Чистый огонь - Арчер Вадим - Страница 64
- Предыдущая
- 64/85
- Следующая
Но не случилось. Ему уже не быть настоящим магом, гордым своим призванием, уверенным и в себе, и в своем месте в этом мире. Ему уже не сесть на белую лару под восхищенные взгляды младших учеников и не унестись в небо. Его ноги обречены твердо ступать по земле.
Задумавшись, Эрвин вдруг споткнулся и чуть не упал – его нога зацепилась за торчащий из земли корень. Твердо ступать… Он хихикнул про себя, а затем засмеялся вслух, благо на дороге никого не было и некому было принять его за сумасшедшего.
А если бы и было кому – что ему, бродяге, их мнение? Какое ему дело до того, за кого его примут? Эрвин смеялся и смеялся, не в силах остановиться – это пусть дипломированные маги заботятся о том, за кого их примут! И не важно, на небе ты или на земле – твердо ступать невозможно, если ты забылся, утратил бдительность! В одно мгновение он словно освободился от невидимых пут, и ему вдруг стало легко и безразлично – он точно так же смеялся бы посреди базарной площади, размахивая котомкой и закинув лицо к небу.
Как все, оказывается, было просто! Он думал, что потерял, а он приобрел – то, чего никогда не получить дипломированному магу, связанному обязательствами перед академией, которая учила его, и перед нанимателями, которые платили ему жалованье. Свободу. Свободу голодать, бродить по миру, браться за любое подвернувшееся дело, свободу выбирать пути и позволять судьбе играть ими. Свободу быть самим собой.
Да и кто сказал, что ему не быть настоящим магом? Академия? Наставники, утверждавшие, что нельзя стать настоящим магом без напутственного слова ректора? Что ему этот ректор, когда он сам себе слово! Никто не мог запретить ему быть магом, потому что он родился магом, – точно так же, как никто не мог запретить ему быть человеком, потому что он родился человеком.
Эрвин смеялся и смеялся посреди разбитой, пустынной дороги – голодный, невыспавшийся, без гроша в кармане, без малейшего понятия, куда он придет, что с ним случится за следующим поворотом, он никогда еще не чувствовал себя таким счастливым. Все его невзгоды, и прошлые и будущие, казались ему недорогой ценой за это знание.
* * *
Поздним вечером Эрвин увидел на горизонте городскую стену. Его усталые ноги сами собой зашевелились быстрее. Нужно было успеть в город до закрытия ворот, а там – таверна с горячей, сытной едой, теплая гостиница… У него еще оставались кое-какие медяки после покупки новой одежды и шаффы, и этого должно было хватить на несколько дней, если тратить разумно. А что дальше – там видно будет.
Стражники уже возились со спусковой лебедкой, когда он вошел под каменную арку ворот. Может, они и не заметили бы невзрачного бродягу с тощей дорожной сумкой через плечо, но Эрвина вдруг дернуло обратиться к ним.
– Какой это город? – спросил он у ближайшего стражника.
– Зулран, – машинально ответил тот и вдруг, насторожившись, уставился на него. – А ты кто такой?
– Да никто, – пожал плечами Эрвин. – Просто иду, и все.
– А что тебе здесь нужно?
– Да ничего, – снова пожал плечами Эрвин. – Поесть, переночевать…
– А ну-ка, поди сюда, – скомандовал ему стражник.
– Это еще зачем?
– А затем, что мы должны осматривать каждого, кто приходит к нам в город. Чтобы не пронес чего недозволенного – оружия там или чего еще.
Эрвин впервые слышал, что путников обыскивают на входе в город. Однако порядки везде были разными, и он подчинился. Что здесь могут найти у него – разве что кинжальчик мага, который никак не мог считаться оружием. Он равнодушно смотрел, как стражник полез к нему в котомку, как откинул верхний клапан…
– А это что?! – раздался торжествующий возглас. Стражник вытащил из котомки Эрвина руку с зажатым в ней пучком сушеной травки. – Клянусь зеленой рожей Гбызга, это же шаффа!
Гбызг, насколько помнилось Эрвину, был каким-то свиррским воякой, чьи выдающиеся заслуги в деле уничтожения себе подобных вот уже несколько веков помнили не только сами свирры, но и все, кто считал наилучшим доказательством своей правоты какую-нибудь штуковину потяжелее, лучше всего железную.
