Ладья света - Емец Дмитрий Александрович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/59
• Следующая

После непродолжительных поисков Корнелий выудил из сумки газету «Вестник Эдема», которую еще утром должен был доставить двум златокрылым, патрулировавшим небо в районе Стромынки, и стал ее читать. В конце концов, чужие газеты — это же не чужие письма? Газета некоторое время упрямилась, обращая внимание Корнелия на то, что предназначена совсем не для нет, но потом успокоилась и показала новости.

Главная новость была уже на первой странице. Настоящая сенсация! Буквы, сообщавшие о ней, были размером с ладонь. Они выпрыгивали из газеты и зависали в воздухе.

— Ну дела! — закричал Корнелий, подбегая с газетой к Варваре. — Лигул перекраивает историю, как пальто! Вот смотри: был в войну эпизод! Не такой, как двадцать восемь героев-панфиловцев, более скромный. Но тоже в Подмосковье, тоже осенью 1941-го. Есть такая речка — Жабенка. На ней три человека уничтожили два немецких танка и сами погибли.

— И?.. — без особого интереса отозвалась Варвара.

— И отдел Лигула, есть такой отдел по фальсификации истории, теперь пытается все испортить!

— Как?

— Мрак подделал приказ о переводе одного из этих троих в другую часть. Этот приказ они смогли переправить в прошлое, и парня действителен перевели в другую часть до боя. Тот бой он пережил и погиб уже в сорок четвертом.

— А эпизод с танками?

— Сгладился. Исчез из всех архивов, из газет, отовсюду. Нет его больше.

— Почему?

— Откуда я знаю? Может, оставшиеся бойцы уничтожили не два танка, а один, а это уже не тема для статьи? Ну подбили где-то танк и подбили. В общем, из-за отсутствия одного бойца все пошло криво. — Корнелий увидел, что в горячности комкает газету, и, поспешно расправив ее, спрятал в сумку. Златокрылые — народ суровый. Терпеть не могут мятых газет.

Варвара пальцем качнула свисавшую на проводе лампочку. Выражение ее лица было трудноопределимо. Корнелий испытал острую досаду, что она отнеслась к изменению истории так равнодушно. Женщина — что с нее взять? Из ребра сделана, а в ребре, как подтвердит любой доктор, нет даже костного мозга!

— Кстати, Варя, когда День Победы? — спросил он будто вскользь.

— Дядю своего проверь! — огрызнулась Варвара. — Это даже дети знают! Десятого мая!

— Никакого не десятого! Девятого! — торжествуя, воскликнул Корнелий.

Варвара молча взяла его за волосы и развернула лицом к стене, на которой висел календарь:

— Красный кружок видишь? Десятого мая День Победы! А девятого — обычный непраздничный день!

— Это сейчас так! А раньше было девятого!!! Маленькое событие изменило историю!

Варвара нахмурилась:

— Из-за одного несчастного танка, что ли?

— История — как колесики в часах: одно событие сдвигает другое. Уверен. Лигул знал, какой пункт самый уязвимый.

Варвара остановила качающуюся лампочку и подула на пальцы. Лампочка была горячей.

— Жаль, в прошлое нельзя попасть! — сказала она с таким же рассеянным выражением лица.

Связной света подышал на очки и протер их майкой. Потом опустился в кресло и закинул ногу на ногy. Он обожал рассеивать ошибочные заблуждения. Недаром Эссиорх дразнил его Знайкой.

— Конечно, нельзя! — признал он. — Это нереально! Хотя чисто теоретически, если бы кто- то взял крылья одного из светлых стражей и, допустим, сломал их, одновременно представив, куда он хочет перенестись, то вполне возможно, что высвободившаяся энергия… Шанс, конечно, небольшой, но…

Варвара наклонилась и ласково потрепала Добряка по загривку. Тот удивленно вскинул морду, потому что чаще всего игры его хозяйки были грубого, хватай-заваливающего свойства. Сейчас же Варвара гладила собаку долго, очень долго. Присела и своим носом водилa по холодному носу пса. Добряк даже вопросительно заскулил, не понимая, как к этому относиться. Попытался прихватить ее руку зубами, но она не отозвалась на приглашение к более конкретной игре.

Затем Варвара выпрямилась и подошла к Корнелию. В глазах у нее была мука.

— Скажи мне что-нибудь! — попросила она.

— Ку-ку! Бе-бе-бе! — легкомысленно отозвался Корнелий.

