого, даже гениального живописца, пусть в узких кругах, но достойно признанного, переквалифицироваться в рисовальщика визиток и чертежника табуреток! Потрясающая карьера!

- Генка! Не язви! Знаешь…

- Ирчик, не заводись! Я знаю – ты все способна превратить в шедевр. Только вот всегда нужно помнить, что талант, это не Дар Божий – это Крест. Громадный тяжелый Крест, который ты обязана нести всю жизнь, и нести правильно, иначе… Иначе все пойдет наперекосяк.

- Знаешь, Ген, по-моему, я правильно несу этот Крест. В моей жизни все здорово. Мне нравиться жить так, как я живу.

- А за последнее время с тобой ничего странного не происходило, а?

- Происходило, но…

- Ирка, спинным мозгом чувствую, за последние полгода-год не я первый тебе о твоем живописном прошлом напоминаю. Признайся – так?

- Признаюсь – так. Ты хоть о нем знаешь, а первый напомнивший понятия не имел вовсе.

- А вот это – как?

- Он, без задней мысли, ничего не подозревая, показал мне мою последнюю работу.

- И что?

- В смысле – что?

- Ирчик, так ведь это знак! Серьезный знак! Когда это случилось?

- Этой зимой.

- И ты до сих пор ничего не пишешь?

- Я боюсь… и работы много было… Поехали ко мне, я покажу тебе мебельные эскизы, ну и все остальное.

- Решила оправдаться наглядным материалом?

- Генка!!!

- Едем, едем. Ты даже не представляешь, как я хочу увидеть твои работы, что бы они собой ни представляли и в каком бы жанре ни были выполнены, и какими средствами.

Они поднялись по лестнице в районе стадиона. Уверенно светало. У «Золотого колоса», будто по заказу, ждало такси.

Не успели они войти в квартиру, как ворвалась всклоченная спросонья Наташка.

- Ир, ты уже проснулась?

- Я еще не ложилась и только что пришла. Познакомься – Геннадий Васильевич Логинов. Ты его уже видела. На арене цирка.

- Очень приятно – Наташа, – вовсю жеманилась Натали.

Генка тут же подхватил ее манеру и выдал сторицей в поцелуе руки и сообщении, что для такой очаровательной особы он просто «Генусик». Наташа густо покраснела и выскочила из Ириной квартиры, как пробка из бутылки, забыв, зачем пришла, точнее, какой повод для этого придумала.

- Что это было? – Генка состроил такую уморительную рожу, что с прослушиванием ответа пришлось повременить по причине приступа неукротимого смеха, приключившегося с «ответчицей».

- Это, Геночка, ФСБ и ЦРУ, а по совместительству СМИ местного значения.

- Понятно. А я, было, подумал, наивный, что это – всего лишь face control.

- И face control тоже. Кофе?

- Давай.

Они переместились на кухню, где Генка отогнал Иришку от плиты и сам принялся хозяйничать. В итоге на столе красовался целый шикарный завтрак.

- Генка, так не честно!

- Уж извини, Ирочка, но я хорошо знаю: хоть ты и на кухне – бог, но терпеть ее не можешь, или что-то изменилось?

- По поводу кухни ты прав, но я о другом.

- О чем?

- Я тебе про себя рассказываю, а вот о тебе ничего не знаю. Как ты? Где ты? Цирк – это ведь так, блажь?

- Ну почему? Ты ведь сама меня в клоуны отправляла!

- Так ведь несерьезно же!

- Ладно, колюсь. В цирке действительно несерьезно. Денег попросили в помощь, а я попросился поработать. Естественно, отказать не смогли, а теперь и как уйти – не знаю. «Геннадий Васильевич! Ну, пожалуйста! Ну, еще в одну Тмутаракань съездим!». Вот уж два года так маюсь. Сам не рад.

- Генка! Да ты у нас, никак, олигарх, раз цирк у тебя спонсорскую помощь клянчит!

- Ну, до олигарха мне еще далековато, но от нищеты не страдаю. У меня несколько небольших предприятий в разных странах. Так что с голоду умереть мне пока не удается. Ирчик, я бы с удовольствием вложил в тебя деньги, а потому давай посмотрим, что ты творишь и вытворяешь.

- Ген, подожди! Расскажи мне все-таки, как у тебя с театром-то?

- С театром? Ну, поступать в театральный мне окончательно надоело не так уж и давно. Историю-то эту знаешь? Почему не брали?

- Наслышаны…

- Сам придумал! Видишь ли, поступать начал по юной дурости, потом в привычку вошло, а потом прикалываться начал.

- Догадывалась… А с театром-то, все-таки, что?