– Ну и что, что шаффа? – недоуменно спросил он, только сейчас вспомнив, что у него после ночной вылазки осталась целая охапка этой травки, взятой с запасом.
– А то, что к нам запрещено ввозить шаффу. Здешние свирры с ума сходят – сначала по ней, а после от нее – и устраивают беспорядки в городе. Градоначальник запретил ввозить ее, но всегда находятся ловкие парни вроде тебя, потому что она здесь ценится на вес золота. Нам велено ловить таких и доставлять в городскую тюрьму для суда.
– Для суда? – переспросил Эрвин. – Значит, меня будут судить?
– Будут, – подтвердил стражник, цепко хватая его за локоть, – как миленького. Посидишь в тюрьме годок-другой, чтобы впредь знал, как нарушать порядок, и считай, что дешево отделался.
– Но я же не знал…
– Ври больше – тебе-то самому она не нужна. – Он кивнул своему напарнику: – Позови наших, пусть отведут этого шельмеца куда надо.
Эрвин от растерянности не стал вырываться, хотя, наверное, было самое время сбежать. Пока он соображал, как же теперь быть, напарник сходил в будку и привел оттуда еще двоих вооруженных пиками стражников, в чьи обязанности, видимо, входило провожать нарушителей порядка куда надо. Один из них взял на плечо котомку Эрвина с вещественным доказательством его вины, затем они подхватили его под локти и повели по ночному городу.
Сначала оба стражника шли молча и зорко следили за каждым его движением, но, убедившись, что парнишка попался несильный и, похоже, смирился со своей участью, они понемногу начали переговариваться друг с другом о бабах, о вчерашней пьянке, о том, что назначенного градоначальником жалованья не хватает на хорошую жизнь, и о других, не менее интересных вещах. Эрвин почти не слушал их – припомнив, как выглядел Юстас после непродолжительного пребывания в тюрьме, он твердо решил, что ему самому там делать совершенно нечего, тем более что он не чувствовал за собой никакой вины.
Стражники между тем расслабились настолько, что их пальцы перестали впиваться Эрвину в локти. Выбрав переулок потемнее, он рванулся из их рук и, высвободившись, стремглав кинулся туда. Они замешкались только на мгновение, но этого хватило, чтобы Эрвин скрылся во тьме переулка. Стражи порядка помчались вслед за ним.
Он несся по переулку, слыша за спиной топот и разъяренные крики стражников, пока на его пути не выросла высокая каменная стена. Вдоль стены шла дорога, но Эрвин не стал тратить драгоценные доли мгновения на пустые гадания, куда ему метнуться, вправо или влево. Вместо этого он подстегнул себя заклинанием левитации, подпрыгнул и, ухватившись руками за камни верхней кромки, пташкой взлетел на стену.
– Стой! – взвыли его преследователи. – Не смей!
Перед тем как спрыгнуть на другую сторону, он оглянулся на них, но в следующее мгновение, почувствовав острую боль в левом боку, понял, что этого не нужно было делать. Пущенная сильной рукой пика чуть не свалила его со стены и теперь висела на нем, застряв в куртке. Эрвин вырвал ее и отшвырнул назад, одновременно соскальзывая вниз. Левому боку стало жарко и мокро, очень мокро. Эрвин с ужасом вспомнил о Дике, но кикимора, по счастью, сидела с другой стороны. Он чувствовал, как она под курткой вцепилась ручонками в его рубашку.
Выпрямившись после прыжка, он увидел роскошный трехэтажный особняк, вольготно раскинувшийся посреди просторной лужайки, обнесенной высокой каменной стеной. И действительно, что еще могло оказаться за такой оградой, разве что тюрьма. Несмотря на скверное положение, в котором он оказался, и на усиливающуюся боль в левом боку, Эрвин не удержался от смешка при мысли, что он сам, собственными усилиями мог бы забраться туда, куда его с таким усердием пытались доставить конвоиры.
Судя по их крикам, они бежали снаружи вдоль ограды. Глянув в ту сторону, Эрвин увидел ворота особняка и какое-то движение около них. Ну конечно же эта роскошь охранялась. Он бросился через лужайку, чтобы перемахнуть через противоположную стену, но не успел добежать и до середины, как охранники заметили его и кинулись к нему наперерез, размахивая оружием.
- Предыдущая
- 64/85
- Следующая