— Спасибо. Я запомню твой голос таким.

Варвара рассеянно кивнула каким-то своим думам, явно не имевшим отношения к переписыванию истории, мило улыбнулась Корнелию и, зачем-то наклонившись, двумя руками взялась за ножки его кресла.

— Эй! Что ты делаешь? — крикнул Корнелий, но было уже поздно.

Варвара резко дернула ножки на себя, и Корнелий вместе с шатким блоком из трех кресел оказался на полу. В следующую секунду выхваченный тесак перерезал кожаный шнурок, на котором висели крылья Корнелия.

— Ты что? — завопил Корнелий, пытаясь схватить свои крылья, но не успел.

Прежде чем он вскочил, Варвара положила крылья с болтавшимся шнурком на стол и занесла над ними тесак. Корнелий застыл, боясь сдвинуться с места.

Стиснув зубы, Варвара смотрела на ручку тесака. Корнелий видел, что она примеривается, опасаясь отрубить себе пальцы.

— Прости! Но так правда будет лучше!

— Кому лучше? Ты с ума сошла!

— Не бросай Добряка! Пусть он всегда будет с тобой! Не позволяй ему долго бегать — передняя лапа плохо срослась. И из перехода не уходи — я оставляю его тебе!

— Варя, что ты несешь?!

— И в главном ты не прав! Я тебя все-таки любила! Как могла, конечно, но любила! — зажмурившись, Варвара тесаком ударила по крыльям.

Корнелий запоздало прыгнул к ней, но его отбросило слепящей вспышкой света. Он ударился спиной о стену и лишился чувств. Очнувшись, Корнелий с трудом поднялся. Его шатало, он хватался за стулья. Стены тускло золотились, выцветая остаточной магией.

Лежащие на столе крылья казались испорченным сувениром. Корнелий протянул к шнурку руку, и тот рассыпался в порошок. К крыльям связной света так и не отважился прикоснуться. Он и без того знал, что в них нет уже ни капли вечности, а других крыльев у него никогда больше не будет.

Но даже не это причиняло теперь Корнелию боль, а совсем другое. Он присел на корточки и стал раскачиваться взад и вперед, как сумасшедший. Рядом бегал скулящий, ничего не понимающий Добряк.

Неожиданно Корнелий вспомнил о флейте. Он схватил ее, поднес к губам — и понял, что магической силы у флейты больше нет. Но все равно это была флейта, знакомая ему до мельчайшей царапины, до вздутия лака на нижнем колене, до легкой искривлённости, заметной, только когда смотришь вдоль флейты на источник света.

Но все равно Корнелий не убрал флейту от губ, а играл, играл, изливал через нее свою тоску, казалось, что никогда он не делал это так хорошо. Запертое в груди сердце через флейту прорывалось наружу горестными, полными тоски звуками.

Варвара оказалась в окопе, когда бой был в мои разгаре. Сзади угадывались еще окопы, а этот, использующий небольшую возвышенность, был выдвинут к заросшему камышом ручью, проложившему русло в овраге, от старой мельничной плотины. Не сразу, но Варвара сообразила, что это и есть речка Жабенка.

Окоп походил на грязный ров — слизанный дождями, раскисший. Под ногами хлюпала вода. Где-то близко трещали винтовочные выстрелы, короткими очередями огрызался пулемет. Варвара пыталась увидеть немцев, чтобы понять, в кого все стреляют. Наконец разглядела фигурки, перебегавшие по полю с противоположной стороны оврага и то и дело залегавшие. Впереди цепи двигались три танка, похожих на медлительных черепах. Временами танки останавливались и стреляли, и по тому, с какой силой вздрагивала земля, Варвара могла судить, ударил ли снаряд близко или далеко. Взрывы снарядов были быстрыми, сухими, с мгновенным и низким разлетом земли — совсем не такие, как в кино.

Варвара проставляла себе войну другой. А тут и бегали все медленно, и танк не решался полезть в неглубокий овраг, а вертелся на его краю, вращая башней. Варвара поймала себя на мысли, что не может испугаться. Ей не пришло в голову, что дело в том, чти она попала на войну сразу, вдруг, внезапно. Война же процесс длительный, растянутый во времени. В нее входят не только смерти и артобстрелы, но и хроническая усталость, и холодные ночи на сырой земле, и отмороженные пальцы, и недосып, и простуда, и ноги, гниющие в мокрых портянках.

• Предыдущая
• 24/59
• Следующая